Ключи и калитки (СИ)

* * *
— Интересно, — задумчиво потерев идеально выбритый подбородок, Грац прошёлся вдоль огромного экрана, остановился у противоположного его края, вытащил из жилетного кармашка золотое пенсне на цепочке и, протерев его белоснежным носовым платком, водрузил на нос, после чего вновь уставился на экран. Секунда, другая… Профессор потёр подбородок. — Очень интересно.
Пенсне отправилось в отведённый для него кармашек, платок вернулся на своё место, вновь отстучали свои четыре шага надраенные до блеска лаковые штиблеты… и резкий разворот на пятках. Тишина. Пенсне, платок, взгляд на экран…
— Интересно.
— Давно он так? — войдя в лабораторию, поинтересовался Свен у сидящих за столом практикантов, молча с синхронным поворотом головы следивших за передвижениями профессора вдоль экрана, на котором замерло изображение какой-то каменюки, испещрённой дичайшим количеством символов и знаков. Не дождавшись ответа, помощник профессора тронул одного из студентов-лаборантов за плечо и… наткнулся на совершенно пустой взгляд бессмысленных глаз. — Э?
Толчок в плечо второго, и ещё один взгляд без единого проблеска мысли обращается на гостя.
— Очень интересно, — у экрана продолжается всё та же сцена и… Пенсне, платок, взгляд на экран, четыре шага, разворот. С ужасом глядя на происходящее, Свен вдруг почувствовал, как шевелятся его волосы на… да везде они шевелятся!
— А-а!!! — крик помощника профессора Граца разнёсся по лаборатории, ударился эхом о стены и покатился по коридору.
— Свен, горе вы луковое, подите к Забаве Ольгердовне, пусть она вас пустырником напоит, — неожиданно обернувшись лицом к своему старшему лаборанту, заявил профессор. — Нервы, батенька, беречь надо. Заботиться о них всячески. Верно я говорю, господа студиозусы?
Сидящие за столом лаборанты дружно закивали, не сводя со Свена по-прежнему мертвецки пустых глаз, отчего бедолагу аж перекосило.
— Ик!
— Вот-вот, а я о чём! — назидательно заметил профессор. — К Забаве, немедленно. И пока не приведёте себя в рабочее состояние, чтоб я вас даже на пороге лабораторного корпуса не видел. Марш-марш!
Запинаясь, Свен вывалился из кабинета, обвёл шалым взглядом пустой тёмный коридор, где, по вечернему времени, едва-едва горела каждая третья лампа, и, мелко перекрестившись, шарахаясь от каждой тени, поплёлся в круглосуточно работающий университетский лазарет. Может быть, его шеф слетел с катушек и даже умудрился утянуть следом своих младших помощников, но от этого он не перестал быть шефом, верно? А приказы начальства не обсуждаются, а исполняются. Быстро и без рассуждений. Тем более, когда приказывает адъюнкт-профессор Хольмского университета, Всеслав Мекленович Грац. Внештатный консультант Особой Государевой Канцелярии и «наследный» волкодав Железной Своры светлейшего князя Старицкого!
Вот! Вот! Точно! Нужно сообщить князю, что сын его старого друга сошёл с ума и сводит с него окружающих. И побыстрее, пока профессор со свойственной ему прусской педантичностью не довёл до ручки весь университет. А он может! Гений же… Кстати, любопытно, а что он там на экране такого интерес… Нет-нет-нет! Неужто началось⁈ К чёрту лазарет! На доклад к князю! Немедля!
[1] Ряд — здесь, договор, контракт, обязательство.
[2] До сотворения Мира — в Хольмграде летоисчисление ведётся не от Р.Х., а «от сотворения Мира» (по которому ныне в мире Ерофея и Светы идёт год 7526-ой). И слова Хабарова здесь, хольмградская идиома, нечто вроде привычного нам: «это было давно и неправда».
  
