Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
Увы, подобные необычные сны жрец видел редко, даже особенно их и не запоминал. Потому что и запоминать-то было нечего! Не сны, а какие-то отрывистые картинки. Странно одетые люди, огромные дома, повозки без лошадей. Все это пугало. Йомантас даже пару раз принес в жертву богам трех белых куриц. Однако не помогло – все равно так ничего и не понял в этих своих снах. Хитрый жрец знал лишь одно – они как-то связаны с Даумантасом, которого он тоже видел во снах и запомнил. Самого князя запомнил и его спутницу… или жену – красивую молодую деву в срамном одеянии, каких-то куцых штанишках, совсем не закрывающих ноги. Это кем же надо быть, чтоб вот так бесстыдно на люди выйти?
Совершить побег оказалось легко, легче, чем думал Йомантас. После отъезда князя и его верных людей к Раковору, никто за узником особенно не следил и запирали его на засов лишь на ночь. Все остальное время молодой жрец спокойно гулял по обширному двору и даже пару раз выходил за ворота, правда, к обеду всегда возвращался, так что стражники и слуги к его виду привыкли. Особых надежд на то, что князя убьют в походе, Йомантас не питал, а потому сразу же после отъезда Довмонта принялся готовиться к побегу.
Собственно, сложность представлял не сам побег, а то, куда потом деваться? Пробираться обратно в Литву что-то не очень хотелось, Скудучай-боярин спросил бы строго – почему вернулся, не исполнив приказ великого князя? Почему подлый убийца Даумантас до сих пор жив? И что мог ответить на то Йомантас? Литва – не вариант, нужно было искать что-то еще… скажем, Новгород или Владимир, Суздаль… или даже Рига, Дерпт – куда б не смогли дотянуться длинные руки великого литовского князя. Опять же, если какое-то время жить в тех местах, так надобно прикинуть – на что? Одиночке не выжить, ясно, значит – пристать к какой-нибудь ватаге, артельщикам. Куда и к кому можно податься изгою? Само собой – в послушники, в монахи…
В монахи Йомантасу что-то совсем не хотелось, все-таки он был жрец и побаивался мести своих древних богов. Да и скучновато в монахах, если уж откровенно. Работать во славу чужого бога не покладая рук, денно и нощно молиться и класть поклоны – нет, все это вовсе не привлекало хитрого парня. Податься в бродячие артели, к плотникам или каменщикам… так там работать придется, вкалывать, что тоже не хотелось, да и дела жрец никакого не знал. Умел только возносить требы… и еще играть на маленьких деревянных колокольчиках – скрабалай – с трещотками и без. Обычно Йомантас играл на таких по большим языческим праздникам, а иногда – на свадьбах… Нехудо так играл…
Вот тогда-то парня и осенило! Как только про колокольчики вспомнил. Скоморохи! Вот куда и податься на первое время, со скоморошьей ватагой уйти… а там видно будет. Скоморохов Йомантас приметил еще на Крещение – кувыркались в масках да вывернутых тулупах на площади, играли на дудках, пели… Дева там еще была красивенькая – светлые волосы, миленькое тонкое личико, большие голубые глаза… Где искать скоморохов, Йомантас знал. Да их и искать-то не надо было! Почитай, каждый день на торгу преставление давали.
За скоморохами узник и пошел. Посмотрел представление да зашагал следом. Знал – ватажники люди вольные, а вот где те живут – не ведал. К радости беглеца, скоморошье пристанище оказалось не так уж и близко от города. На берегу Великой-реки сложена была бревенчатая полуземлянка-избенка. Вокруг кусты густые, ольховник с вербой, и совсем рядом – лес.
Собравшись с духом, постучался Йомантас в избенку, да с порога бухнулся на колени – не гоните, мол. На вопрос – кто таков, отвечал то, что придумал: беглец с земель орденских, рыцари-собаки примучили вконец, вот и пошел по миру горе-злосчастие мыкать. За приют готов все, что угодно: дровишки заготовлять и все такое прочее.
– Дровишки мы и сами заготовим, ништо, – хмыкнула голубоглазая дева. – А что ты еще умеешь? Ну, песни петь или еще чего?
