Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
– Вперед! – приказал Довмонт и первым рванулся к жертвенникам.
Молодой криве с вытянутым, каким-то волчьим, лицом и несуразно длинными руками, увидев замахнувшегося мечом кунигаса, тут же сбежал в кусты, где и затаился, моля богов о милости. Рядом послышался звон и крики – воины Герденя скрестили мечи с дружинниками бывшего нальшанского князя.
Сам же Довмонт бежал, несся так быстро, как только мог… и понимал, что уже не успеет! Призывая милость богов, жрец уже замахнулся ножом, намереваясь ткнуть им в живот распятой на бревне деве…
Не успеть… нет… ну, никак. Ах, если бы сапоги-скороходы! Убьет старый жрец девку! Вот прямо сейчас, на глазах, убьет…
– Н-н-а-а-а!!!
Некогда было выхватывать кинжал. Довмонт швырнул в жреца меч. Прямо на бегу и швырнул, угодив тяжелой рукояткой в голову криве. Не убил, конечно же, но… Выронив жертвенный нож, Будивид тяжело повалился наземь.
Не тратя времени даром, кунигас подскочил к пленнице, подняв с земли меч. Ловко перерубил путы. Изможденная красавица с копной спутанных медных волос упала на руки князя. В густо-серых, как затянутое тучами небо, глазах ее вдруг вспыхнула радость:
– Ты все-таки пришел, Даумантас! Ты все-таки пришел…
– Сауле!
Глава 8
Литва – Псков
– Лабас ритас, добрый день, – лилась из колонок музыка. В такт ей приплясывала на кухне светловолосая девчонка, одетая в одну лишь клетчатую мужскую рубашку. Не просто плясала, что-то жарила, точнее – запекала в духовке, напевала, то и дело смахивая непокорную, падающую на лоб челку испачканной в ржаной муке рукой.
– Лабас ритас, – заглядывая на кухню, поздоровался Игорь. – Добрый день. Вернее, доброе утро. Ты что это ни свет ни заря поднялась? Проснулся – а тебя нет!
– Калитки пеку, – оглянувшись, улыбнулась девушка… Оля, Олик… Любимая…
Тонкая, аристократически хрупкая фигурка, чистое, слегка вытянутое личико с тонкими нежными чертами, струящиеся светло-русые локоны, ослепительно синий взор, легкий румянец на щечках… а когда улыбка – на щечках – милые ямочки! Почти такие же, как и на пояснице…
Подойдя ближе, молодой человек обнял возлюбленную, нежно целуя в шейку… потом опустился на колени, приподнял рубашку…
Оленька обернулась, прикрикнула нарочито грозно:
– Эй, ты что это делаешь-то?
– Ямочки твои хочу поцеловать… которые на спинке… ммм…
– Отстань!
– Ух, какие…
– Сказала же! Вот я тебя сейчас… мукой… На!
Осыпав Игоря мукою, Ольга глянула на него и расхохоталась:
– Ну, ты прям мельник!
– Мельник не мельник, а…
Быстро поднявшись на ноги, молодой человек погладил девчонке животик, поласкал грудь, теребя между пальцами нежные твердеющие сосочки… осторожно стащил рубашку, поцеловал меж лопатками спинку… снова погладил грудь.
Ольга затрепетала ресницами…
– Ну… Калитки же пригорят!
– А мы быстро! Ты только вот так… нагнись…
Быстро не получилось. Сначала влюбленные наслаждались друг другом на кухне, потом перешли в спальню, вернее, Игорь унес туда Оленьку на руках, а уж там стало не до калиток… Так что опомнились только тогда, когда из кухни явственно потянул паленым.
– Ой! Ой! Я же сказала – калитки горят!
Первая партия, конечно, сгорела почти что до угольков, и Оленька быстро приготовила вторую – закатала в конвертики из ржаного теста картофельное пюре, помаслила маслицем, сунула поднос Игорю в руки:
– В духовку поставь. Поедим и в ателье поедем. Платье заказывать! И еще надо бы список уточнить… дополнить…
– Какое платье? – молодой человек недоуменно вскинул брови. – Какой список еще?
– Здрасьте пожалуйста! – голенькая Оленька повернулась, со всей страстью уперев руки в бока. – До свадьбы, между прочим, месяц остался! Ты понимаешь, месяц! А у меня еще платье не готово. А список… Ты же сам хотел кого-то еще пригласить…
– А кого мы вообще пригласили-то? – Игорь и в самом деле не помнил, не соображал… Правда, кое-что все же вдруг вспомнил, сразу же изменившись в лице:
– А сестричку мою пригласили? Лауму?
