Толпа

Зал заседаний номер шесть, отремонтированный в девяностые, спроектирован, по мнению Элизабет, плохо. Им придется пройти мимо Брай и Эша, чтобы попасть на свои места по другую сторону от судьи, там их ждет Бет в своем светло-сером костюме. Но Элизабет все равно нравится это место, где происходит четкое разделение правды и лжи. Когда входишь в суд, ощущение такое же, как на встрече выпускников.
Но Джеку так не кажется. Элизабет чувствует, как дрожит его рука, его ладонь становится влажной.
Они подходят к своим местам, и Джек сразу садится. Элизабет улыбается дальней части зала, где она замечает Шарлотту, Криса, Джеральда и еще нескольких своих сторонников. Места для прессы справа уже заполнены, большинство журналистов склонились над телефонами и планшетами. Бет тепло улыбается Элизабет и Джеку. Вместо приветствия она хватает Элизабет за предплечье и шепчет ей на ухо, не переставая улыбаться: «Уверенная и решительная, помнишь?»
Они выбрали такую мантру, которая должна помочь Элизабет в любые трудные моменты. Элизабет кивает и улыбается, кладет на стол портфель и садится между Бет и Джеком. Это милая идея, но Элизабет мантры не нужны. Все, что ей нужно помнить, — это Клемми, которая с широко открытыми глазами кричит в бесконечную темноту. Вот тогда Элизабет каждым мускулом, костью и жилкой чувствует, что готова сражаться.
Окружной судья Бауэр выглядит довольно пожилым. Судебный пристав выкрикивает: «Всем встать!» — и судья, держась за деревянные перила, неспешно поднимается по ступенькам к своему месту. В черном одеянии он похож на тощую ворону. На нем очки с тонкой оправой и толстыми стеклами. Туго завитый парик слишком сильно сдвинут на затылок и приоткрывает сияющую лысую голову. Кажется, будто его лицо отделяется от черепа, мягкими складками свисая примерно на дюйм ниже того места, где оно предположительно должно быть. Бет заранее сказала Элизабет, что судья старый, но предупредила: «Пусть это тебя не обманывает».
Судья снимает очки и, обращаясь к присутствующим, говорит: «Прошу садиться», — и Элизабет сразу понимает, что Бет имела в виду. У судьи голос человека на тридцать лет моложе. Он четкий, сильный и разбавляет дремотную атмосферу суда, подобно струе ледяной воды. Теперь за большим столом стоит только судья. Он бросает взгляд на документы, которые держит в руках, и, снова надев очки, озирает скамьи слева от себя, а затем скамьи справа от себя, и смотрит прямо на Элизабет. Он кивает, а затем улыбается всем присутствующим.
— Всем доброе утро. Как вы знаете, мы собрались сегодня, чтобы заслушать иск о возмещении личного ущерба. Истцами по делу являются Джек и Элизабет Чемберлен, проживающие в доме номер десять по Сейнтс-роуд, Фарли; они представляют свою несовершеннолетнюю дочь. Ответчики — Эшим Коли и Брайони Коли, проживающие в доме номер девять по Сейнтс-роуд, Фарли. Суть иска составляет грубая неосторожность со стороны мистера и миссис Коли. Я приму решение о том, было ли их поведение неосторожным, когда они приняли решение не вакцинировать свою дочь, также несовершеннолетнюю, и привело ли это к тому, что дочь Чемберленов заболела корью, и к последовавшему за этим серьезному и постоянному нарушению зрения.
Судья снова снимает очки, слегка постукивает ими по щеке, а затем более мягким тоном и не глядя в бумаги добавляет:
— Каким бы ни было решение суда, ситуация чрезвычайно трагична. Жизнь молодой семьи изменилась навсегда, и все мы, я уверен, представляем себе, какое эмоциональное напряжение и интерес вызывает это дело за пределами суда. Мы можем ожидать, что этот интерес будет лишь усиливаться с течением судебного разбирательства. Мы все, несомненно, станем свидетелями публичных выступлений возле здания суда. Дело будет широко освещаться средствами массовой информации. Нас будут расспрашивать, желая узнать любые подробности, связанные с этим делом. Убедительно прошу вас помнить, что в центре этого дела двое несовершеннолетних. Пусть распространением информации занимается пресса, ее представители находятся сегодня в зале. Позвольте им делать свою работу. Я решил сделать слушания публичными, но без колебаний изменю свое решение, если увижу, что к суду не проявляют должного уважения. Надеюсь, я выразился ясно.
 
Элизабет чувствует, как к лицу приливает кровь, когда он поворачивается к ней и говорит:
— Я так понимаю, миссис Чемберлен, что как истица вы представляете себя сами?
