Шведская сказка

- Не надейся, я не отвечу тем же, ибо ты человек без чести, впрочем, это у вас семейное. – насмешливо произнес Петр, не сводя тем не менее внимательного взгляда с майора.
- Откуда тебе знать про честь, грязный финн или кто ты там еще?! – Гусман был взбешен. На его слова недобро усмехнулся Виховайнен, но промолчал и лишь скрестил руки на могучей груди.
- Сейчас перед тобой лишь финский капрал, - спокойно отвечал майору Веселов, - которому не позволительно рассуждать о чести с человеком, преступившим все мыслимые и немыслимые человеческие законы, но который воздаст должное по заслугам.
- Тогда получи, грязный финн. – И Гусман сделал выпад. Звонко скрестилась сталь. Веселов отбил батман играючи:
- А твой братец был искуснее. – Ярость и боль, с которыми он штурмовал этот дом и ломился в комнату, спасая свою возлюбленную, уступили место холодной, расчетливой мести, она сейчас безжизненно и тускло поблескивала на лезвии его клинка.
Гусман заревел, обрушив на Петра лавину ударов. Сталь его палаша извивалась и падала, но каждый раз наталкивалась на непреодолимую стену защит, которыми Петр отвечал шведу. Рука русского офицера безошибочно определяла место каждого последующего удара и встречала его клинком.
Но теперь Петр сам нанес удар, и швед парировал его, выкинув вперед свой клинок. Веселов не стал отбивать, а лишь уклонился плечами и головой, и в тот же миг острие его клинка вонзилось в глаз Гусмана.
- Получи, как и братец!
Майор уже был мертв, сталь вошла в мозг, но его тело еще стояло, шатаясь, затем ослабевшая рука выпустила палаш, и оружие покатилось по полу, жалобно звеня. Колени его медленно подогнулись, и Гусман рухнул. Вдруг встрепенулась ведьма Клер и вновь попыталась подняться и броситься на Веселова.
- Чертова старуха! – разомкнул свои уста Виховайнен и пригвоздил ее намертво своим огромным палашом к стене. Клер еще попыталась вырвать из себя застрявший в ее груди клинок, но ослабевшие когтистые руки лишь беспомощно скользили по лезвию. Спустя минуту ее взор остекленел и старуха затихла, так и оставшись стоять, словно нанизанная на вертел. – Жаль, хороший клинок был. – пожал плечами Кайко.
- Почему? – спросил Петр, поднимая на руки еще бесчувственное тело Ольги.
- У нее, - финн показал рукой на умершую ведьму, - кровь ядовитая. Перкеле! Придется бросить, а жаль, хороший клинок был. – повторил Кайко.
- Тогда пойдем отсюда. – И Петр направился к выходу, бережно вынося Ольгу.
Во двое дома-крепости их ждал побледневший от потери крови, но держащийся бодро Нурминнен. Увидев выходящих Петра и Кайко, и, главное, спасенную девушку на руках, он с трудом поднялся с земли и улыбнулся, превозмогая боль. Успели!
Последний из оставшихся в живых обитателей этого страшного дома в перестрелке зацепил таки Нурминнена, но и сам получил пулю в живот. Суча ногами в луже крови, и собирая вывалившиеся на пол собственные кишки, он скулил от нестерпимой боли. Пока Веселов помогал Тайто Нурминнену остановить кровь, над корчившимся в ужасных муках склонился гигант Виховайнен:
- У тебя есть выбор, – вдруг заговорил немногословный финн, - или мы оставим тебя здесь медленно умирать, или ты поможешь нам найти своего хозяина и девушку, а я помогу тебе быстро и уже безболезненно отправиться к праотцам. Хочешь – подумай! Я могу подождать.
На лбу раненного были видны маленькие бисеринки пота, он испытывал страшные страдания, обескровленные, но искусанные от нестерпимой боли губы, что-то прошептали.
- Что, что? Я не расслышал? – финн наклонился к нему. – Прямо в дверь, через следующий двор, и по лестнице на второй этаж, дверь в конце коридора? – повторил он за тяжелораненым. – Ты не врешь?
- Нет! – мотнул головой.
- Хорошо! Я верю тебе. – Виховайнен достал нож и перерезал ему горло. – Капрал, - обернулся он к Веселову, заканчивавшему перевязку Нурминнена, - пойдем, я знаю, где их искать.
