Вспомнить Нельзя Забыть (СИ)

Веду плечами, кости ломит. Размяться бы, но куда там. Новым открытием становятся бинты по торсу. От груди до живота привязан к кровати ещё и ими. Вика с ремнём нет, и обездвижили меня не для игр, так что мне не нравится.
Пара рывков, вкладываю всю силу — хуй! Даже с места не сдвигаюсь. Капельницу только вырываю, кровь струйкой течёт по руке вниз. На секунду замираю, услышав, как завозился Макс. Он поворачивает голову в мою сторону, шумно вдыхает и снова замирает, как будто сил хватает только на это. Делаю себе заметку его реакции на мою кровь, это может нам пригодиться. Уже собираюсь повторить судороги, но останавливают шаги за дверью. Замерев, прислушиваюсь. Одна пара ног впереди, две более тяжёлых — сзади. Разговор не слышу, но очень хочется.
Первым, как и предполагаю, заходит санитар. На бейджике значится имя Артём и его занимаемая должность. Невысокий, белобрысый, бледно-голубые глаза на пол-лица и не в тему иссиня-чёрные густые ресницы. Тонкие губы поджаты, вид замученный, как будто лечили его, а не он. Но взгляд не по возрасту холодный, колючий, таким впиваются в кожу и оставляют ожог. Мне становится некомфортно, пока он разглядывает меня в ответ и пока идёт ко мне с подносом и шприцем, и даже когда шёпотом мне говорит прикинуться дурачком на момент осмотра. А я уже. В смысле, всегда такой. Специфический. И как прикидываться — не знаю. Умным могу, культурным, галантным, а вот дурачком… Так затроил, что реально стал походить на дебила. Это я понял по тому, что пацан кивнул, вытер мне с руки кровь и всандалил иглу от капельницы обратно.
— Доброе утро, Даниил Андреевич! — слишком приторный для восприятия голос отвлекает от размышлений. В общем хаосе моих переживаний его лицемерный позитив никак не вписывается. Мужчина, тот самый из приёмного, главврач этого заведения, подходит ко мне и расплывается в счастливой улыбке. Как харя не треснула — загадка. — Как вы себя чувствуете?.. — Я молчу. — Вижу, что замечательно! — Не человек, а рентген, ещё и букву «С» отвратно шепелявит, аж руки чешутся прикус поправить. — Ваш «папик» очень о вас тревожится… — на слове «папик» я хочу открыть рот, но губы пересохли, вязкая слюна скатывается в глотку, и я давлюсь. Выглядит это как эпилептический приступ. Будем считать — так и задумано. Я же дурачок.
Мне дают воды и снимают с торса бинты. Голая грудь в синяках, сбоку обширная гематома. Рёбра срослись — и на том спасибо. Хорошо приложили. Даже не помню этого.
— Ночью вы плохо себя вели, — поясняет… эм… Анатолий Владиленович. Бейджики — это круто. — Всё норовили уйти от нас. Это на вас так полная луна действует?.. У полукровок вашего вида такое бывает. Но не переживайте, наши санитары помогли вам расположиться с комфортом. Теперь ваше место здесь. — Меня гладят по голове, как щенка. — И вы принесёте массу пользы всем остальным. Вы же не против поделиться кровью для исследований? — Мои глаза опасно щурятся, пацан за спиной Владиленыча мотает головой, останавливая приступ бешенства. Я пускаю слюну и закрываю глаза. Хорошо, что Вик меня не видит. — В нашем уникальном центре помощь получит каждый. Правда, Леонид надеется забрать вас домой в ближайшее время, жаль его расстраивать, но очень уж хочется поработать с оборотнем полукровкой.
Кем, простите?.. Я тут, выходит, дитя папика, да ещё и полукровка, да к тому же оборотня. Ну, батя… хитрый жук. Только одна проблема имеется… Пацан, стоящий передо мной, прекрасно понимает, кто я на самом деле, и если сдаст — мне точно пиздец. Центр оснащён новейшими системами безопасности, но большая угроза для неча — это артефакты, разбросанные по периметру, как яблоки по осени, я такой сильной блокады ещё не встречал. Не сделаю лишнего шага даже со своей силой. И Батя сюда Теневой коридор не откроет, это невозможно. Никогда не чувствовал себя таким слабым. А время утекает как вода сквозь пальцы. Я нужен Вику, а он, как никогда, нужен мне.
— Артём, приступайте, — команда была дана и выполнена беспрекословно.
