Шведская сказка

Когда все кончилось, адмирал спросил Стединка:
- Ну что, полковник, каковы ваши впечатления?
Еще ошеломленный непрерывной девятичасовой канонадой и несколько раз контуженный взрывной волной, Стединк высказался откровенно:
- Если на суше от наших солдат требуется мужество, то здесь, - он показал на окровавленную палубу, - героизм и хладнокровие. Я бы не хотел служить на флоте!
Французам удалось сбить мачты на четырех английских кораблях и возникла угроза их захвата. Сэр Джон Байрон предпочел отойти, воспользовавшись благоприятным ветром. Все корабли французов остались в боеспособном состоянии, и после небольшого ремонта флот двинулся к побережью Джорджии. Цель – город Саванна. Д’Эстен откуда-то получил сведения, что взять его будет легко, тем более, что американцы обещали выставить достаточно сил в помощь французам.
Но на берегу их встречали какие-то оборванцы, называвшие себя солдатами Континентальной армии. Число их не превышало шестисот. Но их командир, бравый генерал Бенджамин Линкольн, беспечно хвастался:
- Отличные ребята! Не смотрите, что они выглядят, как отбросы общества.
К этим шести сотням подтянулось еще 750 ополченцев такого же удручающего вида людей уставших и от войны, и от жизни.
Начиналась осень, и сильно штормило. Высадка экспедиционного корпуса затянулась на две недели. Побережье было не оборудовано, люди ютились в палатках, не хватало продовольствия. Как бывает всегда в таких условиях - начались болезни. Не лучше было и моральное состояние армии. Та золотая парижская молодежь, охваченная первоначальным общим возбуждением, приуныла. Молодые люди уже испуганно озирались по сторонам и приходили в ужас оттого, что им предстоит, возможно, провести зиму среди топких болот Джорджии, вдали от страстных парижских возлюбленных, без развлечений, изысканных ужинов, театра и балом.
Зато англичане времени зря не теряли. У генерала Огастина Превоста было всего пятьсот солдат, зато 120 пушек. Саванну окружали хорошо укрепленные позиции, за которыми расстилались болота.
Скорее от отчаяния, чем руководствуясь здравым смыслом, адмирал д’Эстен принял решение атаковать позиции англичан, разделив весь сводный отряд на пять колонн. Стединк исполнял обязанности начальника штаба их небольшой армии и на совете высказал свои сомнения по поводу целесообразности атаки. Его поддержал граф Дильон, командовавший одной из колонн. Неожиданно за наступление высказался незнакомый Стединку офицер, выделявшийся среди остальных своей богатырской статью. Он говорил с заметным акцентом, что выдавало в нем иностранца. В своей пространной речи он почему-то сослался на русских, называя какую-то фамилию, видно их военачальника.
- Кто это? – шепнул Стединк Дильону.
- Казимир Пулавский. Из Польши. – Пояснил граф.
- Ах вот почему он вспомнил о русских… - протянул барон, - И что ему сильно от них досталось?
- Да, господин полковник! – с вызовом бросил поляк, услышавший вопрос Стединка. – Нам действительно от них здорово досталось. И с какой бы ненавистью я не относился к ним, я должен признать, что лучше солдат я не видал! Благодаря их командиру Суворову!
- Ну-ка поведайте нам всем, дорогой граф, что ж такого примечательного совершили солдаты этого…, как вы сказали Сувороффа? – вмешался в разговор д’Эстен. И Пулавский рассказал:
- Это было ровно десять лет назад. Мы дрались с регулярными русскими войсками, пытаясь спасти нашу несчастную Польшу. Вместе с моим покойным братом Францом-Ксаверием у нас под рукой был трехтысячный корпус великолепной конницы. В трех лье от Бреста нас атаковал Суворов. Русских было, как я узнал потом, всего триста человек, и пехотинцев и конных вместе взятых!
- Прямо триста спартанцев! – не удержался и вставил кто-то.
- Да! Всего триста! – поляк в ярости повернулся к произнесшему и одним своим видом заставил проглотить улыбку на губах. – Только спартанцы оборонялись, а русские атаковали!
- Пехота… конницу? Один к десяти? – адмирал недоверчиво покачал головой.
