Фенрир. Рожденный волком

– Почему?
– Некоторые вещи, Хугин, надо просто принимать.
Имя вызвало у него в душе отклик, оно обращалось к его сущности. Он отвернулся от старой карги и отправился охотиться в горы. То существо в каменном коридоре пробудило в нем что-то. Зрение стало острее, рука тверже, ноги проворнее. Когда он брал лук и пускал стрелу, он не мог промахнуться – заяц, овца, даже волк падали от его стрел. Он был силен, и когда к нему стали приходить люди, они быстро научились приносить дары и просить об исцелении, вместо того чтобы размахивать топорами и мечами.
Он часто сидел на рассвете, наблюдая, как тьма стекает в долины и кусты утесника вспыхивают золотом под солнцем, и он часто наблюдал вечерами, как приливные волны теней от реки снова затопляют холмы.
Зимой они разводили в пещере костер, укрываясь от горных ветров, жались друг к другу под шкурами и одеялами.
Старая ведьма пела песню на своем родном языке о двух братьях, которых боги обрекли на то, чтобы убить друг друга, и он все понимал. Бог северян пробудил в нем северный язык, связал с тем, кем он был в прежней жизни, когда этот язык был его родным. Братья вынуждены плясать под дудку богов, а боги играют мелодию, которая предвещает их гибель. Судьба братьев заключалась в том, чтобы умереть, как умрут боги в свой последний день, от зубов Волка. Мать спрятала братьев – одного у волков в восточных лесах, другого у крестьян в Долине Песен – в надежде разлучить их. Но одна женщина, в которой жила древняя руна, ненавистная богам, обещала снова свести братьев вместе, и тогда мать отправила одного из сыновей убить эту женщину. Он справился, и, хотя этот поступок опечалил мальчика, его земли и его семья стали процветать.
Тьма пещеры, присутствие бога, голод и холод словно толкали разум Луи на какие-то боковые тропки. Песня казалась такой же реальной, как гора, мороз и туман, реальной, как привязанность сестры к этой кошмарной пещере. Она была о нем самом, он знал.
– Он пробуждается в тебе, – сказала старуха, – здесь… – она коснулась его руки, – и здесь… – она коснулась его глаз, имея в виду зрение, – все его. Твои глаза и руки – это он. Ты ворон, летящий высоко в небе.
– А Изабелла? Что с ней происходит?
– Она изучает то, что несет в себе.
– У нее что, будет ребенок?
– Не ребенок. Руны.
Ему доводилось их видеть – странные знаки, которые светились и извивались в темноте пещеры, руны, которые звенели и пели, давали свет, проливались дождем и пахли спелым зерном в замкнутом пространстве пещеры.
– Я пойду к ней.
Он развернулся, собираясь пойти вглубь пещеры, в коридор в скале, чтобы убрать кучу каменных обломков, которыми он завалил проход, убегая.
– Нет. – Старуха замотала головой. – Бог бродит рядом с ней. Ты ничем не сможешь ей помочь. Теперь она будет направлять тебя. Когда потеплеет, я уйду.
– Куда?
– Прочь. Мне предстоит сделать кое-что еще, чтобы спасти вас от гибели. Я оставлю вам подарок.
– Какой подарок?
– Нечто такое, чего боится даже Волк. Когда бог будет мертв, это убьет Волка. Обращайтесь с моим даром осторожно – он отравлен кошмарами ведьм.
Больше она ничего не сказала, только сидела, глядя в пустоту сквозь огонь и горный туман. Он заснул, а утром старухи уже не было. На ее месте лежал меч – полоска изящно изогнутой стали в черных ножнах. Он вынул меч и посмотрел, как лезвие сияет в лучах утреннего солнца. Его прежня жизнь вернулась к нему отголоском. Он подумал, что, продав такой меч, мог бы безбедно жить многие годы, жить в комфорте, если только сумеет найти город или селение, где можно тратить деньги, не привлекая внимания знати. Может быть, ему сделаться купцом? Он видел, как через Ломбардию проходят торговые караваны, направляясь в королевство франков. Они были свободные люди, эти купцы, не привязанные ни к каким графам или маркграфам.
