До нескорого, она же (СИ)

Они не хотели Алину — что ж, они получат ее племянницу.
Почистив зубы и позавтракав остатками творога (тем утром я перестала любить творог), я вынула из шкафа то самое платье-паутинку, в котором была на шабаше. К счастью, к тому времени я уже успела привести его в порядок. Но вместо того, чтобы накрутить волосы, я просто расчесала их и бросила за спину — у меня они тоже шли волной.
Я подвела глаза, не став добавлять в уголки кокетливые стрелки. И очернила их тенями. Покрыла лицо пудрой, слишком белой для лица, с которого ещё не успел слезть загар. И нанесла на губы едва различимый блеск.
Племянница своей тети.
Конечно, меня нельзя было принять за Янтарную, даже издалека, но у нас имелось много общих черт. У меня, Алины и моей матушки, ее сестры.
Видела бы эта матушка меня сейчас! Что бы она сказала? Отругала непутевого ребенка — или похвалила? Она ведь тоже любила сбегать. А потом — однажды — сбежала и не вернулась.
Отец заглянул в мою комнату спустя сорок четыре минуты после моего пробуждения. Посмотрел на меня — и я подняла на него подведенные глаза. Спросил:
— Ты готова?
— Всегда.
И я вышла из комнаты.
Покинула свое убежище, в последний момент успев прихватить сумку с телефоном. Надежда жила. Связь не ловится внутри квартиры, но вне ее? Должно было сработать. Будет жалко, если не сработает.
Мы вышли на улицу, и я вдохнула воздух с невероятным наслаждением.
Свобода.
От двери до двери — и все-таки свобода.
Впервые за осень я села в машину отца. Он сам открыл мне дверцу, приглашая забраться внутрь. И я села на переднее сидение, справа от отца, хотя многое отдала бы за то, чтобы не садиться. А в детстве, помнится, я всегда мечтала сидеть спереди…
Доставать при отце телефон было боязливо.
Поэтому я просто смотрела вперед, держа спину идеально ровно, как будто была готова в любой момент сорваться и убежать.
Я узнавала эту дорогу.
Правда, вчера мы ехали в сторону моего дома — не-дома, а сегодня — от него.
Белое здание.
Я осознавала, что увижу его.
Вот только прежде, чем это случится… я должна знать.
— Что стало с Кириллом? — спросила тихо, даже не повернувшись в сторону отца. Лишь чуть покосилась взглядом, чтобы увидеть, как он, также не отрывая глаза от дороги, уточняет:
— Ты имеешь в виду ученика Янтарной?
Как будто не знал.
Сам ведь вчера сообщил мне, из-за кого это все.
— Да, именно его я имею в виду.
Мы остановились на светофоре, который только-только, прямо перед нами, сменил цвет на красный, и отец ответил:
— Он рассказал нам все, что знал, и мы его отпустили.
— С магией?
— У него ничтожный магический запас. Специалисты считают, что так было с самого рождения.
— Специалисты… — я покачала головой.
Все, что знал.
О тете? Обо мне?
Раскрыл даже те помыслы Янтарной, что утаил от меня? И почему… Просто так? За награду? После пыток?
Или в самом деле из-за меня?
Я поняла, что не хочу это знать. Потому что такое знание в любом случае приведет к последствиям. Я разочаруюсь либо в Кирилле, либо в отце — ещё больше. А в себе… Что ж, в себе я уже разочаровалась.
— Зачем ты вообще… — начал отец. На светофоре загорелся зеленый свет, и машина тронулась с места, прервав его слово. Водил отец всегда очень аккуратно и правилами дорожного движения не пренебрегал. — Зачем ты вообще на это пошла?
— Мне семнадцать лет, — напомнила я, как будто мой возраст имел к этой истории важное отношение. — В юности многие пытаются себя… найти.
Я почувствовала, что в горле вновь собирается ком.
И сказала себе: только не плачь, Яна, только не плачь. Ты — Снежная королева с льдинкой вместо сердца. И слезы тебе ни к чему. Пусть слезами обливаются те, кто их заслужил. А ты, несмотря ни на что, их не заслуживаешь.
— И она предложила тебе помощь в поисках? — поинтересовался отец.
