Шведская сказка
- Мы с вами ровесники, мой дорогой барон, поэтому прошу не чиниться и, я надеюсь, вы не откажетесь принять мое приглашение посещать танцы, что я устраиваю по пятницам в своих апартаментах. Думаю, мы будем друзьями. – Несмотря на первое, мягко сказать, неблаговидное внешнее впечатление, произведенное Густавом на Курта, голос кронпринца был на удивление мягок, доброжелателен и благозвучен, и воздействовал на собеседника абсолютно располагающе и заставлял проникнуться самыми глубокими симпатиями.
Это был первый успех! Курт был на небесах от счастья. В один вечер он был сразу принят в круг общения самого кронпринца.
Теперь дни Стединка в Стокгольме проходили по определенному расписанию. С утра он отправлялся к полковнику Спарре, чтобы посоветоваться с ним, кому и как еще следует доказывать, что его отец должен получить компенсации за нанесенный войной ущерб. История эта становилась все запутанней и сложней. Все были доброжелательны, все обещали, однако никто не хотел взять на себя ответственность за выплату денег. Оттого никакого результата все эти хождения Курта к высокопоставленным лицам не имели. Беспорядок в управлении Померанией сделал невозможным представить в Стокгольм требуемые документы.
Итак, дело защиты интересов семьи продвигалось со скоростью улитки, зато карусель развлечений крутилась вовсю. Пообтиравшись днем в местах присутственных, вечера и ночи Курт проводил на приемах, которые, как правило, всегда заканчивались танцами. Их отношения с кронпринцем становились все более и более близкими и дружескими. Сама королева-мать смотрела благосклонно на отношения Густава с молодым померанским офицером и даже неоднократно включала Стединка в круг приглашенных на обед с кронпринцем. Курта иногда поражала излишняя напыщенность и театральность речей будущего короля, но импонировала его юношеская пылкость и открытость. А кронпринц обожал театр! Некоторые постановки он смотрел по нескольку раз, и казалось, знал наизусть. Воспитателем Густава был прежний посол Швеции в Париже Карл Фредерик Шеффер. Да и все окружение двора было профранцузским. Это было модным! При дворе обожали французскую культуру, а в военном деле восхищались гением Фридриха Великого. Правда, о его поражениях от русских не вспоминали. Своему воспитаннику Шеффер старался не только привить любовь ко всему французскому, но и убедить его в необходимости укрепления королевской власти в Швеции, которое невозможно без теснейшего сближения с Францией.
Глава 7. Юный Густав.
Люди охотно верят тому, чему желают верить!
Гай Юлий Цезарь.
- Ну, вот и все, Марк Антоний! Жребий брошен! – Густав отвел глаза от книги и его взгляд устремился за окно королевского дворца. Нет, не хмурое, в рваных осенних облаках, небо Стокгольма занимало его, и не клекот чаек, носившихся над серыми водами Балтики, слышался ему. Яркое солнце Италии заливало зеленые от виноградников холмы Аппенинского полуострова. Он слышал железную поступь непобедимых легионов Цезаря. Нет, не Цезаря! Его легионов! Густава III!
Кронпринц прижал к груди томик Шекспира и прикрыл глаза, погружаясь в волшебную чарующую глубину мечтаний. Упругие шеренги когорт проплывали мимо него, чеканный шаг сливался с грохотом доспехов, колыхались копья, блистали золотом орлы на значках легионов. Его легионов!
- Viva Caesar! – теплой волной накрывало кронпринца. Ласкало его слух и легкая дрожь возбуждения пробегала по телу. Густав выпрямился в кресле. Нет, не в кресле. Кронпринц был в седле, под ним гарцевал могучий боевой конь. Его правая рука поднялась в царственном жесте и, блеснув перстнем – символом власти первого консула, указала цель:
– На Рим! Вперед, мои солдаты! Мы вернем себе славу предков!
- Ваше высочество… - внезапно послышался голос, просочившийся назойливым комаром сквозь грохот шагов его армии. Легионы уходили в туман, когорта за когортой, центурия за центурией, исчезая в дымке.