Но потом сестра, вся перепачканная, вышла из пещеры и села у огня. Он приготовил ей похлебку, накормил поджаренными кореньями, которые удалось насобирать, он хотел, чтобы она отдохнула, но она посидела совсем немного, только чтобы снова собраться с силами. А потом ушла в пещеру.
 
Он не мог допустить, чтобы она один на один встречалась с тем, что ждет ее в темноте, поэтому пошел с ней, а когда вышел, что-то в нем изменилось.
Он оставил Луи спать в темноте. Теперь он был Хугин, зоркий и сильный, привязанный к богу, который явился ему в могильной тьме пещеры. Ритуал и самоотвержение сделались основой его жизни. Он был нежен с сестрой, искал для нее грибы и коренья, необходимые для вхождения в транс, он охотился, кормил ее, а сам становился все сильнее. Он как будто научился понимать, что говорят ему горные травы: знал, какая из них пригодится для лечения, а какая отправит прямиком в мир богов и чудовищ. Мунин делилась с ним магией, которую добывала из темноты, позволяя богам касаться и благословлять брата. В черном пространстве, где воздух был влажен, а камни холодны, Хугин чувствовал, как мертвый бог обнимает его и шепчет свое имя: «Один». Хугин знал, что это означает. Его превратили в слугу смерти.
И у него тоже бывали видения. Пещера как будто расширялась, и в ней начинали мерцать огоньки свечей. Он стоял перед гигантским Волком, закрывая сестру от его зубов своим телом. Он видел воина-великана, одноглазого и неистового, который вонзал в Волка копье в последний день мира. Он знал, что это скоро случится, – Волка, которому предстоит убить бога, привлекает сюда жуткая руна. Он видел, как она извивается прямо в воздухе перед ним, он знал, что руна живет внутри человека, как другие руны живут в его сестре. Эта особая руна угрожающе шипела, как шипели кобры, которых купцы привозили в монастырь, чтобы позабавить монахов.
Они провели в горах четыре года, и однажды сестра вышла из пещеры и указала глазами на долину внизу. Его связь с сестрой была настолько тесна, что слов уже не требовалось. Ему было достаточно тронуть ее руку, чтобы ощутить, что она чувствует, и увидеть, что она видит.
– Она просыпается в ней, – сказала сестра, – руна, которая влечет убийцу бога. – Ворон знал, что она говорит о Волке и той девушке, которая поведет его навстречу судьбе.
– В таком случае она должна умереть, – сказал Хугин, не только вслух, но и мысленно.
– Да.
Мунин поднялась. Тело ее было слабым, волосы висели нечесаными космами, но она сразу направилась прямо в долину. Хугин последовал за ней с большой опаской. У него был меч, у него были лук и копье, которое он сделал сам и обжег на костре, однако он с самого детства не спускался с гор. Они прошли вниз через сосны и ели, добрались до берез и ясеней, где задержались до конца лета; сестра призывала к себе птиц, чтобы через боль получить озарение. Хугин начал бояться вечеров, когда в летнем небе хлопали черные крылья, а потом клювы принимались терзать ее плоть. По окрестностям уже бродили северяне, убивая людей и сжигая дома, но, когда натолкнулись в лесу на Хугина с сестрой, они склонились перед ними и попросили благословить их. А потом они остались, чтобы их защищать, и смотрели, как птицы слетают на тела чародеев.
Хугин сделал ей из дощечки и веревки щиток для глаз, однако она никак не могла отыскать ту женщину, в которой живет воющая руна – руна, призывающая Волка. Он умолял сестру не делать того, что, как он знал, она задумала. Он занимал ее место, страдая и крича от боли под клювами воронов, но толку не было. Мертвый бог хотел еще больше, и тогда Мунин отдала глаза и нашла девушку. Девушка будет в Париже, когда город охватит огонь. Они отправились в путь, чтобы сообщить Зигфриду о его судьбе: ему предстоит осадить город на Сене. И король счел за благо поверить им.
А потом им пришлось поторапливаться из-за волкодлака. Он оказался невосприимчив к магии Мунин, хотя ни Ворону, ни его сестре ни разу не пришло в голову, что он носит Волчий Камень, осколок скалы, названной Криком, против которого бессильны любые чары. Однако волкодлак оказался вполне уязвимым для меча Хугина. Дважды Ворон был уверен, что убил волкодлака, но дважды тот возвращался, чтобы снова сражаться с ним.