Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
– Жаль, – Игорь искренне огорчился и попытался встать… однако Сауле резко ухватила его за шею, с жаром припав губами к губам.
Князь медленно провел ладонью по спине девушки, чувствуя волнующую теплоту кожи, с нежностью ощупывая каждую косточку позвоночника, каждую ямочку… Рука его скользнула к пупку, затем – к лону, мягкому, шелковистому, пылающему пожаром! Оторвавшись от губ юной красавицы, молодой человек принялся покрывать поцелуями ее восхитительно упругую грудь, по очереди поласкал сосочки кончиком языка, накрыл поцелуями, не забывая о пышущем жаром лоне… Девушка откинула голову, застонала… Еще только миг – и оба тела слились в томлении плотской любви, вожделенно наслаждаясь друг другом, как рыбы наслаждаются чистой водою, а птицы – бескрайним летним небом.
Они простились на перекрестке лесных дорог. Остался позади пильнякальнис и болотная гать… и все, что там происходило.
– Прощай, кунигас, – улыбнулась Сауле. – Надеюсь, ты разберешься с собою.
Довмонт взял девушку за руку и поцеловал в губы:
– Прощай. И да хранят тебя боги.
– И тебя. Желаю тебе удачи, князь!
Помахав рукой, юная жрица зашагала на север, князь же, дождавшись, когда стройная фигурка девушки скроется за деревьями, повернул на юг. У него еще оставалось дюжина серебряных монет. Столько же он дал и Сауле, как дева ни протестовала. Поделил все накопления поровну.
Князь добирался домой больше недели. Заглядывал по пути в городки, ночевал на постоялых дворах, а потом прибился к полоцким купцам – с ними и добрался до Утены. Простился, расплатился за всё…
– Ты много даешь, путник! – возразил рыжебородый Игнатий, торговый гость. – Оставь себе хоть немного монет. Пригодятся!
Довмонт улыбнулся:
– Мне – нет. Я же здешний князь, забыли?
– Всё шутишь. Ну, ладно, удачи тебе.
– И вам удачи.
Был ярмарочный день. Не вызвав никаких подозрений, князь вошел в город вместе с празднично одетой толпой селян, жителей дальних хуторов и глухих лесных деревень. Ярмарка – это для них было нечто! Разговоров потом хватало как минимум лет на пять. На кунигаса селяне немножко дивились:
– У тебя меч, парень. Ты воин?
– Хочу наняться к местному князю.
– Хорошее дело, ага.
Ярмарка уже шумела, переливалась шелковыми тканями, сверкала драгоценной посудой, пахла медом и пряными травами. Меж торговыми рядами, в числе всех прочих, прохаживались люди из замка. Довмонт встал чуть в стороне, прислонился к забору. Нужно было выбрать тех, кому он мог бы доверять.
Вот! Вот двое воинов из стражи. Нет! Он их слишком мало знал. А вот кто-то из дружины… мелькнул и пропал… Жаль! Надо бы догнать, но… Ладно. Подождем дальше. Рано или поздно все равно кто-то появится, ярмарка же!
Обладавший острым умом Игоря князь вовсе не собирался явиться перед бесстыжие очи подлого узурпатора Наримонта и вызвать его на бой. Вернее, собирался, но не сейчас. Как-то не очень верилось в благородство язычника. Сначала нужно было все разузнать, прояснить ситуацию, а уже только потом – действовать. Пока же не торопиться. Дождаться верных людей. Хорошо бы – Любарта или Бутигейдиса, Альгирдаса… кого-нибудь… Опа!
Ну, наконец-то! Мелькнула среди покупателей знакомая рожица, не зря ждал. Худенькая фигурка, голубые глаза, русые волосы копной. Гинтарс! Верный боевой слуга.
Судя по одежке, правление нового князя не принесло парню удачи. Сбитая обувь, истрепанная рубаха, и в кошеле на поясе, похоже, не очень-то и звенит. Вон как к лепешкам приценивается. Самые дешевые берет.
Подойдя ближе, князь взял парнишку за локоть:
– Не покажешь, где тут вас постоялый двор?
– Ну… сейчас… Ой!
Юноша обернулся и ахнул. Глаза его округлились, брови взметнулись ко лбу.
– О, великие боги…
– Тихо! – Довмонт крепко сжал парню локоть. – Идем.
– Это… это ты, мой кунигас? – справившись с удивлением, на ходу спросил подросток.
