Оборотный город. Трилогия (СИ)
— Ты чё, обиделся, что ли?
— Нет…
— Ага, а то я не вижу. — Её удивительный взгляд был полон невероятной смеси нежности и насмешки, отчего хотелось и злиться и смеяться над самим собой. — Чудной ты парень, напридумал сам себе неизвестно чего, а потом на меня же и надулся, как Карлсон на пустую банку из-под варенья!
— Кто такой Карслон, швед, что ли? — невольно заинтересовался я. Уж в происхождении фамилий как-нибудь разбираюсь…
— Вроде того. Толстый холостяк неопределённого возраста, с пропеллером и детскими комплексами, терроризирующий настоящую шведскую семью и выманивающий сладости у шестилетнего ребёнка, который всё время хочет собаку… Ну?
— Что «ну»? — опять стушевался я.
— Ну улыбнись, это был юмор! — Катя с досадой плюхнулась в крутящееся кресло и, качая кудрявой головой, стала нажимать на буквы, символы и клавиши. — С кем я говорю? О чём?! Ты же ни одной приличной книжки не читал! Тебе что Герасим спасал Пятачка, Муму топила деда Мазая, а Незнайка женился на Анне Карениной — всё едино! Иловайский, с тобой, вообще, посмеяться можно или ты всегда такой непробиваемо серьёзный?
— Можно. Я даже пару анекдотов знаю.
— Исторических? Уволь, я от них дохну, как сонная муха. Про Козу-дерезу и Мальчика-с-пальчика знаешь? Хотя лучше тебе и не знать, маленький ещё… Смотри сюда!
Я придвинулся поближе, стараясь не касаться её даже рукавом, потому что краснею, как беременная морковка.
— Значит, так! Начнём обучение понемногу, хотя бы на уровне старшей ясельной группы. Внимай, вот эта штука — ноутбук, то есть мобильный переносной компьютер. Это клавиатура, русская, латинская, могу переставить ещё на шесть языков, но смысл? Это экран, жидкокристаллический, выковыривать кристаллики не надо, не вытекут. Главное, не пытайся сейчас всё это понять, просто тупо запомни!
— Угу, — кивнул я.
— Теперь водим вот так и так и вот так. Ждём, глючит, долго думает, но… Опа! Теперь входим через «поиск», и пожалуйста, шесть фото крупным планом!
Я уже не удивлялся волшебным картинкам, абсолютно реально изображающим всё на свете в красках и деталях. Думаю, что и в самом Санкт-Петербурге именитые царские живописцы так дотошно не изобразили бы во всех ракурсах предрассветную дымку, пустынную площадь и распростёртую фигуру тощего чумчары в обносках некогда чиновничьего платья. Потом одно его разорванное горло. Хозяйка, зажав рот ладонью, быстро отвернулась от экрана. А уже следом одна когтистая коричневая рука, без мизинца. Всё как с тем пастушком, только его убили ночью…
— Кто же у вас мог сотворить такое?
— Да кто угодно. — Катенька вновь вернулась к своей чудесной книге-ноутбуку. — Ты же сам видел, кругом одни маньяки, друг друга жрут, вегетарианца днём с огнём не сыщешь. Но этого урода я тебе и показать могу…
Она чем-то вновь щёлкнула, куда-то нажала, и передо мной вспыхнула новая картинка. Среднего роста фигура в чёрном плаще с капюшоном, лица не разглядеть, по походке и движениям — мужчина. Неизвестный свалил труп чумчары у основания монумента и резко сбежал…
— Вот такие пирожки с котятами. — Катя обернулась ко мне и тихо попросила: — Иловайский, найди его, а? Мне очень страшно…
— Чего ж тут бояться-то? Пусть кто-то из города убил чумчару, так это хорошо! Сам же и трофей охотничий на площадь приволок, чтоб все его доблесть видели. Мне вот Моня и Шлёма говорили, будто этих тварей и у вас не жалуют, так радоваться надо, что их бьют!
— Я, может, и радовалась бы, — ещё тише ответила она, — только вот что мне собаки утром принесли…
Ещё один щелчок клавишей — и на ноутбуке появилась фотография счастливого адского пса, из той четвёрки, что охраняла дом, меж его зубов что-то торчало. Изображение увеличилось в три раза, теперь стало понятно всё — верный страж нёс хозяйке отрезанный мизинец чумчары…
— Кто-то подбросил через забор. Как думаешь, зачем? Вот и я не знаю… поэтому боюсь.
