Фенрир. Рожденный волком
Теперь, когда зрение вернулось, Жеан никак не мог остановиться, все смотрел и смотрел по сторонам. Ночь была облачная, однако луна то и дело проглядывала, серебря края облаков. Воздух был насыщен ароматами, земля сияла. «Есть ли в Эдеме такой же изумительный свет?» – задавался вопросом Жеан.
Его нынешние спутники отличались от тех викингов, которых он видел в лесу. Волосы у них были светлее, сами они выше и почти все сложены гораздо плотнее. Самым величественным был Офети, толстый, но могучий, который опирался на копье, как на трость. Сван тоже был великаном, с рыжей бородой лопатой, которая в дневном свете отливала медью. Он был вооружен большим односторонним топором. Фастар, у которого на щите был нарисован боевой молот, оказался крупным и подвижным человеком с мечом на поясе. У него через всю щеку тянулся большой безобразный шрам, похоже, оставленный наконечником копья или мечом. Еще был Астарт, самый молодой, с жидкой бородкой, и грубый и сиплый Эгил, от ругани которого даже у этих закаленных воинов вяли уши. Остальных при Жеане не называли по именам, и исповедник не горел желанием познакомиться. Один воин был заметно старше остальных. Он был седой, на правой руке недоставало двух пальцев. Еще у одного висели на поясе сразу два меча, хотя одет он был бедно.
Мужчины заспорили, пора ли уже надевать доспехи. Конец спору положил Офети:
– Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем лучше. Нет времени, – сказал он.
– Ты знаешь дорогу? – спросил Фастар исповедника.
– Знаю, где она, – сказал Жеан, – надо идти на юго-восток по торговому пути, который ведет в Ломбардию.
Офети кивнул.
– Отведи нас туда, помоги получить золото, и ты нас больше не увидишь. Клянусь храбростью Тюра, мы не причиним тебе зла. Но если предашь нас, я буду убивать по монаху каждый день своего гнева, а мой гнев проходит не быстро, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты поклялся своим богом, что ты будешь с нами так же честен, как и мы с тобой. Принесешь клятву. Мы не причиним тебе зла, если ты не причинишь зла нам. Ну как, поклянешься?
Жеан поглядел на воинов. Он в их власти, и особого выбора у него нет. Ему необходимо попасть в Сен-Морис, а эти воины, кажется, готовы его отвести. Сколько денег он сможет выручить за останки монаха? Нисколько. Так что он окажется свободным от клятвы в тот миг, когда объявит берсеркерам, что за свою добычу они не получат и медяка. И тогда монахи будут вольны убить викингов. Непонятно, действительно ли это наилучший выход. Конечно, большинство монахов признали бы его самым удачным. Но, разумеется, гораздо лучше было бы привести этих людей к Христу. Он постарается, решил Жеан, обязательно постарается.
– Я клянусь, – сказал он. – Я буду служить вам в этом деле.
– Прекрасно, – произнес Офети. Он подошел к мулу и вынул из мешка пару сандалий.
– Путь неблизкий, поэтому они тебе пригодятся. Только не думай, что это из сострадания. Я просто не хочу, чтобы ты задерживал весь отряд своими мозолями или занимал место на муле. Куда нам идти сейчас?
– Тут есть брод. Кажется, он прямо под холмом.
Жеан затянул ремешки сандалий, неловко завязал узелки. Он не привык обуваться, не привык делать для себя что-либо сам.
– Поторопимся, – предложил Фастар. – Конунгу Ролло не терпится отблагодарить Офети за то, что он сделал с его сыном. Где, ты говоришь, брод?
Жеан указал на то место, которое запомнил с детства, но берсеркеры никуда не пошли, а принялись вглядываться в подножие холма. Он развернулся, желая увидеть, что их так заинтересовало. Внизу собирался отряд. Сколько там народу? Человек сорок, не меньше, и из лагеря подтягивались еще, некоторые на лошадях.
Офети пожал плечами.
– Он был взрослый мужчина, и он сам полез в драку.
– После того как ты заехал ему по лицу и выбил половину зубов.
– Но до того он обозвал меня бабой. Закон ясно говорит: я мог бы убить его, не сходя с места. Я же надеялся ограничиться сломанным носом. Он сам захотел драться.
– Как их много, – произнес Хольмгейр.
