Двойная рокировка

У этого человека имеются определенные моральные устои, если так можно сказать о находящемся в розыске преступнике. Мне всегда казалось, что у воров существует свое понятие о чести, среди них весьма ценятся красота и безупречность ограбления, проведенного с достоинством и без насилия. Лучшие из них честны и высокопрофессиональны, осторожны и неагрессивны. Они никогда не нарушат неписаные законы воровства, если их к тому не вынудят. Воровская элита самоуверенна, весьма высоко себя ценит и проявляет определенную порядочность в своем ремесле. Недаром на Голгофе помиловали самого честного из разбойников. Честные преступления, как правило, успешны, поскольку не выходят за установленные рамки. Они совершаются по продуманному плану и потому проходят гладко. На них приятно смотреть, как на мастерскую игру в шахматы. Но еще большее удовольствие — сломать этот отлаженный механизм. Вот поэтому я так люблю свою работу.
Надо сказать, что некоторые качества нашего заказчика вызывают уважение. Он не жаден и берет только самое необходимое по заранее составленному списку. Любит Рембрандта, Мане, Вермеера и Дега — двух французов и двух голландцев. Он хотел иметь наполеоновское военное знамя и китайскую бронзовую чашу. Он весьма гуманен. У воров не было при себе оружия, они не убили охранников, не сломали витрину, в которой хранилось знамя, ограничившись попытками открыть ее. То есть старались работать с изяществом.
Давайте попытаемся обрисовать интересы заказчика. Можно определенно сказать, что в его коллекции не было законно приобретенного Вермеера, поскольку существует только тридцать шесть его картин и местонахождение их известно. Рембрандт и Мане очень дороги. Я бы выяснил аукционные цены на этих художников. Если он покупал их картины, его было бы проще вычислить по достаточно высокому уровню доходов. На свете не так уж много людей, способных тратить миллионы на Рембрандта или Мане и еще платить комиссионные ворам.
Меня заинтриговали рисунки Дега. Обычно их хранят в закрытых коробках, чтобы защитить от света. Однако воры проникли в музей именно в то время, когда рисунки вывесили для специального показа, и это весьма примечательно. Они не входят в постоянную экспозицию — следовательно, заказчик мог попросить выставить их для ознакомления. В этом случае его имя обязательно сохранилось в музейных отчетах. Но из всех похищенных вещей пастели Дега самые доступные по цене. Поэтому вполне возможно, что заказчику они потребовались для комплекта.
Все подвергай сомнению, ничего не принимай на веру. Как говорил мой любимый персонаж Шерлок Холмс, «отсекайте невозможное. Остальное вполне имеет право на существование, каким бы невероятным оно ни казалось».
— Это здесь? — спросил Барроу, выходя из машины в плотном кольце мужчин в костюмах.
Вдоль длинной пустой улицы тянулись бесконечные рады складских зданий. В этих каменных джунглях не было ни единой живой души. Профессор растерянно остановился.
— Профессор Барроу, вам ничто не грозит. А может быть, и грозит. Все будет зависеть от вас. Выбирайте.
Барроу двинулся дальше.
Один из незнакомцев набрал код на панели в стене, и красные железные ворота медленно поехали в сторону. Другой набрал номер на мобильнике, тихо сказал: «Мы уже здесь», — и с треском захлопнул крышку.
Войдя внутрь, они прошли мимо колесных и гусеничных машин, похожих на железных динозавров, спящих в темноте ангара, ступили в лифт и поднялись на третий этаж.
Когда двери лифта открылись, перед ними оказался полутемный коридор, по обеим сторонам которого располагались офисные помещения. В самом дальнем из них горел свет.
— Приехали, профессор.
Мужчины подтолкнули Барроу к выходу из лифта и последовали за ним.
Профессор медленно пошел по коридору, показавшемуся ему необычайно длинным. Наконец они достигли двери, за матовым стеклом которой виднелся свет.
Мужчины в костюмах остановились, скрестив руки на груди.
— Вы, вероятно, хотите, чтобы я вошел…
— Да.
 
Профессор повернул холодную металлическую ручку. Послышался щелчок, и дверь открылась.
Кабинет, отделанный мрамором и темными деревянными панелями, решительно не вязался с аскетической обстановкой ангара.
