Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
– Вон, ведут… – сержант указал на идущую к воротам процессию во главе с пухлым предателем.
Рыцарь невольно прищелкнул языком:
– Экая красотка! Правда, слишком уж тощая…
– Тепленькой взяли. Со сна! Может, ее…
– Потом. В замке. Если сыщется кто-то, кто не испугается ведьминых чар!
– Я – этот человек, брат комтур! – не отрывая от жрицы вожделенного взгляда, цинично заявил Венке.
В это время Йормас уже подходил к гати… Потянулись и рыцари – дав своим людям время немного пограбить, комтур скомандовал уходить. И в самом деле, делать тут больше было нечего.
– Вы и вправду хотите заплатить этим двум прощелыгам, брат Эрих? – уже в лесу поинтересовался верзила-сержант. – Я б просто прогнал их пинками… Или в болоте бы утопил!
Щурясь от яркого рассветного солнца, комтур покачал головой:
– А ты, брат Венке, всерьез полагаешь, будто у язычников только одна ведьма? Нет, брат… их много… И если мы не будем платить, боюсь, никого из них больше не поймаем! Кто же донесет? Нет, Венке, доносчиков надо поощрять… Я им заплачу! Но, конечно, не столько, сколько пообещал магистр…
* * *Выйдя из машины, Йомантас громко позвал сожительницу и, не дождавшись ответа, лично отнес в дом объемистые пакеты с продуктами. Выругался… Ох, Верка, Верка… И где ж тебя черти носят, на ночь-то глядя? Ладно…
Поставив саквояж за шкаф, литовец втащил из чехла камеру и принялся просматривать снимки… Даша-Дашенька… Все, что завистливая интернетная сволочь рассказывала про глупых блондинок, в отношении Дашеньки оказалось правдой. Но ведь красива, не отнять! Пухлые губки, голубые глаза, этакое кукольное личико и большая, упругая грудь. Попа тоже не подкачала… А какие ресницы! Вот она в расстегнутой жилетке… вот в одной юбочке… А вот уже и без… Спереди… Сзади… Лежа… У столба…
А как мило щебетала!
Ах, ты правда, знаменитый, фотограф? Да-да, правда. Вот, посмотри журнал… видишь. Вот это – моя фотография… И эта – моя… Вот подпись – видишь?
– А ты говорил, тебя Юрой звать…
– Это же псевдоним, глупенькая! Ну, ладно, ладно, не дуйся…
Девчонка все же успела закричать – жрец увлекся и совсем забыл заклеить ей рот. А вообще, пора сменить место – старая силосная яма не бездонная, да и он, Йомантас, не экскаватор…
Ага! Кажется, явилась – не запылилась…
– Ой! Ты уже здесь? – вбежав в дом, воскликнула Верка. – А я у бабы Маши задержалась… К ней племянница из Петербурга приехала…
– Что за племянница?
– Красивая.
– Ладно, потом расскажешь… Давай-ка готовь еду – продукты на столе. Курицу пожарь, что ли…
– Ага…
Охватившее Веру напряжение так и не спадало… правда, помогла доза…
А утром, едва дождавшись отъезда сожителя, девушка вновь поехала в церковь. Отец Александр встретил ее с улыбкою, словно бы ждал. Так ведь и ждал, наверное – звал ведь!
– Как поживаете, Вера? Что-то вас тревожит? Расскажите… Я ведь чувствую, вижу…
– Ой… – Верка сконфузилась. – Наверное, лучше как-нибудь потом…
– Как хотите… Ну, входите же в храм – помолимся… Скоро будет служба…
После службы отец настоятель пригласил девушку в пристройку – попить чаю. Вера зарделась, настолько это было для нее неожиданно… Неожиданно и приятно! Чай оказался хорош – крепкий, духовитый, со смородиновым листом, а еще с домашними пирогами…
– Берите, берите, не стесняйтесь! Эти вот – капустой, а те – с ягодами… Супруга пекла! Она у меня хозяйственная.
На дощатой, пахнувшей сосновой смолою стене уже висели фотографии в рамках…
– Грешен – балуюсь, снимаю, – перехватив Веркин любопытный взгляд, рассмеялся священник. – Это вот – сами видите, в лавре… Это – Александро-Свирский монастырь, это Богородичный Тихвинский… А это Покрово-Тервенический женский…
– Красиво! – встав, гостья подошла ближе и мечтательно протянула. – Вот бы сейчас туда…
– А почему бы и нет? – на полном серьезе промолвил отец Александр. – Насколько я знаю, в Тервеничах нужны трудницы… Матушка-настоятельница говорила.
