Двойная рокировка

— Vuoi ancora del caffe?  [47]
— No, grazie. Abbiamo qualcosa da fare, no?  [48]
— Si.  [49]Я должен сделать несколько звонков, а потом мы решим, чем заняться до вечера.
— Надеюсь, все скоро уладится? Ведь мы на правильном пути?
— Обещаю.
Налив себе еще кофе, Габриэль положил ноги на стоящий рядом стул.
Даниэла встала.
— Пойду приму душ.
— Только не одевайся потом, — улыбнулся Коффин.
По окнам квартиры Уикендена хлестали потоки дождя. Мимо пробегали люди, подняв воротники пальто в попытке защититься от безжалостных струй, но дождь был неумолим. Многие поворачивали головы, чтобы заглянуть в освещенное окно на первом этаже, и видели там Гарри Уикендена, который сидел на кухне в рваном голубом халате и ел подгорелый тост с апельсиновым мармеладом.
Гарри не нравилось жить на первом этаже, в «этом аквариуме», как называл он свою квартиру, в окна которой постоянно таращились прохожие. Он даже подумывал поменять стекла на односторонние, но эта мера казалась ему слишком радикальной и не избавляла от необходимости принять более логичное решение в виде переезда. Но Гарри, а в особенности Ирма были столь инертны по натуре, что единственным событием, способным подвигнуть их к переезду, являлся пожар. Для Ирмы инерция носила не столько психологический, сколько физический характер, поскольку она просто представить себе не могла, что после похода в магазин будет еще взбираться по лестнице. По этой причине Уикендены уже двадцать семь лет жили по адресу: Феррабай-роуз, дом 82, квартира 1А. Мысль о шторах никогда не приходила Уикендену в голову, хотя вполне могла его посетить, если бы он хоть раз задумался над этим вопросом.
Гарри посмотрел на свой тост и перевел взгляд на окно. На него смотрел тощий мокрый мальчишка лет десяти, в красном свитере, натянутом на голову. «Надо бы затемнить окна», — подумал Гарри, отлично зная, что этого не сделает.
Ирма трудилась над второй тарелкой омлета с беконом и помидорами. Ее маленькие глазки поблескивали из-под старомодной седой челки, преломляя свет люминесцентной лампы, отражающийся от серебряных приборов. Гарри мрачно наблюдал, как жена скребет ножом по тарелке. Эта процедура неизменно приводила его в раздражение, все тридцать два года совместной жизни проявлявшееся лишь во вращении глаз, которого Ирма никогда не замечала.
— Почему бы тебе не попробовать это лекарство? — спросила Ирма, не поднимая глаз от тарелки.
Ответа не последовало.
— Доктор Уайльд считает, что оно тебе поможет.
Молчание.
— Во всяком случае, вреда не принесет.
— Принесет.
— Ну…
— Мне не нужно никаких…
— Конечно, но…
— Я не хочу никаких…
— Я понимаю, любовь моя.
Следующие семь с половиной минут Гарри наблюдал, как его жена возит ножом по тарелке.
Потом зазвонил телефон.
Уикенден, как обычно, поднял трубку после третьего звонка.
— Да. Это я. Вы шутите? Черт побери! Я сейчас приеду.
Уикенден поднимался по главной лестнице Национальной галереи современного искусства. Непривычно яркое солнце заливало светом белые мраморные ступеньки. Наверху инспектора ждала Элизабет ван дер Меер.
— Можете себе представить это свинство?
Уикенден поднял глаза. Ван дер Меер была окружена сиянием, похожим на нимб.
— Могу, — ответил Уикенден.
Они вошли в музей.
— Моя бабушка называла это беспардонностью.
— Совершенно с ней согласен, — ответил Гарри, пытаясь не отстать от длинноногой директрисы. — Я не исключал такого поворота событий. Стало быть, ограбление не заказное, и это значительно усложняет мою работу.
— Потому что тогда…
— …отсутствует мотив ограбления. О вашем приобретении мог знать кто угодно, к тому же на пресс-конференции вы любезно сообщили, что этот Малимич находится в отделе консервации.
