Соблазн. Любовь втроем

– Не дергайтесь. Все хорошо. Нет, не все: сто на сто шестьдесят. В Вашем возрасте это очень много.
Михаил сквозь ткань халата ощущал кончиками пальцев выпуклый рисунок бюстгальтера Анны Сергеевны и не мог оторвать глаз от декольте, открывавшего почти наполовину смуглые холмы, меж которыми улегся крестик с гранатами – они призывно вспыхивали темно-красными бликами, хотя сами были почти черными. Женщина не меняла позу, и Михаил никак не мог понять, произошло ли это случайно или она сделала это намеренно и что ему нужно сделать. Ох, не нужно тебе этого делать, Майкл. Знаю, что не нужно, но она ж сама тебе ее в руку уложила. Зачем-то она это сделала, что-то она хочет. И какого черта – у нее муж. И любовник. Ты-то ей на хрен сдался. Господи, сидел бы ты лучше дома. Это Белка все виновата, со своей ведьмочкой. По заднице получит обязательно.
Анна Сергеевна наконец закончила измерять давление, сняла манжету, встала и подошла к Михаилу, слегка коснувшись коленом его ноги, расширила ему пальцами веки, наклонилась и заглянула в каждый глаз по отдельности. Как левый, так и правый его глаз смотрели в полукруглый вырез халата доктора, пульс совсем не хотел утихать, еще и зиппер намекнул, что никак не может в таких условиях работать и что вообще, пора, наконец, в отгул.
– Покажите язык.
– Вам?!
– Нет, Папе римскому. Открывайте рот. Так. Курите много. Вставайте, раздевайтесь и прилягте на кушетку.
– Совсем раздеваться?!
– Нет, хватит и рубашки. Да нет же, ложитесь на живот. Руки поднимите. Не напрягайтесь так. Я Вам сделаю легкий массаж.
Михаил ощутил на своих плечах пальцы Анны Сергеевны и закрыл глаза. Напряжение уходило, его окружил сладковато-пряный запах духов, круговерть в голове потихоньку улеглась, и он вспомнил, как они с Белкой «готовились к сессии» в этом здании пару месяцев назад, ночью, и чем это кончилось в кабинете главврача. На него напала неудержимая эрекция.
– Поворачивайтесь, полежите пару минут. Лучше Вам?
– Да. Совсем хорошо. Только вот…
– Да ничего там страшного нет, я уверена. Ну покрутила хвостом девчонка. Она же еще очень молода. Ей это надо. Это в женской природе – хотеть нравиться всем. А Вы кинулись морду бить Арчибальду Вольдемаровичу.
– Жаль, что он не здесь работает. Вы не знаете случайно, кто это такой?
– Да бросьте, Миша. Можно я Вас так буду называть?
– Да пожалуйста. Я бы и бросил. Если бы знал точно, что у нее в голове.
– Все у нее в порядке в голове. Она знаете, как о Вас восторженно рассказывает. Успокойтесь. Вы и не представляете себе, что может быть в голове у женщины. А у Бэлы в голове Вы. Вам совершенно нечего опасаться.
– Правда?
– Абсолютно.
– А что еще может быть в голове у женщины?
– Зачем Вам это?
– Я же должен знать, чего еще ждать.
– Ничего никогда не ждите, Миша. Все, что Вам суждено, само Вас найдет.
– Ну да, найдет. Может, меня кирпич с крыши найдет. Так хоть шлем надеть.
– Я чувствую, что если Вы сейчас уйдете, то побежите искать этот самый кирпич. И тогда он Вас точно найдет.
– Так что же делать?
– У меня сегодня уже нет приема. Давайте поедем куда-нибудь, чаю выпьем, посидим. Хоть и ко мне. Вы какой любите?
– К Вам? Домой?!
– Ну да. Вас что-то пугает?
– Нууу… а вдруг я разобью чашку из Вашей «мадонны»?
– Это не страшно, Миша. По сравнению с разбитой жизнью, одна чашка совсем ничего не значит.
– Это у Вас жизнь разбита?
– Вам понравилось здесь лежать? Вы остаетесь или…
– Ладно. Попьем чаю. Только не долго.
– Вот и хорошо. Спасибо.
– Что Вы, Анна Сергеевна. Это Вам спасибо.
Михаил вышел из больницы, закурил и достал телефон: три пропущенных вызова от Белки. Не буду перезванивать. Все равно получит. По полной программе. Он дошел до стоянки и остановился у красного «рено». Минут через пять появилась Анна Сергеевна: на ней была узкая черная юбка, обтягивающая роскошные бедра, блузка цвета бургундского вина и замшевые вишневые туфли на каблуке. Она достала из сумочки ключи, нажала кнопку сигнализации, та квакнула.