– А… а что надо делать?
– Работать. Работать и молиться… И, конечно, верить. Тогда все ваши печали уйдут! Все… даже те, которые кажутся вечными! Хотите я позвоню матушке? Или, лучше дам вам к ней письмо! Вот, прямо сейчас и напишу… А вы пока что – чаек… И пироги, пироги пробуйте!
– Спасибо…
Прямо сейчас… Какие волшебные слова! Слова, дающие надежду… Вере вдруг захотелось последовать совету, уехать, вот прямо сейчас, как и сказал священник…
– А Тервеничи – где это?
– Сначала до Лодейного Поля, автобусом… А там… там тоже автобус, только местный… Впрочем, можно и через Тихвин, с паломниками… Они каждое утро, от лавры…
От лавры… Каждое утро… И никой гад не найдет, не достанет! Никогда… Да еще и…
Хотя… Надо ведь все выяснить до конца!
* * *Селию и Латгалию войско псковского князя миновало быстро, озабоченные очередной войной с Трайденом, рыцари препятствий не чинили и нападать опасались, так что уже через неделю русские оказались в Приграничье. Боярин Гюрята Степанович Собакин, желая наконец посчитаться с обидчиками, нетерпеливо потирал руки.
Довмонт лишь головой качал:
– Ты что же, друже, задумал разрушить все орденские замки подряд? Так у нас никаких сил не хватит.
– Только лишь Швеллин, князь!
– То, что именно оттуда твои разбойники, пока что вилами по воде писано.
– Так я ж и не предлагаю брать его сразу, господине! – махнув рукой, повернулся в седле боярин. С вечно недовольным чванливым лицом и растрепанный бородою, Гюрята Степанович одним своим видом мог бы сейчас напугать любого вражину!
– Сначала бы затаиться в окрестях, – несколько остыв, предложил Собакин. – На все пути-дорожки разъезды отправить… Всех перехватывать да тянуть на допрос!
– Мысль дельная, – пригладив бороду, Довмонт задумчиво поскреб кончик носа. – Только пойми, про наше войско уже, поди, слухи пошли аж до самого Юрьева! Ни один рыцарь из замка носа не высунет. На авось предлагаешь?
– Ну-у-у… – шумно шмыгнув носом, боярин хитро прищурился. – А ведь можно же сделать вид, что ушли.
– Верно! – одобрительно кивнул князь. – Отправим обоз и дюжины полторы воинов… С шумом чтоб шли, чтоб все знали – Довмонт-князь возвращается во Псков со славной победою! Сами же станем тихонько, затаимся где-нибудь в лесу, в чаще… И вот тогда да – разъезды.
– Все ж думаю – Швеллин… С чего б людокрадному татю врать? Тем более – под пыткой… – Гюрята Степанович погладил по гриве коня и поклонился в седле со всей искренностью. – Благодарствую, княже, что помогаешь мне в таком деле! Век не забуду, клянусь!
– Так это, боярин, не только твое дело, но и мое! – прищурившись, усмехнулся князь. – Я за охрану Господина Пскова ответственный… С меня, ежели что – и спрос. Лиходеи, что деревню твою пограбили да пожгли, не только тебя обидели, но и Псков! А этого спускать никак не можно. Потому, прав ты, Гюрята Степанович – встанем здесь, затаимся да будем ловить и выяснять.
– А ежели так и не выясним? – засомневался боярин.
Довмонт недобро покривил губы:
– Тогда все швеллинское комтурство предадим огню и мечу! Кто-то должен за все ответить… Чтоб знали! Чтоб боялись! Чтоб сто раз подумали, прежде чем напасть!
Собакин ничего не сказал. Лишь сверкнул глазами, перекрестился и снова поклонился.
Повезло нынче Пскову с князем, что и говорить!
Как решили, так и сделали. Обоз с дюжиной воинов с превеликим шумом отправили во Псков по Ревельскому торговому тракту, так, что видели все проезжающие купцы. Хоть и недалече Господин Псков, однако же обозным было наказано не пропускать ни одной придорожной корчмы, ни одного постоялого двора, начиная с Изборска, поскольку здесь, в Приграничье, таковых заведений не было: те, что раньше были, давно пожгли. А вот Изборск – Иссаборг, город на реке Иссе – совсем другое дело. В корчмы заглянуть, да громко хвастать о славных победах князя, а особенно о договоре с литовцами насчет военной помощи в трудный для Господина Пскова момент, а, ежели кто вдруг спросит про князя, опять же, ответствовать – мол, славный князь псковский с дружиною давно уж во Пскове – на быстрых-то конях.