Форт Далангез
Что же рассказать ещё о быте? Весь наш быт сводится к подготовке большого сражения. Это видно по всему. Армейские штабисты не спят ночами. Вместе с ними не спят и фельдъегеря. Я совершаю разведывательные полёты иногда по три раза на дню. Возглавляемый мною авиаотряд подчинён непосредственно командующему Кавказской армией. Работа интересная и риска никакого. По части авиации мы далеко опережаем турок, и встреча с турецкими коллегами в воздухе мне не грозит.
Для начала характеризую тебе своего начальника.
На мой взгляд, генерал Юденич обладает необычайной решительностью, гражданским мужеством и хладнокровием. Качества эти особенно ярко проявляются в самые тяжёлые минуты. Он всегда находит в себе мужество принять нужное решение, беря на себя и всю ответственность за него, как это было в Саракамышских боях. Юденич обладает несокрушимой волей к победе. Ею проникнут он весь, и эта его воля в соединении со свойствами его ума и характера являют в нем черты полководца.
Находясь достаточно долго в среде штабных офицеров самого высокого ранга, я многое понял о военной службе. И во многом этим пониманием я обязан моим сослуживцам-офицерам и лично Николаю Николаевичу Юденичу. Наш командующий, как истинный руководитель, большой мастер в выборе людей. Он умеет каждого поставить на правильное, позволяющее максимально использовать имеющиеся навыки и способности место. Порой он кажется безрассудно доверчивым, но не было ещё случая, чтобы это его безрассудство не оправдало себя продуктивной боевой практикой.
Мою жизнь в офицерской среде несколько стесняет одно лишь обстоятельство, а именно: вынужденное присутствие на православных богослужениях, которые происходят регулярно по заведённому распорядку, и ни одно серьёзное действие не обходится без предварительного обращения к Богу. Я пишу слово "Бог" с большой буквы не от богобоязненности, которой, как тебе известно, во мне нет ни на грош, а от уважения к людям, сблизившимся со мной в результате полученного совместно боевого опыта. Уважая их чувства, я не афиширую перед ними известные тебе мои взгляды. Однако шила в мешке не утаишь: я избегаю исповеди и причастия, избегаю общения с попами, которых в душе своей по-прежнему почитаю за шарлатанов и бездельников. Это обстоятельство было уже замечено и отмечено Николаем Николаевичем. В то же время никакие меры ко мне лично не применялись.
Я человек не военный, хоть и имею армейский чин поручика. В штабе с подачи Ковшиха меня зовут эльфом. Разбег аэроплана, взлёт и полёт им представляется порханием. А ведь не понимают главного: двигатель летательного аппарата — 9-цилиндровый ротативный "Рон" 9С мощностью 80 лошадиных сил обеспечивает это изящное "порхание", а вовсе не Божий промысел и не эльфийское волшебство. Да и сами аэропланы многим представляются чудом, эдакой игрушкой.
Николай Николаевич, в отличие от многих, понимает, что для победы в будущих войнах авиация будет иметь решающее значение. Полковник Масловский называет меня "существом эфемерным", а наш друг Ков-ших и того страшнее — эльфом, то есть существом сказочным, лишь по недоразумению оказавшимся в мире реальных людей.
Мой характер, склад натуры не приспособлен для военной службы. Действительно, беспрекословное подчинение, повиновение приказам без обсуждений оных, без особых раздумий, ты знаешь — это не моё.
Что такое офицерское общество? Постоянная ограниченность в средствах, долговременное пребывание в отдалении от мест концентрации культуры и в то же время близость к солдатской среде — всё это накладывает отпечаток на личности.
Командующий, замечая некоторую мою неприкаянность и неуютность в среде строевых и штабных офицеров, приблизил меня, предложил обращаться друг к другу по имени и отчеству. Так теперь он называет меня Борисом Ивановичем, а я его — Николаем Николаевичем. Так и стану именовать командующего в дальнейшем в своих письмах.
Леночка, теперь уже поздний вечер. На завтра назначены новые вылеты, но до того как подняться в воздух, отправлю денщика с этим письмом на почту".