  
– Поехали?
В машине они молчали, только легкая музыка наполняла салон, да запах духов Анны Сергеевны не давал Михаилу расслабиться. Его правая рука еще хранила ощущение округлой мягкой тяжести, голова помимо воли слегка поворачивалась влево, и взгляд тормозил на колене, выглядывающем из-под юбки. Куда-то ты едешь, Майкл? Чую – куда-то не туда. Хоть бери да выскакивай.
Перед дверью квартиры Анна Сергеевна достала из сумки ключи, открыла замок и пропустила Михаила вперед.
– Заходите, Миша, сюда. Присаживайтесь. Посмотрите телевизор пока, я скоро.
Михаил уселся на кожаный диван болотного цвета, взял пульт, нашел MTV и откинулся на спинку. Где-то засвистел чайник, и минут через десять в комнату вошла Анна Сергеевна с подносом в руках и поставила его на столик у дивана. Михаил открыл рот, собираясь что-то сказать, но ничего не сказал и забыл закрыть рот. На подносе стоял немецкий чайный сервиз, на Анне Сергеевне было надето красное велюровое платье, оставившее открытыми все плечи и большую часть груди: оно слегка не доходило до колен, слева его рассекал разрез до основания бедра – в нем была видна ажурная резинка черных чулок, с тыльной стороны на них был рисунок шнуровки, заканчивались они черными лаковыми туфлями на шпильке.
– Вы в театр собираетесь? – наконец выдавил он из себя.
– Нет, просто я купила новое платье, а надеть некуда – никто еще не видел. Вы первый. Как оно Вам? Можно носить?
– Оно просто аху… ахре… абалденное! Вы в нем как королева.
– Спасибо, Миша, – Анна Сергеевна села на диван рядом с Михаилом, положила левую ногу на правую – платье разошлось разрезанным арбузом и вонзило в Михаила колено в черном шелке чулка, – женщине нужно это слышать. И Белке Вашей нужно. Вы ей часто комплименты говорите?
– Нууу… не знаю. Говорю.
– Когда последний раз говорили?
– Последний? Говорил… не помню.
– Вот видите. А ей это нужно каждый день. Как воздух.
– Я ей сладости покупаю. Каждый день.
– И молодец. Но это нужно ей больше, чем шоколад, – Анна Сергеевна привстала, наклонилась так, что грудь обнажилась почти вся, и налила чай в чашки, – Вам сколько сахару?
– Три. Нет, две. Давайте одну.
– Пробуйте. Это мой микс.
Михаил поднес чашку к носу – цейлонский аромат проник в ноздри, за ним шел запах мяты и чего-то еще. Он попробовал чай, рука дрожала, и, опасаясь за фарфор, он поставил чашку.
– Замечательно вкусный чай. Дадите рецепт Вашего микса?
– Нет, Миша. Может быть, Вам когда-нибудь захочется еще попробовать – придете ко мне. Придете?
– Не знаю, Анна Сергеевна. Странно все это как-то.
– Что странно?
– Ну вот это – как мы с Вами сидим тут.
– Ну сидим, чай пьем. Разговариваем. Беседуем. О книгах давайте поговорим. Или о кино. Вы читаете что-нибудь?
– Читаю.
– А кого?
– Вот Пелевин новый вышел – уже начал.
– А чем Вас привлекает Пелевин?
– Своим субъективным идеализмом: у него везде – какой мир ты себе нарисуешь, в таком и будешь жить.
– Так Вы немножко учились, я смотрю.
– Да, три года, на историческом.
– Вас интересует политика?
– Нет, политика меня совершенно не интересует – после Пелевина. Сплошное манипулирование сознанием. Я сам себе манипулятор.
– А что?
– Древняя история – Греция, Рим.
– Цезарь?
– И Цезарь. Тиберий. Калигула. Нерон.
– Хорошая компания. Вам нравится Калигула, этот сексуальный маньяк?
– Это мой любимый фильм.
– Но в фильме это же Малькольм МакДауэлл, а не Калигула.
– Да, но Клеопатра, в общем, была некрасивой женщиной. Для нас Клеопатра – Элизабет Тейлор. Вы, кстати, на нее чем-то похожи. Плечами и… гру… губами.
– Правда? Спасибо. Видите, какая у нас интересная беседа. А Вы боялись. Боялись же, скажите правду.