- Ваше высочество – жужжание переросло в человеческий голос, так некстати вторгшийся в мечты кронпринца и отогнавший прекрасное видение. Густав с сожалением разомкнул веки. Согнувшись в полупоклоне на него вопросительно смотрел воспитатель кронпринца Фредерик Шеффер.
Затуманенный взор прояснился, и Густав недовольно буркнул:
- Что вам угодно, граф?
- Мой юный повелитель… – Шеффер неслышно скользя по паркету приблизился вплотную и склонился к уху будущего короля Швеции. – Из Парижа. Восхитительные новости.
- Ну что там еще? В Париже? – все еще раздраженно, но уже с ноткой интереса произнес Густав.
- Вольтер, ваше высочество! – дразня любопытство кронпринца тянул Шеффер.
- Что Вольтер? Не тяните, Шеффер! – забыв про легионы Цезаря, Густав требовал ответа.
- Мой преемник на посту посланника в Версале, барон Кройтц отписал, что сам Вольтер был до слез тронут, узнав, что ваше высочество наизусть знаете его «Генриаду». – Нашептал Шеффер молодому Густаву. – А еще он добавил: «Если все что говорят о кронпринце Густаве, - правда, я умру довольным!»
- А-а – несколько разочарованно протянул Густав, но соблазнительная лесть пролилась теплым бальзамом в душу наследного принца.
- Мало кто из великих людей нашей эпохи удостаивался подобной похвалы великого Вольтера – поспешил добавить Шеффер. – Даже королю Франции не выпала такая честь. Один лишь Фридрих Великий, ваш дядя, достойный поклонения во всем, получал подобную оценку величайшего из философов.
Густав согласно кивал головой, и Шеффер видел, что зерна попали в благодатную почву. Взгляд воспитателя скользнул по корешку книги, прижатой к груди кронпринца. Он усмехнулся про себя и добавил по-прежнему шепотом:
- Сам великий Цезарь был бы счастлив, если б ему привелось жить в одно время с Вольтером и заслужить похвалу мудрейшего из мудрых. А вас, мой юный принц, ждет слава Цезаря, ибо вы уже имеете уважение самого Вольтера.
Густав вскочил порывисто:
- Вы правы, граф! Когда я стану королем, мы завоюем эту варварскую Московию и разрушим их столицу Петербург, где незаконно правит моя бесстыжая и распутная кузина, погубившая с любовниками своего несчастного супруга. Мы вернем все то, что потеряно нашей Швецией при бедном Карле XII. Его обманули коварные и вероломные русские. Но я не Карл, я Густав, со мной этого не повториться! И сам великий Вольтер это признал. С нами вся Франция, с нами мой дядя, Великий Фридрих! Мои легионы…перейдут Рубикон, перейдут Кюмень, а флот, флот захватит Петербург! - Густав остановился, тяжело переводя дыхание.
Шеффер молчал, пораженный откровенностью идущих так далеко замыслов юного принца и горячностью, с которой все это высказывалось.
- Да, мой юный принц – воспитателю пришлось согнуться в глубоком поклоне, чтоб скрыть свою растерянность. – Но наш парламент… - намекнул воспитатель на все те ограничения королевской власти, что существовали в Швеции.
- Придет время, - беззаботно отозвался кронпринц, - и парламент поддержит своего короля и будет единодушен, как и вся нация!
Густав отвернулся и снова уставился в окно. Он уже перенесся в Колизей. Сотни гладиаторов выходили на арену, вскидывая вверх правую руку, приветствуя императора. Вместе с ними приподнялись и десятки тысяч римлян – патрициев и плебеев. Восторженный рев толпы, получившей хлеба и зрелищ. Гладиаторы что-то прокричали. Шепотом Густав повторил за ними:
- Viva Caesar, morituri te salutant! Да здравствует, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!
Соблазнительная лесть разжигала интерес кронпринца ко всему французскому. Самому Стединку Франция тоже уже казалась чем-то совершеннейшим и оттого еще более желанным. Язык этой страны, на котором он привык изъясняться с детства и писать письма матери, сближали и его самого. Он всей душой рвался во Францию, но не мог даже предполагать, что судьба пожелает воплотить его мечтания.