Я напряженно улыбнулась и ответила:
— Нет. Я просто нашла в ней себя. Ты знаешь, что она не хотела быть тенью матушки? Знаешь, что она мечтала встать с ней на одну ступень? Нет, ты не знаешь. А я знаю. Она сама мне рассказала.
 
— И ты ей поверила?
— И я ей поверила.
Угол белого здания выглянул из-за поворота, и сердцебиение участилось.
Я угадала. Мы направлялись именно к нему.
— Зачем?.. — только и спросила я. Отец все понял.
— Делай ставки, поверят ли Янтарной остальные.
Кажется, я побледнела.
Я даже физически почувствовала, как кровь отходит от моих щек. Можно было обойтись без пудры. Сейчас для моего белого лица она была слишком темной.
Что они собираются сделать?
С тетей? Со мной? Со связью, образовавшейся между нами? С Кириллом?
Мне стало страшно.
Я давно так не боялась.
Все слишком серьезно, в мое дело вмешался некто свыше, и это забрало у меня последний шанс на повторную игру.
Машина остановилась.
И, пока отец выходил на улицу, а затем обходил капот, чтобы приблизиться к моей двери, я успела на невероятной скорости достать мобильник, перепечатать адрес со стоящего рядом указателя (благо, адрес был коротким) и добавить вопрос («Что по нему есть магическое, чего я не знаю?»). И, уже когда отец открывал дверь с моей стороны, отправить это сообщение Яру.
Немного не успела.
Отец телефон заметил и с напускным дружелюбием спросил:
— Что там?
— Всего лишь смотрела время, — я пожала плечами, покинув машину.
— Время тебе не пригодится.
Он протянул руку.
И я поняла, что должна передать телефон ему. На мгновение сжала мобильник в ладони, сожалея, что не смогу получить ответ Яра, каким бы он ни был, и протянула мобильник отцу. Даже успела порадоваться, что телефон, как и магпочта, тоже был у меня запароленным. Хотя телефон, конечно, взломать намного проще. Но разве у отца будет время, чтобы что-то взламывать?..
Отдала мобильник — и встала сама.
Здание находилось метрах в ста пятидесяти от парковки. Гордое и неприступное, оно, хотя и было двухэтажным, будто возвышалось надо мной, и даже дышать было тяжело.
Я не хотела туда идти.
Я в самом деле подумывала упасть на тротуар, величественную светло-серую плитку, да так и остаться. Чтобы мои проблемы решались вместо меня, а ещё лучше — чтобы они не решались вовсе, а попросту замерли.
Но я шла, и эти сто пятьдесят метров пролетели отчего-то очень быстро и незаметно.
И уж тогда, приближаясь к крыльцу, я расслышала шум.
Людей всегда преследует шум. Даже если это самое что ни на есть интеллигентное собрание пенсионеров, даже они будут шептаться между собой, создавая помеху. Тишина действует людям на нервы. Очень немногие умеют молчать так, чтобы при этом чувствовать себя комфортно.
Я умею молчать.
Но всегда почему-то говорю. Говорю, даже если не вижу смысла в собственных словах, даже если они ничего не значат… Как сейчас.
Мы вошли внутрь здания, преодолели коридор с развешенными на стенах портретами в золотых рамах и замерли возле широкой деревянной двери.
Когда она распахнулась, внутри, пусть и лишь только на мгновение, установилась тишина. Как будто мы были самыми желанными гостями, по неведанным причинам заявившимся последними. Отец перешагнул порог первым, я же оставалась с той стороны двери, не решаясь войти.
Но смотрела прямо, перед собой.
На людей во всем черном, усевшихся за полукруглыми трибунами. На высокую женщину с короткой стрижкой, сидящую прямо по центру. И на ту, что сидела чуть в отдалении от нее, еле видимая за спинами охраняющих ее колдунов ли, обычных ли людей.
Алина.
Янтарная.
Она же — моя тетя.
Она же — та, над кем сегодня будет вершиться правосудие.
О судах черных всегда ходило много слухов, и даже я, будучи ребенком, успела наслушаться многих страшилок, ничем не подтвержденных. Правду никто не знал — черномагические суды проводились редко и хранили свои тайны до скончания веков.