Настоящая королева

— А я этого и не утверждала, — ответила арилак.
— Я боялась, — призналась Энни. — Но теперь с этим покончено. Теперь ты должна говорить все, что мне необходимо знать. Ты меня поняла? Я не хочу получить еще один удар в спину.
— Очень хорошо, Энни.
— И называй меня «ваше величество».
— Когда ты станешь моей королевой, я так и буду к тебе обращаться. Но это время еще не наступило. И я тебя тоже не боюсь.
Она смотрела, как гигантские камни цитадели рушатся, и ей казалось, что это ее пальцы рвут каменную кладку. Двери были подобны пылающим печатям, но она потянулась к силе, и все в ней напряглось, она понимала: еще немного и ее тело не выдержит. На мгновение ее переполнило глубочайшее ощущение счастья, какого она никогда не испытывала, когда все замедлилось почти до полной остановки, зачарованный металл звенел, разрываясь, и могущество хаоса отступило перед ней. Она почувствовала обжигающий огонь десяти тысяч жизней, отступающий перед ней — существа так привыкли принадлежать своему хозяину, что даже сейчас, когда близилось их освобождение, они все еще сопротивлялись, пытаясь остаться рабами.
Но теперь они сжались, когда цитадель лежала в руинах, и сила, которая противостояла ей, исчезла.
Она и прежде обладала могуществом, но никогда оно не было таким всеобъемлющим. Сомнения и страхи исчезли. Она стала чистой и простой, как стрела, спущенная с тетивы, как буря, атакующая порт, непреклонная и неодолимая.
Вся слабость исчезла.
Она рассмеялась, и они пропали, подавленные ее волей, или уничтоженные ее воинами, ее прекрасными, чудесными воинами. И все, чем они были и могли бы стать, хлынуло потоком и вернулось обратно, и она знала: наконец она заняла трон седоса…
— Сейчас было еще хуже? — спросила Эмили.
Энни с огромным трудом сдержалась и не задушила девушку за глупый вопрос. Она сделала несколько глубоких вздохов и выпила немного чая сефри.
— Я могу для вас что-нибудь сделать, ваше величество?
«Да, выпрыгнуть в окно», — подумала Энни.
— Помолчи, Эмили, — ответила она. — Я не в себе.
Но, может быть, она как раз в себе. Они хотели, чтобы она взяла на себя ответственность? Хорошо, она так и сделала. Теперь, когда она стала королевой, она будет такой королевой, которую они заслуживают.
Эмили отшатнулась, больше ничего не сказала и вышла.
Через колокол Энни уже не казалось, что у нее в голове живой муравейник.
— С каждым разом становится все легче, — сказала она Неренай. — Я думаю о том, что хочу увидеть, и вижу то, что хочу, или нечто близкое к нему, но сны… Чем яснее становятся видения, тем страшнее мои кошмары. Так и должно быть?
— Наверное, такова цена, — ответила сефри. — Вы сумели отделить видения от снов, но у них общий источник.
— Но я должна была их разделить.
— Сейчас это так. Но когда вы станете достаточно сильной, вам не потребуется их разделять. Все станет единым.
Энни вспомнила, как она стояла возле ворот, которые рассыпались у нее на глазах, и вновь ощутила радость освобождения.
— Надеюсь, что так и будет, — она вздохнула. — Пришли сюда Эмили, ладно? Я хочу принести ей свои извинения.
— Она рядом, — сказала Неренай. — Вместе с братом, который пришел вас повидать.
— Хорошо, пусть войдут, — сказала Энни.
Через мгновение вошел граф, державший за руку Эмили. Он был в новом темно-красном камзоле и черных панталонах.
— Хорошо, что вы пришли, Кейп-Шавель, — сказала Энни.
— Ваше величество, — с поклоном ответил он.
— Эмили, приношу свои извинения.
— Ну что вы, ваше величество, — ответила Эмили. — Это все ваши сны. Я знаю. Я здесь для того, чтобы служить вам.
Энни кивнула.
— Кейп-Шавель, я еще не успела поблагодарить вас за спасение моей жизни.
— Я рад, что вы этого не сделали, — ответил он. — Вы бы толь ко меня смутили. В особенности если учесть, что большинство из нас спасено вашим священным даром.
— Ну, так я намерена вас смутить. Благодарю вас, Кейп-Шавель.
Он покраснел. Забавный молодой человек, в нем было что-то от сэра Нейла и от Казио.
 
