Ночь Бармаглота (ЛП)

Мастерс повернулся и отпустил мой воротник, чтобы прохожему мы показались просто стоящими лицом к лицу.
— Ладно, — сказал он. — В другой раз, когда тебя спросят, не дерзи так.
Он по-прежнему смотрел на меня так, будто ещё не вполне отказался от мысли подарить что-то на память о нём, быть может, просто лёгкий шлепок ладонью, который не причинит мне вреда, кроме разве что сломанной челюсти и выбитых в горло зубных протезов.
— Конечно, извините, — сказал я, и мой голос звучал испуганно, но я старался не выглядеть настолько испуганным, каким был на самом деле, потому что даже думать не хотел, что будет, заподозри он хоть самую малость, что я мог его узнать.
Он развернулся, подошёл к машине, сел и уехал. Полагаю, мне стоило запомнить номер, но машина всё равно была в угоне, и, кроме того, я об этом не подумал. Я даже не смотрел, как машина уезжает; если кто-нибудь из них обернётся, не стоит, чтобы они подумали, будто я слежу за ними. Я не хотел давать им ни малейшей возможной причины передумать.
Я пошёл дальше, держась середины тротуара и стараясь выглядеть человеком, размышляющим над своими делами. И стараясь не позволять коленям дрожать настолько, чтобы я упал. Я шёл как по волоску. Будь улица совсем пуста...
Я мог бы сообщить в офис шерифа уже минуту назад, развернувшись и направившись в ту сторону, но не стал рисковать. Если кто-нибудь наблюдает за мной через заднее стекло машины, то развернуться — не лучшая идея. В любом случае, разница составляла один квартал; я был в полуквартале от здания суда и в в полутора кварталах от Смайли и от редакции «Гудка» впереди по улице. В любом из этих мест я мог снять трубку и сообщить важную новость, что Бэт Мастерс со спутником только что проехали через Кармел-Сити в северном направлении, возможно, в Чикаго. А Хэнк Гэнзер в офисе шерифа сообщит это полиции штата, и их, вполне вероятно, поймают через час-другой.
А если так, я даже получу часть вознаграждения за информацию, но это меня заботило куда меньше будущего материала. Да, это был материал, даже если их не поймают, а если поймают, то настоящий материал. К тому же местный, если наводка поступит из Кармел-Сити, даже если их поймают в каком-нибудь округе севернее. Возможно, будет даже перестрелка; а я, судя по слишком уж близкому опыту общения с Мастерсом, предчувствовал, что она будет.
И время, подумалось мне, что надо. На сей раз что-то произошло в четверг вечером. И я обойду чикагские газеты. У них, конечно, тоже будет материал, а многие в Кармел-Сити читают чикагские газеты, но они приходят с поездом ближе к вечеру, а «Кларион» появится куда раньше.
Да, на сей раз у меня будет газета с новостями. Даже если Мастерса с приятелем не поймают, сам факт, что они проехали через город, делает статью. Кроме того, был сбежавший маньяк, и Карл Тренхольм...
Подумав о Карле, я вновь невольно ускорил шаг. Теперь это было безопасно; с тех пор, как «Бьюик» уехал, я прошёл уже четверть квартала. Машину нигде не было видно, на улице вновь стало тихо; слава Богу, что не было так тихо, пока Мастерс решал, бить меня или нет.
Я миновал музыкальный магазин Дика с тёмной витриной. Миновал такой же тёмный супермаркет. Банк...
Да, я миновал и банк, когда вдруг замер, словно врезавшись в стену. В банке тоже было темно. Но так быть не должно; там всегда горит над сейфом маленький ночник. Я проходил в темноте мимо банка тысячи раз, и никогда прежде свет там не гас.
На мгновение в моей голове пронеслась дикая мысль, что Бэт со спутником, должно быть, только что обокрали банк, хотя Мастерс специализировался на грабежах, а не кражах со взломом, а затем я понял, как смехотворна эта мысль. Конечно, они могли бы обокрасть банк, а затем объехать на машине квартал, но тогда бы они торопились сбежать. Преступники порой вытворяют довольно-таки глупые вещи, но не настолько же глупые, чтобы остановить машину недалеко от места преступления и спросить, в каком городе они находятся, а затем, в довершение всего, вылезти из машины и избить случайного прохожего, потому что им не понравился его ответ.