* * *Второе письмо поручика Мейера к его невесте Ленни Фишер из города Гродно. Писано в деревне Караурган в период между 15 и 29 декабря 1915 года:
"Здравствуй, Лена!
В перерывах между разведывательными полётами продолжаю свой рассказ о нашем военном житье в Восточной Анатолии. На этот раз остановлюсь на делах штабных.
Не последнюю роль при штабе Николая Николаевича играет наш с тобой друг Дамка (Адам Ковших). Персонаж этот полон самых фантастических идей, некоторые из которых трезвомыслящий и практический Николай Николаевич охотно претворяет в реальность.
Ковших находится при штабе не просто так. Этот всемирно известный субъект — да простит меня Ковших за это имя существительное! — ищет повода совершить подвиг. Дело в том, что всех его несметных, как говорят и то же утверждает он сам, богатств не хватит на покупку орденов Российской империи. Георгиевский крест и иные награды не имеют цены. Они не продаются, а Ковшиху очень хочется заиметь парочку. Дамка — щедрый человек, но для приобретения новых наград необходимы иные качества. И вот Дамка ищет повода. Он буквально рыщет вокруг да около армейского штаба и офицерского собрания. Но как заиметь боевые ордена, не имея ровно никакого боевого опыта? Дамка — человек рисковый, но и осторожность ему не чужда. Дамка — человек верующий, то есть верит в загробную жизнь. Но и жизнь плотскую он ценит. На первом этапе своей интеграции в армейскую среду он перестал вздрагивать и приседать при звуке выстрелов и бомбовых разрывов. И это уже большой прогресс.
В открытую над ним не смеются. Напротив, выказывают всяческое уважение. Полагаю, сие показное уважение штабных связано с отношением Николая Николаевича, который всячески привечает Ковшиха. Командующий будто выжидает чего-то: знака свыше, стечения обстоятельств? В сложном механизме военных действий такая деталь, как Адам Ковших, вполне может пригодиться. Пока же Ковших принял на себя своеобразную и незавидную роль "придворного шута" при штабе Юденича. Я не верю в Бога, но верю в интуицию Николая Николаевича и уверен: Ковших ещё покажет себя. Ты же знаешь, у нас и встречают и провожают по одёжке. Но это в мирное время. А на войне иные правила. Понимаешь, тут всё по-настоящему и сразу видно кто каков. Причина: близость смерти, которая может настигнуть тебя в любую минуту. Шальная пуля, осколок шрапнели, лютый мороз, наконец. Действительно, убыль замёрзшими насмерть и обмороженными чудовищная в обоих противостоящих армиях. В настоящее время смерть от переохлаждения более вероятна, чем геройская гибель в бою. Ковшиха это категорически не устраивает, и потому он одет в тёплую шубу, гамаши и валенки.
Да, Ковших смешон. И не просто смешон. Он не боится, не стесняется казаться смешным. Это свойство его натуры является одним из проявлений воистину фантастической отваги.
Я не случайно уделил так много внимания Дамке. В своих поисках возможности для подвига он наконец добрался и до меня. Действительно, он буквально рыл, как крот, доказывая Николаю Николаевичу свою пригодность для подвига, ссылался на газетные статьи, в которых упоминался некий Леонид Однодворов. Николай Николаевич поначалу отнекивался, ссылаясь в свою очередь на то, что Леонида Однодворова не знает. Но мы-то с тобой знаем, кто таков Леонид Однодворов. А пуще того, мы с тобой знаем, сколь хорошо этот Леонид Однодворов умеет добиваться своего.
И Николай Николаевич, и я пытались объяснить Дамке, дескать, эпатажные выходки купчика — это одно, а полёты в боевой обстановке и боевая работа — это совсем другое. Всё напрасно! Не мытьём, так катаньем Дамка напросился летать со мной на одном из двух, приобретённых им же самим для Российской армии "ньюпорах".
Вкратце о "ньюпорах": это два несколько разных аэроплана. Первый, устаревшей модели, использовался ещё до войны в гражданских целях. Именно на этом аппарате мы с Ковшихом в 1914 году пытались установить мировой рекорд. Ты знаешь, чем это кончилось. Второй аппарат усовершенствованный, одноместный. Его используют как истребитель.