- Да, монсеньор! Они штыками сбрасывали моих шляхтичей с коней, как будто это были не вооруженные до зубов всадники, а снопы с сеном. Это были дьяволы, а не люди! Все наши попытки перестроиться и атаковать были безрезультатны. Русские моментально собирались в шеренги и отвечали мощными залпами и остриями своих штыков. А после снова переходили в атаку! Я запомнил одного русского, я даже узнал потом его имя - Петр Веселов. От его штыка пал не один добрый шляхтич! – Пулавский замолчал, опустив голову. Молчали и все остальные. Стединк подумал про себя:
 
- Вот она кровавая действительность войны, когда нужно иногда безоглядно идти вперед, чтобы победить.
- Ваши потери были большими? – нарушил молчание адмирал.
Пулавский лишь горько махнул рукой и тяжело вздохнул:
- В тот день я потерял своего любимого брата. Он заслонил меня и принял пулю, предназначавшуюся мне.
 - Ну что ж, господа! Я думаю, совет окончен. Мое решение – атака! – Адмирал был не преклонен.
Выходя из палатки, Стединк поравнялся с поляком:
- Примите извинения, граф, если мой вопрос показался вам несколько бестактным! – барон коснулся пальцами краев шляпы.
- Пустое, полковник! Так говорят все, кто не сталкивался с русскими. – Пулавский добродушно и широко улыбнулся. – После встречи с ними, мнение, как правило, меняется. – Поляк протянул шведу свою мощную ладонь. Они обменялись крепким рукопожатием, и дальше пошли рядом.
- Что ж случилось с вашей несчастной родиной? И в чем причина этих бедствий, в результате которых вы оказались здесь? – поинтересовался швед.
- Причина, полковник, в том, что поляки предпочитали иметь не сильного единовластного короля, а дорожили своим правом «veto»на сеймах и сеймиках! И поняли это слишком поздно! Ну и кто мне теперь скажет, где Речь Посполитая? Или то, что осталось от нее? – с горечью произнес Пулавский.
- Вы правы, граф! – кивнул Стединк, - мы в Швеции почти докатились до этого, но хвала Господу, наш Густав произвел революцию и ограничил полномочия риксдага.
- Надеюсь, что вашу страну да минует участь моей несчастной Польши, и ее не поделят ненасытные соседи. Помните об этом всегда, мой дорогой полковник, и помогайте своему королю! – Пулавский откланялся и пошел к своим солдатам. На мгновение обернулся, сорвал шляпу и помахал ей на прощанье:
- Удачной атаки, господин полковник!
Стединк в раздумьях поднял руку, отвечая на приветствие поляка:
-Да, мой король! Хоть ты и выглядишь иногда смешным, беспечным, хоть твои планы порой безрассудны и беспорядочны, но мой долг – хранить тебе верность. Как и подобает солдату.
И началось. Французы шли, увязая по пояс в болоте, а их расстреливали в упор. Ценой огромных потерь, оставляя в грязной зловонной жиже убитых и раненых, многие из которых беспомощно тонули, колонне Стединка удалось добраться до линии английских укреплений. Им даже удалось водрузить над захваченной батареей американский флаг. Но англичане ударили в штыки своими резервами, сброд из Континентальной армии тут же дал деру, и французам ничего более не оставалось делать, как отступить, снова под убийственным огнем английских пушек.
Стединк потерял половину из своей колонны. Не лучше обстояло дело и у его соседа Дильона. Вдобавок Стединк сам оказался ранен. В запале боя он и не обратил внимания на порцию дроби, что задела его бедро. Кровотечение было не сильным, и он махнул на ранение рукой. Но ползанье по болоту занесло инфекцию и несколько дробинок стали весьма опасными для жизни. Корчась от боли под ножом хирурга, выковыривавшего из бедра эти крупинки свинца, он смог заметить, как в палатку внесли Пулавского, что так горячо и пылко рассказывал вчера о русских. Сейчас же четверо солдат с трудом удерживали на носилках его огромное неподвижное тело. Хирург оторвался на мгновение от Стединка, посмотрел внимательно на раненого и, вздохнув, отрицательно помотал головой, мол безнадежен. Так погиб бывший «староста жезуленицкий, полковник, ордена святого Креста кавалер, панцирный товарищ, региментарь и комендант войск коронных конфедератских» Казимир Пулавский.