– Конечно! – Оленька всплеснула руками. – Ну уж про родственников не забудем же!
– А… а с Лаумой все в порядке? – Игорь гнал от себя неприятные воспоминания – известие о трагической гибели сестры, горе в глазах приемной матери, нудный летний дождь на похоронах…
– С Лаумой? Да не всё…
Не всё!
– С парнем она своим поссорилась. Ну, с Димкой. Одна, сказала, придет.
– С Димкой… поссорились… – молодой человек почувствовал вдруг, как поднимается, растет откуда-то изнутри бурная, рвущаяся наружу радость. Такая, от которой хотелось петь! Значит, Лаума… Она жива, жива! И Оленька вон, жива… Замуж за него, Игоря, собирается. И в жертву ее не принесли, и, вообще, все, что было – просто страшный отвратительный сон. Ну, конечно же сон, а как же!
– Олик, у нас какое число сегодня?
– Суббота!
– А… а месяц какой?
– Месяц – сентябрь, год нынешний, и вообще – мы на планете Земля в галактике Млечный Путь! – пулеметом выдала девушка и, вновь подбоченясь, показала язык: – Так понятно? Вроде не так уж и пили вчера.
– Ой… – тихо обомлел Игорь. – Не так уж и пили… Да я от тебя почти каждый день пьяный, вот!
Значит – и правда сон!
– Лаума, кстати, нас в ателье встретит. Платье примерять будем!
Сон! Все эти «шумите, деревья», рыцари, литовцы, жрецы… точно – сон. Господи-и-и-и… Как хорошо-то! Славно как!
А вот Оленька – не сон! Вон, стоит у плиты, голенькая, манящая, аппетитная…
– А ну-ка иди-ка сюда… Хотя нет, сам возьму!
– Опять? Ой, ну что ты делаешь… опять же калитки сгорят!
Сгорят… и черт-то с ними!
Усадив девчонку на стол, Игорь погладил ее по плечам, по талии… покрыл поцелуями грудь, потом сполз губами по животику… ниже, ниже, ниже… раздвинул руками бедра…
Оленька выгнулась, застонала, закусила губу, задергалась, исходя томным любовным соком… Не в силах больше терпеть, Игорь выпрямился и, чувствуя, как душа его улетает куда-то высоко-высоко в небо, обхватил тонкий стан возлюбленной, окунулся в трепетный омут ее широко распахнутых глаз… синих-синих, как высокое весеннее небо…
…или нет – серых, как дождевые тучи! Серых – да!
Лежащая под князем девчонка дергалась и стонала, и даже едва не расцарапала любовнику спину и грудь. Не со зла, а от нестерпимо нахлынувшей страсти! Ах, как она стонала… как изгибалась, как подавалась навстречу всем своим горячим лоном. Стонала, кричала, шептала, закатывая глаза:
– Ах, князь, милый князь…
– Сауле… милое Солнышко… Солнышко…
Да, это была Солнышко. Не Ольга, нет. И не квартира в Питере – походный шатер в дремучих литовских лесах. Брошенная на землю кошма и горящий светильник – тепло… и хоть какой-то свет. Медные локоны, узкое красивое лицо, нежное, с шелковистой кожей, тело… Сауле!
– Я знала, что ты явишься, князь, – погладив Даумантаса по груди, шепотом призналась дева.
Кунигас ласково погладил Сауле по спине:
– Это ты рассказала о нас монаху?
– Брату Симеону? Да. Я просила его найти тебя. И позвать.
– Как ты попалась Герденю?
Солнышко повела плечиком:
– Просто гостила у Тройната. Вернулась из Жемайтии.
– За новым поручением?
– Скорей, за наградой. Но и за новым – да… Э-эй! С тобой все в порядке?
Кунигас вдруг побледнел. Понял, что не то и не так спрашивает. Совершенно не о том идет разговор…
– Сауле! Я только что видел сон…
– Знаю. Это был ты… и не ты…
– Можешь объяснить? – Довмонт сверкнул стальным взором. – Ты же раньше говорила, что нет!
– Теперь – могу, – тихонько засмеялась дева. – Я долго расспрашивала богов, молила. Ради тебя, между прочим. Да и так… просто хотелось разобраться самой.
– Ну, не томи! – Игорь едва не взорвался гневом. – Говори же! Моя сестра Лаума, моя… невеста… они…