– На колокольцах играю, – жрец застенчиво опустил глаза. – Из дерева вырежу… да трещотки…
– Трещотки и у нас есть! – живо заинтересовался скомороший староста, патлатый, с кудлатой бородищей почти до самых глаз. Все кликали его почтительно – Старче, однако слишком уж древним староста вовсе не выглядел, даже вон патлы не седые, а черные.
– Трещотки есть, и колокольцы сыщутся. Правда, не деревянные – медные. А ну-кось, дайте-ка ему, робяты…
Сыграл Йомантас от души. Как играл для богов, когда тем приносили жертвы. Скоморохам понравилось, лишь девчонка – Маруськой ее звали или еще – Машенькой – хмыкнула, да попросила «малость повеселее». Беглец не кобенился, плясовую сыграл. Так вот и приняли его в ватагу, маску-личину сладили, и стал бывший криве с ватагой по дворищам таскаться, представления устраивать, на колокольчиках да трещотках играть. Не сказать, чтоб все это Йомантасу сильно по душе пришлось… однако все ж сам себе хозяин. Не надобно думать-гадать – а ну, как князь вернется – и что? Что еще он узнать захочет? Не вздумает ли казнить от греха?
* * *Булгарский купец Али-Адбрахман сторговал почти четверть полона, пригнанного из ливонских и латгальских земель. Торговался, но особенно за ценой не стоял, не скупился, знал – за красивых мальчиков и юных светловолосых девственниц в Орде дадут такую цену, что окупится всё! К тому же купец спешил – скоро весна, растают все зимники, все пути дорожки, наступит распутица, и тогда уж жди, пока стает на реках лед, а уж потом – лодочным караваном. Путь труден – реки, куда надо, не текут, много волоков, переносов. Зимой-то – напрямик, по наезженному санями тракту, куда как удобнее. Правда, холодно, – но тут уж приходилось терпеть, брать с собой в сани жаровню и парочку молодых дев… а лучше – мальчиков. Али-Абдрахман ни теми, ни другими не брезговал, хотя имел четырех жен в славном ордынском городе Джукетау, что на Итиль-реке. Вообще-то юные девушки были торговцу куда более по душе, но… мальчики-то лучше, потому как девы должны девственными остаться – за таких куда больше денег дадут. Хитер был купец, умен, деньги считать умел – и свои, и чужие.
Вот и ныне, скупив часть полона, лично осмотрел всех, велев по очереди привести в разбитый на берегу шатер всех невольников. Девок заставлял раздеваться, лично осматривал, ощупывал… и довольно цокал языком:
– Якши!
Красивые нынче в полоне девы! Светловолосые, светлоокие, вот только тощие, исхудали больно. Ну, так то невелика беда, чай, в пути-то и подкормить можно. Вложиться, чтоб потом заработать – первая заповедь любого удачливого купца! Красивых белокожих дев – можно и в возках везти, чтоб ноженьки не натерли, да не замерзли… остальные и пешком за санями побредут, невелики бояре.
Вот и выбирал купец:
– Эту – в сани… Эту, глазастенькую – тоже…
Насчет девственности рабынь Али-Абрахман не сомневался, всех девушек еще на стадии покупки тщательно смотрел лекарь-табиб.
– Так… эту тоже в сани… А эти чернавки и пешком дойдут… Кто еще остался?
– Мальчики, любезнейший господин Али.
– Ну, давай мальчиков… Э! Ты кого привел? Волос черен, как вороново крыло… пешком пускай… Ага… Беловолосых да белоглазых что, нету?
– Нету, господин, – верный слуга Фартах поклонился, приложив руку к отвороту теплого зимнего халата. – Еще один остался… Но тоже не светленький… Хотя кожа хорошая, белая…
– Ладно, поглядим, – купец щелкнул пальцами, с подозрением оглядывая введенного парня, совсем еще юного отрока с узким детским лицом и синим взором. Волосы да, не светлые… какие-то рыжеватые, что ли… Но в общем…
– Снимите с него рубаху… ага…
И впрямь кожа белая, чистая…
– Как тебя зовут, славный юноша? – улыбнулся Али-Абдрахман.
Повторив вопрос по-немецки, Фартах хлестко ударил невольника по губам тыльной стороной ладони.
– Отвечай, свинья, когда хозяин спрашивает! Или хочешь, чтоб с тебя содрали кожу?
– Меня зовут Альбрехт, – выдавил из себя парнишка.
Слуга тут же перевел:
– Его зовут Али-Брехт, господин.