  
Нет, Мастерс и компания банка не грабили. И не ограбят теперь. Их машина уехала; я не видел этого, но уши мои сказали мне, что она удалилась прочь. И даже если ошибся мой слух, не ошибся я. Я встретился с ними всего несколько секунд назад; у них не было времени вломиться туда, даже если они остановились.
Я отступил на несколько шагов и заглянул в окно банка.
Сначала я не различил ничего, кроме смутного силуэта заднего окна, точнее, его верхней половины, видимой над прилавком. Затем силуэт стало менее расплывчатым, и я разглядел, что окно открыто; было ясно видно, что верхняя планка нижней створки находится в нескольких дюймах от края рамы.
Способ проникновения был ясен, но находился взломщик ещё внутри или ушёл, оставив окно открытым?
Я вгляделся в темноту слева от окна, где стоял сейф. И вдруг там мелькнул тусклый огонёк, словно зажгли спичку, задув её прежде, чем фосфор воспламенил дерево. Я увидел только отсвет вспышки, блеснувшей ниже уровня прилавка; кто это сделал, разглядеть я не мог.
Грабитель был ещё там.
И тут я побежал на цыпочках обратно в район между банком и почтой.
Бог мой, не спрашивайте меня, почему. Конечно, у меня были в банке деньги, но банк страховал от кражи, и, будь он ограблен, я бы ничуть не пострадал. Я даже не подумал, какой отличный материал будет у «Гудка», если я поймаю грабителя — или он меня. Я вообще ни о чём не думал. Я бежал мимо банка к тому окну, которое грабитель оставил открытым, чтобы выбраться через него.
Думаю, это была просто реакция на трусость, проявленную и испытанную минутой раньше. Должно быть, я слегка охмелел от Бармаглотов и Стрижающих мечей, и убийц-маньяков-ликантропов, и бандитов, и взломщиков, или, быть может, я подумал, что меня внезапно взяли в отделение римских свечей.
Быть может, я был пьян, быть может, слегка неуравновешен психически, назовите это, как хотите, но тогда я бежал на цыпочках вглубь квартала. Точнее, бежал, насколько позволял падавший с улицы свет; затем я ощупью пробрался вдоль стены здания, пока не выбрался в переулок. Там было тусклое освещение, достаточное, чтобы я мог различить окно.
Оно было всё ещё открыто.
Я стоял и смотрел на него, начиная смутно осознавать, как был безумен. Почему я не побежал в офис шерифа за Хэнком? Грабитель — или, судя по всему, грабители — только начал возиться с сейфом. Он пробудет там долго, достаточно долго, чтобы Хэнк явился с наручниками. Если он выйдет прямо сейчас, что делать мне? Застрелить его? Нелепо; я лучше позволю ему ограбить банк, чем сделаю это.
А потом стало слишком поздно, потому что из окна вдруг послышался тихий шорох, а на подоконнике возникла чья-то рука. Он уходил, а для меня не было никакой возможности удалиться неуслышанным. Что тогда будет, я не знал. И так и не узнал.
Мгновением ранее, уже подбираясь к тому месту у окна, где я встал, я наступил на кусок дерева, раздвоенную палку около фута длиной. Это было оружие, доступное моему пониманию. Я протянул руку, схватил его и повернулся как раз вовремя, когда в окне показалась голова.
Слава Богу, я не сильно качнулся. В последнюю секунду, даже в том слабом свете, я подумал, что...
Головы и руки в окне больше не было, а тело тихо рухнуло на пол внутри. На несколько мгновений исчезли и звуки, и движения. На несколько долгих мгновений, а затем раздался звук моей палки, шлёпнувшейся в грязь переулка, и я понял, что уронил её.
Если бы не то, что, как мне казалось, я увидел в ту последнюю долю секунды, когда слишком поздно было остановить удар, я мог бы броситься в офис шерифа. Но...
Я должен был рискнуть — возможно, своей головой. Подоконник доходил мне до пояса. Я перегнулся через него, чиркнул спичкой — и оказался прав.
Я залез в окно, и нащупал его сердце; оно билось. Дышал он, похоже, нормально. Я очень осторожно провёл руками по его голове, а затем поднёс их рассмотреть к открытому окну; крови не было. Тогда не случилось ничего худшего, чем сотрясение мозга.