Настоящая королева

— Нет, — сжав зубы, прохрипел он.
«Да. Ты меня удивил…»
— Да, — с трудом выговорил Хесперо.
«Но я здесь сильнее.»
Хесперо сжал кулаки, но от напряжения пальцы оторвались от ладоней. А в следующее мгновение его плечи поникли, и обе руки отвалились от тела.
— Нет!
Его позвоночник задрожал и начал ломаться, торс медленно рассыпался, колени исчезли. Его тело развалилось на части, и черный поток унес куски прочь.
Дрожа от страха, Хесперо снова ухватился за ослепительное сияние, не обращая внимания на то, что он становится бестелесным, сливаясь с потоком.
«Вот», — произнес неожиданно голос.
Он ничего не видел, но вдруг ощутил что-то горячее и содрагающееся.
— Я помню, — пробормотал он. — Я это помню.
«Тогда поторопись. Ты скоро забудешь.»
Голос сказал правду, потому что в тот момент, когда Хесперо коснулся необычного предмета, он уже не понимал, что делает и почему, и…
Послышался крик, а потом, потом…
Откровение.
Сначала появились образы и части образов. Запахи, ощущения, боль и удовольствие, сущность материи, сущность жизни, но отделенная от самой жизни, плывущая по течению.
Нет, не по течению. Внутри него.
Первый поток исходил от Фабуло: страх и возбуждение одновременно. Да, Луцио убили, при помощи утонченного яда, но все это было слишком быстро, жизнь отступила, и возникли яркие вспышки. Ослепительное плетение священного пути святого Диуво, движение женских пальцев, касающихся высоких стеблей пшеницы, удар головой о холодный мрамор в часовне в з’Ирбине он дрожит в лихорадке, ему жарко в удушающих перинах, мягкое белье, удивление, лицо, ставшее целой вселенной, сладкий запах материнского молока, боль, свет…
А потом, надолго, Хесперо лишился способности мыслить, когда перед ним открылся колодец знания, наполнил его и — когда он решил, что силы его иссякли — снова закрылся.
Возникла сильная боль, и он почувствовал, что его ногти впились в ладони, потом руки сжало словно тисками, и в груди что-то заколотилось.
«Мое сердце, — подумал он. — Мое сердце.»
Он снова содрогнулся, ему больно сдавило грудь.
Затем удар, пауза, два удара, снова пауза и новый удар.
Боль стала не такой мучительной, а в следующее мгновение он испытал облегчение. Задыхаясь, он открыл глаза.
— У вас получилось, — сказал сэр Элдон.
Рыцарь держал его за левое плечо. Брат Хелм вцепился в правое.
Он с трудом поднял глаза на ряд скамеек. Ниро Фабуло скорчился в своем кресле, глаза широко раскрыты, кожа уже начав синеть.
Милтон, раскрыв от удивления рот, отвернулся от мертвого Фратекса Призмо.
— Как? — выдохнул он.
— Святые отвернулись от него, — прохрипел Хесперо. — Они выбрали меня.
— Но вы не прошли по священному пути, — возразил Милтон. — Как вы могли использовать магический источник?
— Святые сообщают свою волю через меня напрямую, — заявил Хесперо.
— Это невозможно.
— Это данность, — с трудом выговорил Хесперо. — Вы все видели. И наверняка почувствовали.
— Да, — сказал другой трибицерий, Л’Оссель. — Разве ты не видишь? Не помнишь? Это правда. Предсказание гласит: «И он возьмет силу святого Диуво, хотя он не прошел его путь».
Потрясенное молчание взорвалось дружными голосами.
— Он истинный Фратекс Призмо, — продолжал Л’Оссель. — Он тот, кто поведет нас за собой в последние дни.
Хесперо собрал остатки сил и стряхнул руки, которые его поддерживали.
— Я не потерплю никаких сомнений, — заявил он. — У нас мало времени, а сделать нужно многое. Если кто-то из вас хочет бросить мне вызов, сделайте это сейчас.
Он вздернул подбородок. Несмотря ни на что, ему удалось справиться со священным путем и с Фабуло. У него больше не осталось сил. Если самый слабый из них бросит ему вызов, это будет конец.
Но они опустились перед ним на колени.
А через несколько дней его назвали Фратекс Призмо Ниро Марко.
Ему нравилось, как это звучит.
  