Пацан нащупывает вену в руке, делает прокол, и красная жидкость начинает течь по прозрачной трубке. К концу процедуры у меня кружится голова и немеют конечности. Собрав образец, иглу, наконец, вынимают и забинтовывают место прокола. В глаза мне никто не смотрит. Только Владиленович скользит липким взглядом с лица на шею, ниже по ключицам, и особенно ему нравится видеть синяки на теле. Глаза его сияют неподдельным научным интересом.
 
Есть же люди почти твари, получающие кайф от такой работы, доминируя над более сильными по природе существами. Вот сейчас убери из моей крови наркоту и транквилизаторы… Посмотрел бы я на бледнеющие от ужаса лица медперсонала. Помимо возбуждения и ликования, они нас всё-таки боятся и ненавидят. Ненависть и есть причина садистского отношения к нечам.
Я понимаю, что именно мне дал Леонид — адскую смесь бешенства молодняка. Знал, что я это переварю и сохраню рассудок, но нам поверят! Ещё бы неплохо замести следы, стерев возможность прочитать мой ген, но даже умы Салана до такого ещё не дошли. В лаборатории управления на это уходит трое суток. Сколько здесь — даже судить не берусь.
Конечности сводит судорогой, немеют кончики пальцев. Морозит, но на физическое состояние давно махнул рукой.
— Отдыхайте, Даниил. Мы снимем наручники, чтобы вы могли воспользоваться туалетной комнатой, но больше не шалите. В изоляторе вам не понравится. — Чужая ладонь с моей щеки скользит от уха до горла. Чувствую чужой пульс, и меня передёргивает. Закрываю глаза, чтобы они не стали красными. Это сильнее меня. Первобытная злость и отказ пускать в личное пространство кого бы то ни было, побуждают демона становиться сильнее. Но моя попытка закрыться играет злую шутку: главврач одобрительно хмыкает и сразу отнимает руку, всем своим видом показывая, что продолжение обязательно будет. Перспектива быть замученным этим выблядком меня не прельщает от слова совсем.
Щёлкают наручники, шаги отдаляются, хлопает дверь. Проверяю, насколько свободен. Растираю запястья, сажусь и только потом открываю глаза. Мир чёрно-белый. По его стенам струятся потоки энергии, они то вьются, силой закручиваясь лианами, то бьются штормовыми волнами и ломанными линиями о нарисованное на глухом бетоне окно в поисках спасения. Их создателей уже нет в живых. Сколько душ тут было загублено — не сосчитаю. Такая перспектива реально помочь нечам проиграла жажде наживы и алчности. Разнести это здание — вопроса не стоит! Подорву собственными руками, и гори оно синим пламенем.
Осматриваюсь снова. Справа в стене, и правда, есть ручка. Голова начинает кружиться, как только встаю, и карусели продолжаются всё время: пока уговариваю ватные ноги идти, куда мне надо, пока борюсь непослушными пальцами с проклятой ручкой, всё норовившей выскользнуть, и даже пока пытаюсь понять, где в абсолютно пустой комнате хотя бы раковина. Но… Бля. Дырка в полу — это сортир, решётка — душ, меня им и окатывает. Срабатывает сенсор, вода из дыр в потолке льётся сверху, как только подхожу ближе. Ни единого крючка, ни трубы — ни хрена нет, абсолютное ничто, никак не помогающее сбежать. Побиться бы головой о стену, да и та, сука, прорезиненная.
На мне серые спортивные штаны на резинке и больше ничего. Сижу под прохладными струями воды, барабанящими по свежим ушибам. Голова опущена вниз, локти лежат на согнутых коленях. Хотел бы сейчас, чтобы зашёл Вик, дал мне подзатыльник и сказал: «Домой пошли, я всё разрулил». А потом бы обнял, как умеет только он. Чтобы сразу успокоиться и поверить. Но Вика здесь нет, и это паршиво. Без него я другой. Не физически — духовно. Морально на издыхании как загнанная лошадь. Мы давно так надолго не расставались, да и вообще… как сошлись, нас тянуло магнитом друг к другу. Даже следуя в разные стороны, мы всё равно встречались, а сейчас я один и его не чувствую. Только знаю — ему хреново и всё. И всё.
Вода перестает лить так же неожиданно, как и начала. Готов было обматерить потолок, даже рот открыл, который методично заткнули, кинув в лицо полотенце. Воняет хлоркой. Держу на расстоянии. Кто его знает, что им тёрли.