Глава 8
 
Всякому плоду свое время
 
Отправив запись Грацу, я решил не терять время в ожидании, пока профессор наморщит лоб и выдаст какие-то идеи по полученной информации, и сам насел на характерника, проживающего при «медовом зале». Было, конечно, опасение, что Мирослав не захочет общаться с непонятными пришлыми на профессиональные темы, а то и вовсе отморозится сакральностью знаний и тайн, трепать о которых кому попало ему вера не дозволяет. Но нет, хранитель памятного камня оказался вполне вменяемым дядькой, и скрытничать особо не стал. Понятное дело, что углубляться в частности по поводу того же хранимого им объекта и его рунного «покрытия» он не стремился, но, если судить по узнанным мною руноставам, это и логично. За час всего не расскажешь, да и за месяц, пожалуй, тоже. А учить своему искусству посторонних характерник точно не собирался. Ни бесплатно, ни за деньги. Но в общих чертах, информацией о своей работе и обязанностях поделился без проблем, ещё и пару легенд рассказал, вроде как должных объяснить, откуда есть пошло искусство характерное.
  
И почему-то, слушая те легенды, я вспоминал Остромирова с его плеванием ядом в сторону древних основателей волхвовских школ. Точнее, рассказ об их бегстве из нашего со Светой мира с последующим запечатыванием той норы, в которую они и утекли от навалившихся проблем. Уж очень интересно коррелировали рассказы Мирослава с байками Переплутова волхва. Если их сопоставить, то выходило, что из мира Хольмграда могущественные старички слиняли и, побегав по мирозданию, обосновались именно здесь. Что подтверждалось не только легендой «о пришествии мудрых», но и именами почитаемых «светлых», просто-таки до буковки соответствовавших именам основателей волхвовских школ в нашем со Светой мире. Впрочем, и среди «тёмных» нет-нет да и поминались характерником то Чернобог с Мареной, а то и… Крон с Суртом.
И вот эти последние имена заставили меня залипнуть. Ну, положим, Сварог с Перуном — ещё ладно. По одной легенде — оттуда слиняли, по другой — здесь обосновались. Но, греков и скандинавов как сюда занесло? По той же путёвке прибыли? А если так, то не наткнёмся ли мы со Светой в этом мире и на упоминание иных древних, вроде каких-нибудь «детей Дану» или, пуще того, Кетцалькоатлей с Тескатлипоками, не к ночи будь помянуты.
А ведь получалось, что это вполне возможно! По крайней мере, Великого Тенгри, покровителя тех же кайсаков, Мирослав в своих рассказах упоминал несколько раз, и вполне уверенно. Более того, вечером, когда мы со Светой решили ещё раз взглянуть на руноставы памятного камня, при внимательном рассмотрении видеозаписи, запечатлевшей этот булыжник, среди нагромождений покрывавших его поверхность вполне знакомых славянских рез и черт мы обнаружили и руны Футарка, и… орхонское письмо.
Понятное дело, что и эта информация была отправлена Грацу с очередной запиской, а мы со Светой решили на следующее утро продолжить беседу с характерником в надежде выпытать у него побольше интересной информации. И ведь вытащили. По крайней мере, кое-какие непонятки из недавнего прошлого обрели своё объяснение. Так, стало ясным, что ощущавшееся нами воздействие инфополя в самые разные моменты нашего общения с местными жителями есть следствие работы так называемого «покона». Здесь, оказывается, это не просто традиция, а определённый набор правил, за соблюдением которых следит «воля светлых», по объяснению всё того же Мирослава. То есть, преломил хлеб с незнакомцем — значит, уже не враг ему. Нарушил правило — получил откат. Причём, возможно, до смерти.
Сам характерник утверждал, что за соблюдением ритуалов покона наблюдает некая сознательная сила, та самая «воля светлых». Но с другой стороны, если разобрать услышанные нами от него легенды «о пришествии мудрых, что дали миру покон и порядок» да взглянуть на ситуацию с несколько иного ракурса, то получалось, что слинявшие под давлением своей бывшей паствы из мира Хольмграда, «боги», обжегшись на молоке, стали дуть на воду. То есть, вместо игры в великих и могучих, изредка снисходящих до просьб и молений примитивных человеков, беглецы, поняв, что в мире с куда более агрессивным инфополем им, пусть не сейчас, а позже, но может прилететь ещё круче, чем в прошлом, сходу слепили систему правил игры, да и впаяли её в самую суть ментального поля мира, благо силушки у них на то было более чем достаточно. Местные же обитатели ещё находились в самом начале пути развития навыков ментального оперирования, и переплюнуть своей волей навязанные им правила не смогли. А потом и вовсе привыкли, и до сих пор живут по установленному пришельцами покону, а те, наверное, так и продолжают радоваться безоблачной жизни.