Элизабет вцепляется в край стола. Чувствуя прилив энергии, она встает и, глядя судье прямо в глаза, четко отвечает:
— Это так, ваша честь.
— Очень хорошо. Если вам потребуется разъяснение каких-либо юридических терминов или дополнительная процессуальная поддержка, дайте мне знать.
Элизабет кивает.
— Благодарю вас, ваша честь, я поняла.
— Замечательно. Ну что ж, не будем терять времени, я предлагаю миссис Чемберлен произнести вступительную речь.
Элизабет снова кивает. Прежде, чем начать, она на мгновение представляет себе Клемми в больнице, до красноты трущую глаза в отчаянной попытке заставить их снова видеть. Она чувствует, как пламя гнева вспыхивает и взвивается. Элизабет заправляет короткие волосы за ухо; благодаря этой новой привычке, она выглядит женственной, но сильной. Она откашливается, делает глоток воды и начинает медленно и уверенно произносить сотни раз отрепетированные слова.
— Главный вопрос в этом деле таков: если родитель знает, как опасна заразная болезнь, но все равно решает подвергнуть другого, незащищенного ребенка риску, должен ли этот родитель быть освобожден от последствий такого выбора? Если я принимаю решение выпить, сажусь за руль и сбиваю вас, это моя ответственность. Если я плохо слежу за своей собственностью и из стены моего дома на прохожего падает кирпич, это моя ответственность. Неосторожность определяется общественными нормами. Если мы отступаем от этих норм, то несем ответственность за вред, причиненный другому. И не важно, верим мы или нет, что наши действия были разумно обоснованными. Разве отказ вакцинировать себя или своего ребенка чем-то отличается от этих примеров?
Элизабет делает паузу, бросает взгляд на судью, чьи водянистые голубые глаза смотрят прямо на нее. Она знает, что почти сотня других глаз в этом зале тоже следят за ней. Элизабет не расхаживает взад и вперед, как делала дома. Она стоит неподвижно, чтобы ее слова и голос сделали свое дело. Она делает еще один глоток воды и продолжает:
— Я хотела бы привлечь внимание суда к некоторым фактам, которые мы можем доказать. Факт первый: мистеру и миссис Коли неоднократно сообщали, что нашу дочь нельзя вакцинировать по причине сильных судорог, которые она переживала в раннем возрасте. Факт второй: мистер и миссис Коли заставили моего мужа и меня поверить, что их дочь полностью вакцинирована и не представляет опасности для здоровья нашей дочери. Факт третий: обе девочки, а также миссис Коли, заразились корью. Источником заражения стал испанский школьник, который приехал в Фарли по программе изучения английского языка. Факт четвертый: миссис Коли и ее дочь выздоровели без каких-либо медицинских осложнений. У нашей дочери развился энцефалит — тяжелое воспаление мозга, в результате которого область затылочной коры, отвечающая за зрение, необратимо повреждена. Факт пятый: всю оставшуюся жизнь наша семилетняя дочь едва сможет отличать свет от темноты. Она больше никогда не увидит лица любимых людей. Ее жизнь и будущее изменились настолько, что сложно себе представить.
Элизабет чувствует, как Джек ерзает на месте. Он смотрит на Элизабет снизу вверх, широко раскрытыми, почти испуганными глазами, едва не плача. Элизабет отворачивается. Наверное, хорошо, если судья увидит, как один из них плачет. Но пусть это будет не она. Она снова прочищает горло.
— Ответчики будут утверждать, что закон не был нарушен, так как в этой стране у мистера и миссис Коли есть право не вакцинировать своего ребенка. Они скажут, невозможно доказать, что нашу дочь заразили именно миссис Коли или ее дочь. Возможно, они зайдут настолько далеко, что даже предположат, будто наша дочь заразилась первой и уже потом заразила их. Но все это неважно, так как мы докажем, что у них было обязательство соблюдать чужие интересы, которое они нарушили. Они сознательно ввели меня и моего мужа в заблуждение, заставили поверить, что наша дочь в безопасности, хотя это было совсем не так. Они справедливо заявят, что мы уже отказались от компенсации за причиненный ущерб, предложенной ими в досудебном порядке, и будут правы — мы с мужем действительно отказались от денег. Почему? Потому что финансовая компенсация — лишь небольшая часть дела. Необходимо признать факт, что у нас в обществе есть обязанность не причинять друг другу вреда. Необходимо пролить свет на этот сложный вопрос, а не игнорировать его. Это нужно для того, чтобы защитить всех детей, которые не могут быть вакцинированы, от того мрачного будущего, которое теперь предначертано нашей дочери.