Единственным источником света была металлическая настольная лампа, похожая на подъемный кран. Слева виднелся стеклянный кофейный столик, вокруг которого полукругом стояли черные стулья. На стене висела картина художника-фовиста в золотой раме. Играла негромкая музыка Дебюсси.
— Входите, доктор… доктор Барроу.
Лицо человека, сидевшего за столом из красного дерева, скрывал полумрак. Виднелись лишь тщательно отглаженные манжеты с запонками и края рукавов светло-серого костюма. Барроу нерешительно вошел в кабинет, и дверь за ним закрылась.
— Извините, если мы вас напугали, но так уж получилось. Я знаю о вас все, доктор Барроу. И мне известно, что произошло в американском музее. У меня к вам деловое предложение. Вы, конечно, можете отказаться, но это не в ваших интересах. За сотрудничество вы будете вознаграждены, а за непослушание — наказаны. Я ведь знаком с трудами Павлова…
— Но о чем идет речь?
— Доктор Барроу, вы известный специалист по истории искусства. Мне нужна ваша профессиональная консультация, — сказал незнакомец, резко подавшись вперед. — Может быть, чашечку капуччино?
— Мы в общих чертах обрисовали ситуацию и теперь можем двигаться дальше, — продолжал Коффин. — Дега и Мане в сочетании с наполеоновским знаменем говорят об определенном патриотизме. Правда, Вермеер и Рембрандт были голландцами, но не они являлись главной целью воров, так же как и китайская чаша. А вот французские экспонаты были выбраны не случайно.
Представьте, что вы намерены совершить подобную кражу. Я бы лично поступил так, как это делает большинство покупателей — сначала обошел весь магазин. Весьма вероятно, что заказчик не раз прошелся по музею, мысленно составляя список произведений, которые хотел бы иметь у себя. И его выбор скорее всего был чем-то продиктован. Ведь показать друзьям похищенные вещи он не сможет. Значит, будет любоваться ими сам. Следовательно, спрячет их где-нибудь в шкафу, под диваном, за стенной панелью в мансарде или в сейфе швейцарского банка. Если их кто-то увидит, все пропало, поскольку они уникальны и легкоузнаваемы. Раз кражу совершили из любви к искусству, значит, в этих вещах есть нечто особо привлекательное для заказчика. Осмелюсь предположить, что он имеет какое-то отношение к Франции.
Что же за портрет у нас получился? Белый, старше тридцати пяти лет, выросший или живший в Бостоне, но сейчас проживающий где-то еще, очень состоятельный коллекционер, предположительно собирающий пастели Дега, с семейными связями во Франции, обладает определенными моральными устоями, не алчный, не склонный к насилию, неглупый, имеет отношение к миру искусства на вполне легитимном уровне, не интересуется итальянским искусством, возможно, как-то связан с Майлзом Коннором и Уильямом Янгвортом-третьим, которые явно причастны к данной краже.
Итак, за десять минут мы получили довольно исчерпывающие сведения. Как вы могли видеть, я не пользовался записями и выступал без всякой подготовки. Наблюдательность и способность рассуждать логически позволили нам нарисовать довольно точный портрет заказчика. Так что бостонская полиция вполне может воспользоваться нашими услугами. Конечно, не исключена возможность существования нескольких заказчиков или каких-то аномалий, которые внесут изменения в его портрет, но такие расхождения редки и непринципиальны. Коллекционеры являются небольшой и легкоузнаваемой прослойкой населения, и это такой же непреложный факт, как и то, что девяносто пять процентов убийств при похищении предметов искусства совершили кавказцы в возрасте от тридцати пяти до шестидесяти лет, с низким интеллектом и склонностью к замкнутому образу жизни, имеющие проблемы с женщинами.
Работая в сферах, где высокое положение и богатство образуют порочную кровосмесительную связь, детективы сталкиваются с преступниками, обладающими неограниченной властью и возможностями. И тем не менее нам иногда удается одержать верх. И хотя в большинстве случаев произведения искусства похищаются организованными преступными группировками, не стоит забывать о преступниках-одиночках и их заказчиках, которые скорее всего спрячут украденное подальше от людских глаз. Уверен, речь у нас идет именно о таком деле.