— Не ругайте меня, инспектор. Я…
 
— Таким образом, шансы распознать преступника значительно уменьшаются.
Они прошагали по залитому солнцем вестибюлю и вошли в лифт.
— Итак, сколько они просят?
— Шесть миллионов триста тысяч.
— Это не простое совпадение.
— Согласна.
— Плохо дело.
— Куда уж хуже! — бросила ван дер Меер, притопнув ногой от возмущения.
Лифт работал и везде горел свет. Значит, электричество уже включили.
— Это означает, что заказчик отсутствует, а ограбление совершено хоть и профессионалами, но не теми, кто специализируется на произведениях искусства, — начал рассуждать Уикенден. — Возможно, членами крупной преступной группировки. Если подумать, такая сумма — худший из возможных вариантов. Значит, они… нет, не так. Можно предположить, что они не имеют представления о реальной стоимости картины и поэтому запрашивают именно столько, сколько вы за нее заплатили. А сумму можно было узнать из газет.
— Вряд ли это любители. Здесь чувствуется рука профессионал, инспектор.
Лифт остановился, и они вошли в кабинет ван дер Меер.
— Верно, — согласился Уикенден, опускаясь в кресло. — Но опытные воры-искусствоведы никогда не воруют ради выкупа. Это опасно и неразумно. Где гарантия, что им заплатят? А если они не сумеют получить выкуп, значит, риск был напрасен и картина становится обузой. Любой идиот знает, что известные произведения просто так на черном рынке не толкнешь. Нет, это явно профессиональные воры, но без связей в мире искусства. Им, вероятно, заказали эту картину, но потом сделка сорвалась. Сейчас это наиболее правдоподобный сценарий. Они крали не ради выкупа. Но их план А провалился. Теперь они реализуют план Б, хотя выкуп лишает преступление ореола романтики.
— Честно говоря, мне на это наплевать. Меня гораздо больше волнует, что я скажу попечителям. И как реагировать на подобные требования? Надо ли на них вообще отвечать?
Ван дер Меер села за стол, чтобы придать себе начальственный вид, несколько поблекший в связи с последними событиями.
— Мы можем вызвать полицию. Но сейчас важнее определиться, собираетесь ли вы платить.
— Разумеется, нет.
— Даже в сложившейся ситуации?
— Это не мои деньги. Все решает попечительский совет. Я могу устроить внеочередное собрание, если вы считаете, что мы должны рассмотреть…
— …все возможные варианты, мисс ван дер Пфафф. Если вы проигнорируете их требование, картина останется у воров, которые попытаются от нее избавиться. Уничтожать ее они, конечно, не будут, несмотря на все их угрозы. Это никому не выгодно. Украденное произведение искусства не может сообщить о себе, как это бывает в случае похищения человека. Воры хотят поскорее сбыть его с рук. Поэтому оно либо вернется к вам, либо исчезнет навсегда. Если вы согласитесь на их предложение, то, вероятно, получите картину обратно. Мое начальство не похвалит меня за подобную откровенность, но я стараюсь быть с вами честным. По возможности…
— По возможности?
— Представьте, что у воров нет другого способа избавиться от картины, кроме как потребовать у вас выкуп или повесить ее в собственной гостиной. Как я уже сказал, они хотят поскорее сбыть ее с рук. Ограбление было тщательно подготовлено, но выкуп не входил в их планы. Воры явно не принадлежат к миру искусства, иначе у них не возникло бы проблем. Или же сделка сорвалась. Только заказные ограбления приносят выгоду.
Уикенден сделал паузу.
— Вы сможете собрать деньги?
— Не знаю. Музею это не по средствам, особенно сейчас, после такой дорогостоящей покупки. Нас могут спасти только частные фонды. Попечительский совет, вероятно, захочет сохранить лицо. Буду вам признательна, если вы не сделаете это достоянием общественности.
— Приложим все свои силы. Хотя воду в дырявом ведре не удержишь.
— Да, конечно…
— Можно попросить у вас что-нибудь выпить?