ДАРИДЖ
 
Стивен резко проснулся, чувствуя, как отчаянно колотится в груди сердце.
— Что? — задыхаясь, проговорил он.
 
Но ему никто не ответил. Что-то его разбудило — что-то громкое, или яркое, или болезненное — только вот он не мог вспомнить, что: звук, свет или прикосновение. Произошло ли это в реальном мире или за границей сна? Кожу головы и ладони покалывало, и он чувствовал себя, как насекомое, застрявшее в патоке.
Затем в открытое окно ворвался порыв ветра, холодного и чистого, и неприятное ощущение прошло.
Он прижал страницу книги, которую читал, сообразив, что заснул, буквально уткнувшись в нее носом, и, когда ужас, испытанный им при пробуждении, прошел, почувствовал, что смеется. Что скажет Землэ?
Она пошутит насчет его одержимости, но она все понимает. Стивен положил в книгу ленточку, чтобы отметить место, где он остановился, а затем перевел взгляд на лежащую рядом с книгой свинцовую пластину с полустертыми надписями. Его привело сюда письмо. Хотя он давным-давно разобрался в шифре, которым оно было написано, он чувствовал, что ему не удалось понять что-то очень важное, скрытое в тексте, и он никак не мог отыскать ключа к мучившей его тайне.
Он встал и подошел к восточному окну, остановился. Разве он не закрыл ставни?
Стивен огляделся по сторонам и пришел к выводу, что в комнате никого нет, а также нет места, где мог бы спрятаться незваный гость. Это было просторное помещение, вырубленное в скале, с огромными окнами, выходившими на все четыре стороны, забранными хрустальными стеклами толщиной в палец. Они были полупрозрачные, и, если их закрыть, днем пропускали в комнату приятный рассеянный свет. А когда их открывали, глазам представал восхитительный вид. Насколько знал Стивен, это высокие покои в громадном городе, состоящем из пещер и тоннелей, пронизывающих гору Ведьмин Рог и построенных внутри невысоких каменных наростов на восточной стороне пика, который аттивары — местные жители — называли Кхелан, или «вертел». Он не знал, какое имя они дали верхней горнице, но он окрестил ее «орлиное гнездо». Он любил любоваться отсюда восходом солнца над зазубренными пиками Бейргса, в ясный день ему казалось, что он может разглядеть Средние земли на юге и залив Дефис на востоке, потому что временами у него возникало ощущение, будто он видит влажное мерцание воды, хотя это вполне могла быть игра света.
Стивен пожал плечами. Наверное, он не закрыл задвижку, а ветер распахнул окно.
Уже сгустились сумерки, и гора отбрасывала свою длинную тень в сторону окутанного голубой дымкой горизонта. К северу и югу пики и уступы горы пылали оранжевым сиянием, а на темнеющем небе начали робко появляться первые звезды.
Стивен сделал глубокий, счастливый вдох и положил руки на мраморный подоконник, слегка наклонившись вперед.
У него возникло ощущение, будто он коснулся ладонями раскаленной печи, и он, вскрикнув от боли и удивления, сделал неверный шаг назад, в изумлении глядя на свои руки.
Через несколько мгновений Стивен начал успокаиваться. Камень не был настолько горячим, чтобы обжечь его от короткого прикосновения; просто он этого не ожидал. Стивен осторожно вернулся к окну и снова потрогал подоконник. Он по-прежнему был очень теплым.
Тогда Стивен пощупал ближнюю стену, но она оказалась такой же холодной, как вечерний воздух.
Он встревожено огляделся по сторонам. Что здесь происходит? Может, он невольно выпустил на волю какое-то древнее колдовство сефри? Или вулканические испарения поднимаются внутри горы? Охваченный любопытством, он пошел вдоль стены к следующему окну, а потом к третьему, но не обнаружил ничего необычного. Однако, когда он остановился около каменной лестницы, уходившей вниз, вглубь горы, он выяснил, что перила тоже необычно теплые на ощупь.
Стивен вернулся к восточному окну, опустился на колени и потрогал пол. Вот оно, теплое пятно. И чуть больше королевского ярда дальше еще одно — получился след, который вел к лестнице…