Заложник зла (ЛП)

Но мои глаза не тянутся к его. Я не могу заставить их подняться с пола.
Он рычит и хватает меня за челюсть, поворачивает и прижимает меня к стене так сильно, что я задыхаюсь.
— Спайдер, подожди…
Прежде чем я успеваю вымолвить еще хоть слово, его губы завладевают моими.
Унижение пронизывает меня насквозь. Я не могу поверить, что он целует меня вот так прямо посреди ресторана, сюда может вернуться кто угодно в любой момент.
Всю свою жизнь меня учили, что такого рода привязанность предназначена только для мужа и жены, но также и тому, что даже между ними это должно происходить строго за закрытыми дверями. В Колонии незамужнюю женщину, уличенную в таких распутных действиях, как это, выставили бы голой по улицам, публично выпороли и заклеймили бы шлюхой.
Потрясенная, с ослабевшими коленями, я хватаюсь за его порез спереди. Низкое рычание удовольствия вырывается из него. Крепко прижимаясь ко мне, он одной рукой зажимает мои запястья между нами, а другой сжимает мои волосы. Он наклоняет мою голову так, как ему нравится, в то время как его рот раскрывает мой, требуя.
Страх и стыд пронзают меня, и все же, когда губы Спайдера пожирают мои, по моим венам также пробегает дрожь, заставляя мою кровь кипеть. Никогда в своей жизни я бы не представила себя, дочь пастора, которая должна была стать вершиной чистоты и добродетели, целуемой до безумия в задней части ресторана этим диким и опасным мужчиной.
Это безумие, совершенно нелепо, но, несмотря на все, что произошло между нами, все мое тело горит. Зажатая между стеной и его мощным телом, жар его поцелуя заставляет меня чувствовать головокружение, пока мои руки не перестают давить на его грудь и вместо этого сжимают переднюю часть его пореза, сжимая кожу, как будто он воздух, а я изголодалась по кислороду.
От него исходит глубокий гул, полный одобрения. Мои чувства колеблются, и любая надежда сохранить здравый смысл быстро исчезает. Я хнычу от его мародерского поцелуя, отчаянно пытаясь не потеряться в нем, сохранить ненависть и гнев за все, что он сделал. Они — моя единственная надежда сохранить рассудок рядом с этим человеком.
Затем его язык врывается внутрь, один обжигающий поцелуй, и я теряюсь.
Моя голова гудит от желания, мое сердцебиение отдается в ушах. Как будто он осознает свое влияние на меня, он углубляет поцелуй. Его язык безжалостно грабит, и он целует меня так сильно, что его зубы царапают мои.
Когда он, наконец, поднимает голову, моя грудь вздымается, и я, вероятно, упала бы на пол к его ногам, если бы он не прижимал меня к стене.
Без его губ на моих, просачивается осознание ситуации. Звон посуды с соседней кухни и отдаленный звук голосов посетителей достигают моих ушей. Стыд и гнев заставляют мое лицо пылать.
— Спайдер, ты не можешь делать это здесь! — шиплю я, снова толкая его в грудь.
Он ухмыляется. — А я не могу? — он хватает мой подбородок пальцами и отталкивает мою голову назад, прижимая ее к стене так, что я ничего не могу сделать, кроме как беспомощно смотреть на него. Его глаза блестят, вызывая меня на бой с ним.
— Давай проясним одну вещь, — его голос такой грубый, что звучит почти демонически, — ты принадлежишь мне. Я могу делать с тобой все, что захочу, и никто тебе не поможет.
О Господи, он прав. Я видела, как люди смотрели на нас, когда мы входили сюда. Они боятся Бандитов. Никто не посмеет вмешаться.
Моя грудь быстро поднимается и опускается. Мой взгляд устремляется к пустому входу в зал. Его кулак сжимается вокруг моих волос, захватывая мою голову, не оставляя мне возможности, кроме как смотреть только в его пылающие, собственнические глаза.
— Пришло время что-то сделать с твоей гребаной стыдливостью. — Его губы насмехаются над моими, соблазняя меня погрузиться в его мир греха и разврата. — Я должен отвести тебя туда и согнуть прямо над столом. Сделав это прямо у всех на глазах.
Да помогут мне небеса, нет.
Не доверяя себе, чтобы говорить, я резко качаю головой.