– Мы можем принять бой, – предложил Астарт.
Фастар помотал головой.
– Чтобы малый отряд победил большой, надо обратить большой в бегство. Это воины Ролло, они будут драться насмерть. Мы не успеем убить столько, чтобы они отступили. Силы слишком неравные.
– А давай, толстяк, мы просто скатим тебя вниз, и ты их раскидаешь, – предложил Эгил.
– Как скажете, – отозвался Офети. – Мне только на пользу лишний раз подняться на холм.
– Это Хвиткар, один из приближенных Ролло. Я однажды слышал, как он признался на пиру, что не понял ни слова из речей скальда. Мне кажется, тот, кто не понимает поэзии, не может быть хорошим воином, – сказал Астарт.
– Это верно, – подтвердил Офети. – Я однажды слышал, как он рассказывает об одержанной победе, так даже пес сложил бы песнь лучше. В нем вовсе нет ничего от духа Одина, так откуда этому духу появиться в его людях?
– Их просто слишком много. Идем, – сказал Фастар. – Если двинемся по лесу на юг, они нас потеряют. А потом поищем брод.
– И что дальше? Украдем лодку? В монастырь можно попасть по этой реке, монах?
– Можно проделать по ней часть пути, – сказал исповедник. – Есть одна прямая дорога, с которой надо свернуть на старую римскую дорогу, Трансверсаль, и идти, пока она не пересечется с дорогой на Саон, что на юге, а потом двигаться вдоль Роны до монастыря.
Жеан пересказывал то, что слышал от пилигримов, сам он никогда не ходил этими дорогами. Аббатство Сен-Морис находилось на самом коротком пути через горы в Ломбардию, Турин и в конечном итоге в Рим.
– Пойдем пешком, – решил Офети. – На реках будет полно лазутчиков, которые высматривают норманнов. Вперед. Мы же не хотим, чтобы люди Ролло застали нас врасплох у брода. Река полная, переправиться будет непросто и без погони на хвосте. – Он взял мула за уздечку и размашисто зашагал вниз по склону.
Жеан обернулся. К отряду на краю лагеря присоединились всадники. Исповедник понимал, что его с берсеркерами схватят. Но это не особенно его пугало. Жеана терзали страхи иного рода. Вкус человеческого мяса по рту все не проходил. Его подташнивало, но в то же время он ощущал странное воодушевление, как будто часть его существа радовалась той нечестивой трапезе. Еще он осознал, с изумлением и ужасом, что с удовольствием предвкушает грядущую битву. Рот наполнялся слюной, а руки и ноги делались легкими и проворными. Пока он шел через лес, следуя за викингами, он молился о том, что если ему придется убить, пусть это будет справедливое убийство и пусть оно не доставит ему удовольствия. Церковь высказывалась ясно: убивать язычников – благое дело, но нельзя радоваться убийству.
Все вокруг казалось таким странным, столько перемен произошло, что ему требовалось время для осознания их. Он был уверен, что благословен. Господь поглядел на него, когда он страдал от пытки, и освободил его от пут болезни. Все, что случилось после, могло случиться только по божественному произволу. Все, что остается ему, – молиться и принимать любые перемены, действовать так, как хочет от него Господь.
Еще Жеан заметил, что становится все сильнее. Движение нисколько не утомляло его, хотя викинги бежали. Он пытался молиться, и слова, утверждающие веру в божественную природу Христа, пришли ему на ум: «Бог от Бога, свет от света, истинный Бог от истинного Бога, рожденный, а не сотворенный».
Они добрались до кромки леса и поглядели на долгий спуск, ведущий к броду.
«Воплотившийся от Духа Святого и Девы Марии».
Викинги стремительно спускались с холма, и Жеан вместе с ними. Он постоянно оглядывался, но не видел за спиной никакой погони. Ему было радостно, он ощущал всю полноту жизни и стыдился своей радости, вспоминая, что совсем недавно побывало у него во рту. Он ощутил прикосновение к плечу. Это толстяк, сопевший рядом, дотронулся до него.
– Не торопись, монах, – сказал он. – Ты же не желаешь, чтобы мы отстали.
Жеан пришел в себя и замедлил шаг. Но ему вовсе не хотелось останавливаться, ему хотелось мчаться в ночь, чтобы бурлящая внутри него энергия нашла выход.