Казио. Она видела его на свободе вместе с з’Акатто, но Данмрог пал. И Хесперо — но здесь картина оставалась неясной. Более того видения, связанные с прайфеком, являлись ей очень нечетко.
— Как вы себя чувствуете? — спросил граф.
— Уже лучше. Целитель сказал, что через день или два я смогу ходить. Похоже, мое ранение оказалось не слишком опасным.
— Для меня это облегчение, — сказал Кейп-Щавель — Должен признаться, что я не раз видел подобные раны — обычно они бывают гораздо опаснее.
Слова графа заставили Энни задуматься. У нее действительно было серьезное ранение, ведь так? Стрела глубоко вошла в бок. Она и сама видела такие раны. Как же ей удалось избежать худшего? Ведь она должна бы ла умереть?
Она вспомнила рыцаря, который не умирал. Казио сумел с ним покончить только после того, как рассек его тело на мелкие кусочки. Она вспомнила еще одного типа в лесу, поблизости от Данмрога.
И своего дядю Роберта, чья кровь теперь текла не так, как у других людей, но это не мешало ему творить зло.
«О, святые, — подумала Энни. — Во что я превращаюсь?»
  
ГЛАВА 14
 
ПОЮЩИЕ МЕРТВЕЦЫ
 
Леоф с ужасом смотрел на пустой пергамент.
Раньше такие вещи его не пугали.
С самого детства он был способен слышать музыку в голове: ту, что уже существовала, и ту, которую он придумал. Не только мелодии, но и гармонические ряды, полифонию, аккорды. Он мог сочинить симфонию для пятидесяти инструментов и слышать каждый из них. А записывать это на бумагу было лишь удобным способом поделиться с теми, кто не обладал таким даром.
Но теперь он боялся той музыки, что таилась у него в голове. Всякий раз, когда Леоф пытался думать о запретных формах, которые он открыл, когда был пленником Роберта, он чувствовал себе больным. Как найти противоядие, если он не понимает болезнь?
— Я видела маму прошлой ночью, — произнес тихий голос у него за спиной.
Он испуганно обернулся и увидел Мери, стоявшую в нескольких шагах от него.
— В самом деле? — спросил он.
Конечно, мать Мери умерла, но многие люди видят умерших близких.
— В колодце, — продолжала Мери. — В старом колодце, в задней части сада.
— Тебе не следует там играть, — сказал Леоф. — Там опасно.
— Я не играла, — тихо ответила Мери.
«Конечно, нет, — печально подумал он. — Ты больше не играешь.»
Впрочем, она и раньше играла редко, но прежде в ней было хоть что-то от маленькой девочки.
— А твоя мама что-нибудь сказала?
— Она сказала, что сожалеет, — ответила Мери. — И еще пожаловалась, что все забывает.
— Должно быть, она очень тебя любила, ясли пришла навестить, — сказал Леоф.
— Теперь им легче, — сказала Мери. — Музыка помогает.
— Музыка, которую мы написали вместе? Для принца Роберта?
Мери кивнула.
— Они и сейчас ее там поют.
— Мертвые?
— Они поют и поют, и даже не знают, что делают это.
Леоф потер изуродованной рукой лоб.
— Они поют, — пробормотал он. — Что происходит?
— Почему тебя печалит, что призраки поют?
— Дело не в этом, — мягко ответил он — Меня беспокоит не то, что они поют. Сама песня плохая, так мне кажется. — Он поднял руки. — Ты помнишь, как я раньше играл этими руками?
— Да, — кивнула Мери. — Прайфек приказал сломать твои руки.
— Верно, — сказал Леоф, стараясь отбросить воспоминания о боли. — И довольно долго кости не срастались, но теперь все прошло. Что-то разрушено в нашем мире: нечто, разделяющее жизнь и смерть. Наша песня сделала хуже, и я думаю, что их песня — ту, которую слышала ты — делает еще хуже. Мешает исцелению.
— Но твои руки срослись неправильно, — сказала Мери — Ты все равно не можешь играть.
— Это верно, — согласился Леоф.
— А что, если мир исцелится тоже неправильно?