Когда они нашли нужную дверь, и Петр услышал крик девушки, он опять обезумел и стал ломиться изо всех сил, пытался рубить ее клинком, но чертово дерево не поддавалось. Позади вдруг послышался рев Виховайнена:
 
- Отойди!
Петр отпрянул, а на него неслась со всего разбега, что можно было представить себе в этом небольшом коридорчике, гигантская фигура Виховайнена. Силач ударил, что есть сил и проржавевшие от времени петли, не выдержав напора, вылетели из стены вместе с полотном. Так они ворвались в комнату.
А дальше, читатель, ты уже знаешь, что произошло.
Пока Петр приводил в чувство рыдавшую у него на груди девушку, Виховайнен открыл ворота усадьбы, опустил подъемный мост и вынес погибшего Монквиста наружу. Там, на другой стороне рва он выкопал могилу и похоронил его прямо у дороги. Подобрав пару толстых досок, смастерил немудреный крест, на котором написал: «Здесь лежит Ион Монквист - тот, кто уничтожил Шауберг – обитель зла».
Затем Кайко вернулся в усадьбы и привел из конюшни оседланных лошадей.
- Там, - он показал себе за спину, - есть экипаж. Может…
- Нет! Ни за что на свете! – вскричала Ольга. – Только не в нем. Любимый, - она обвила шею Петра, и прижалась всем телом, - я готова ехать на твоих руках куда угодно и сколько угодно, лишь бы ты не выпускал меня из своих объятий.
- Господи, моя ненаглядная, - он расцеловал ее заплаканные глаза, - я никуда больше от тебя не денусь и тебя не отпущу.
Тогда Виховайнен наносил с конюшни много сена и раскидал его повсюду. Взяв зажженный факел в руки, он вопросительно посмотрел на Веселова. Тот кивнул:
- Поджигай! Спали это все гнездо дьявола дотла.
Отъехав недалеко от Шауберга, они оглянулись. Над домом-крепостью поднимался густой черный дым.
 Глава 26. Новые идеи короля Густава III. 
 «Мы редко до конца понимаем, 
 чего мы в действительности хотим». 
 Ларошфуко. 
Настроение командира Саволакской бригады было неважным. Несмотря на одержанные им победы, король был скуп на награды и знаки отличия для его офицеров. Нет, сам генерал не был обделен, но это породило зависть других, и тех кто служил под его началом и, как их называл Стединк, «комнатных собачек» Густава – дворян из королевской ставки, где еще царил дух летнего опьянения от побед. Теперь многие вдруг захотели получить свою долю славы или шанс доказать, что они тоже обладают мужеством и полководческими дарованиями.
Его бывший офицер, а ныне новый военный оракул при ставке Густава майор Егерхурн открыто заявлял:
- Если одержать верх над противником удалось этому немцу, обучавшемуся во Франции, то разве мы, шведы, хуже его? Я разработал великолепный план зимней кампании против русских и король в восторге от него!
И находилось множество тех, кто поддакивал Егерхурну:
- Этот барон пользуется славой, закрепившейся за ним еще в Америке, а здесь он ничего особенного и не совершил!
- Не слишком ли многого он хочет еще?
- Да и не пора ли его заменить кем-нибудь из более толковых офицеров?
Раздраженный клеветой Стединк написал королю. Но, Густав в своей обычной успокаивающей манере отвечал ему: «Я знаю, Вам хотят внушить, что, что кем-то преследуется цель отнять у Вас Вашу должность. Отвечаю прямо, и не прибегая к каким либо красотам слога, что все это сплошная чепуха! Надеюсь вскоре вновь увидеть Вас в добром здравии и расположении духа».
Король выехал сам в Саволакс с многочисленной свитой, чтоб ознакомить Стединка с планом зимней кампании и заодно устранить все раздоры между бароном и его офицерами, обойденными наградами.
Но Стединк чувствовал себя, как птица, у которой подрезали крылья. Он разнес в пух и прах идею «великой зимней войны». Замысел «прожектера» Егерхурна состоял в том, чтобы скрытно переместить Саволакскую бригаду с севера на юг и нанести сокрушительный удар русским под Вильманстрандом.