Его рука отпускает мою челюсть и опускается к груди, скользя с коварной медлительностью по ней и вниз. Пальцы Спайдера останавливаются на поясе моих штанов, дразня мои страхи и заставляя мою кожу покалывать одновременно.
  
Затем возникает новый страх, быстро переходящий в панику.
Забудь, что нас кто-то видел. Если он решит взять меня прямо сейчас, для него будет почти невозможно не обнаружить бумажник, засунутый сзади в мои трусики.
Я отталкиваю его руку, не пытаясь изобразить смущение при мысли о том, что нас поймают. — Спайдер, пожалуйста. Кто-нибудь увидит!
— Мне насрать. Я уже говорил тебе раньше, мы не стесняемся этого дерьма. Перестань быть такой напряженной.
Его язык высовывается, обжигая мои губы пугающе открытой чувственностью, бесстыдством, от которого моя промежность ноет. У него есть я, я не выберусь из этого, и он это знает. Он действительно может делать со мной все, что захочет, он это знает и наслаждается этим.
Его пальцы играют с пуговицей на моих брюках, задерживаясь. Его губы парят в нескольких дюймах от моих, их жар дразнящий, искушающий.
— Я собираюсь погубить тебя, Эмма Вайнмен, — его голос хриплый, и потребность в нем заставляет все мое тело гудеть.
Этот человек сумасшедший. Мне нужно остановить этот сумасшедший поезд, и не потому, что я не хочу, чтобы он нашел этот проклятый бумажник. Я не могу позволить себе потеряться в нем, не после того, что он сделал, и все же я чувствую, как меня все глубже затягивает в него. Желая быть поглощенной, развращенной им.
Его пальцы скользят к задней части моих брюк, дразня нижнюю часть моей задницы медленными кругами. Они в нескольких дюймах от спрятанного там мешочка. Инстинктивно я тянусь за спину, дергая его за запястье.
Глаза Спайдера танцуют, насмехаясь над моим страхом. Он легко стряхивает мою руку. Затем, вместо того, чтобы расстегнуть мои брюки, его рука скользит под рубашку Страйкера. Он начинает толкать ее вверх.
Унижение и паника захлестывают меня. Я пытаюсь вывернуться против него, и он сжимает ткань в кулаке, зажимая рубашку и мой топ под в ней, пока моя грудь не вываливается наружу. Любой, кто вернется сюда, не сможет пропустить это, обнаженную и на виду у всех. Мои соски напрягаются под его пристальным взглядом, умоляя, чтобы их пососали.
Он задирает рубашку еще выше, до моей шеи. Сверкая глазами, он пробегает взглядом по линиям, которые нарисовал на моей коже своим ножом. Его пальцы обводят каждую из них, выше моей груди, по животу, вокруг каждого холмика. Я шиплю сквозь зубы и извиваюсь.
— Чертовски красивая. Мне нравятся мои отметины на тебе.
— Ты болен, — хриплю я.
Он сильнее прижимается к одной из отметин, проводя по ней пальцем, пока я не прикусываю губу, чтобы не закричать от жжения.
— Пожалуйста, это больно…
Он рычит и дергает мою голову назад, облизывая множество линий, которые он вырезал над моей грудью. Кончик его языка прослеживает каждую отметину, разжигая жгучее желание, которое заставляет меня хныкать и заставляет мою промежность сжиматься. Шероховатость его бороды только усиливает ощущения.
Я тяжело дышу и беспомощно корчусь. Он облизывает и сосет нежную, отмеченную плоть, смакуя каждую. В то же время его руки массируют мою грудь с правильным давлением, а затем сжимают почти слишком сильно. Удовольствие-боль пронзает меня, и я резко вдыхаю, ненавидя и любя его мучения одновременно.
Спайдер вскидывает голову. Его глаза сверкают напротив моих.
— Черт, — рычит он, — я чуть не потерял тебя сегодня.
Мой разум кружится, сбитый с толку тоской, которую я слышу в его голосе. В его голосе звучит почти боль, и все же он не может быть таким. Это означало бы, что он заботится обо мне, что он пришел за мной, потому что не мог вынести мысли о том, чтобы потерять меня. Это не тот человек, в которого я чуть не влюбилась в ту ночь, когда подстрелили Кэпа. Это другой человек, тот, кто не способен на такие эмоции.