– Я, Гинтарс, я. Ты где сейчас?
– У полоцких плотников. Прибился в артель. Хорошо еще – взяли.
– Та-ак… Ладно, идем-ка к реке.
Там и поговорили обо всем, никуда не спеша. Князь купил на ярмарке жареную рыбу и краюху ржаного хлеба, оба поели с жадностью, напились из реки, ну, а потом уж и пошла беседа. Вернее, говорил Гинтарс, Игорь-Довмонт же лишь задавал вопросы и внимательно слушал, задумчиво кивая головой.
Невеселая вышла история. Как поведал слуга, воевода Сирвид, вернувшись домой с остатками войска, привез грустную весть о гибели князя. Хотя никто и не видел мертвого тела, однако стали считать, что Даумантас все же погиб, а не угодил в плен, ибо в таком случае рыцари давно бы уже раструбили об этом на всех углах.
– Что ж, логично, – согласился князь. – Что еще плохого?
– Да ничего особенно хорошего, мой кунигас, – мальчишка вздохнул и разлохматил руками свою и без того лохматую шевелюру.
– Ладно, разберемся, – успокоил князь. – Говори далее. Что с моей дружиной? В княжестве как?
Часть дружины Довмонта во главе с воеводой Сирвидом осталась служить новому князю, однако многие предпочли уехать в Нальшаны, в том числе Бутигейдис и Любарт.
– А как же Альгирдас? – не поверил кунигас. – Он что, остался?
– Славный Альгирдас погиб. В той же битве, что и ты… ой!
– Погиб… Жаль! Ах, как же жалко. Говори про княжество!
В княжестве тоже все стало нехорошо. Те, кто впрямую поддержал нового князя, благоденствовали, все же остальные, мягко говоря, чувствовали себя как-то не очень. Жадный Наримонт резко поднял размеры налогов и дани, увеличил и пошлины с купцов. Многие торговцы и ремесленники разорились, некоторые – бежали в Полоцк, Новогрудок и Менск.
– Надеюсь, не все еще убежали, – недобро прищурился князь. – Вот что… У тебя знакомцы в Утене есть? Ну, такие же, как ты, ребята.
– Ну, есть.
– Пробегись с ними по ярмарке. К жертвенникам вместе со всеми сходите. И ты, и они – говорите, мол, князь истинный жив и скоро вернется. Отменит все неправедные подати, пошлины снизит с купцов. Потом в Нальшаны отправишься, сыщешь там Любарта…
* * *Князь Наримонт – надменный, с непреклонно важным лицом и совсем несолидной реденькой бородой – не ел, а вкушал пищу, тщательно пережевывая каждый кусочек. В круг ближайших соратников кунигаса нынче был включен и старый воевода Сирвид, без помощи которого новый князь вряд ли бы вновь утвердился в Утене и Нальшанах. Пришлось заплатить, и щедро, а вот теперь настала пора воеводе отрабатывать плату. Еще третьего дня прислал гонца славный Тройнат-князь, сюзерен Наримонта. Не попросил, а скорее потребовал воинов, намереваясь отправить их к морю, в земли восставших куршей. Чтоб помогали, чтоб тревожили рыцарей. Вот как раз Сирвид и пригодится, вместе с прежней дружиной неудачника Даумантаса, вернее, с тем, что от нее осталось.
Кроме верных слуг и воинов, нынче никто не скрашивал обед, даже собственная супруга Наримонта что-то приболела. Князь сидел смурной – ждал посланцев Миндовга. Какую весть они принесут? Именно от Миндовга зависело, сохранит ли Наримонт владения в Утене и Нальшанах. Ему ведь даны была земли в Жемайтии, зачем еще Утена? Не слишком ли станет силен Наримонт? Да и так ли уж он верен?
Махнув рукой слуге, князь потянулся к серебряной чаше… и тут вдруг у ворот замка громко затрубил рог! Все встрепенулись, навострили уши. За неплотно прикрытой дверью трапезной послышались чьи-то торопливые шаги. Скрипнула дверь.
– Разреши доложить, княже!
Дюжий десятник в короткой русской кольчуге поклонился князю едва ли не в пояс.
Наримонт милостиво кивнул:
– Докладывай. Что там такое?
– Явился человек, называющий себя Даумантасом, кунигасом Нальшан… и Утены! – выдохнул воин.
Князь уронил чашу на стол:
– Что-о? Кем, кем он себя именует?