— Не бойся, моё сердечко, я…
— Ты опять начинаешь, да?!!
— Виноват. — Я в ярости вскочил со стула, выпрямился и прищёлкнул каблуками. — Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство! Нынче же изыщу злодея и представлю вам на правёж! Разрешите идти исполнять?
— Дурак ты, хорунжий, — обиженно засопела Катя. — Я, может, с тобой, как с другом… Мне, может, и помощи просить больше не у кого, а ты… Чего уставился?!
— Куда?
— На мою грудь! Да, четвёртый размер, и что? Ты с ней сейчас разговариваешь или со мной?!
Ох, спаси и помилуй, Царица Небесная, я едва не выругался матом и, развернувшись на месте, бросился вниз по лестнице. Видеть не хочу эту зазнобу! Слов моих на неё нет! За что вот она со мною так, что я ей плохого сделал?! Сами видели, со всей ведь душой ей открылся, сердце распахнул, зачем же надо мной смеяться вот так-то?!!
* * *На первый этаж я слетел едва ли не кубарем, пару раз больно стукнувшись коленом, едва не вывернув щиколотку и проклиная всё на свете. Адские псы за оградой бросились ко мне с радостным лаем, но тут же шарахнулись обратно по углам, чуя моё громокипящее раздражение. Я уже протянул руку, толкая ворота, как неясная тень промелькнула над высоким забором и, приземлившись у самого входа в дом, метнулась внутрь.
«Похожа на человека и животное одновременно», — только и успел подумать я, потому что так быстро не бегал ещё никогда! Честно-честно! Отставая не более чем на полминуточки, ворвался в кабинет и замер на пороге…
— Ещё шаг, и она умрёт, — хрипло предупредило меня горбатое существо с ужасающими клыками, более всего походившее на серую гиену с рыжими подпалинами на впалых боках. Зверь упирался передними лапами в крутящийся стул хозяйки, а сама Катерина, лицом белее свадебной фаты, изо всех сил старалась хотя бы не потерять сознание…
— Только тронь её, — так же честно ответил я, одним движением вскидывая правую руку с длинноствольным дядиным пистолетом.
— Думаешь, меня легко убить? — хихикнула гиена.
— А чего тут думать? Заряжено рубленым серебром, с двух шагов так башку разнесёт, что мозги с Китайской стены соскребать забодаешься!
— Мне-то девчонке горло порвать быстрее, чем тебе курок спустить. Не жалко её? Один укус, и…
— Один укус — один выстрел! Себя пожалей, пся крев… — почему-то по-польски выругался я.
Гиена опять захихикала, но уже менее уверенно. Мне оставалось лишь сдвинуть брови и, чуя слабину противника, прицельно держать пистолет на уровне его (её?) переносицы.
— Уходи.
— Уйду, пожалуй, раз просишь… Но мы ведь ещё встретимся, хорунжий?
— Обещаю, — твёрдо кивнул я, опуская ствол.
Зверь кинулся вбок, обогнул меня едва ли не по стене и, вихрем скатившись вниз по лестнице, ушёл прочь, так же легко перемахнув через ворота. Стрелять вслед было бессмысленно. Псы обиженно гавкали, поскуливая от разочарования и невозможности знатно укусить нежданного гостя…
— Всё будет хорошо, он больше не придёт, ты только не плачь…
А-а… кому я это говорю? Могущественная Хозяйка всего Оборотного города ревела в голос, завывая, словно рачительная хомячиха в пустой кладовке после набега не менее деловых муравьёв. Все попытки утешить и успокоить к вменяемому результату не привели. На уговоры она не реагировала, из объятий вырывалась, воду пить не хотела, а дать ей вразумляющего подзатыльника я уже не решался…
По крайней мере, ясно было одно: Катенька действительно в опасности. Шутки и недомолвки кончились, если эта тварь так быстро двигается и от неё не защищают ни ворота, ни засовы, то вариантов нет, либо — либо! Рано или поздно, но зверь всё равно убьёт девушку, если я раньше не убью его. Ненавижу войну, но это и не война, это спланированное, обдуманное лишение жизни той, которую я…
Минуточку! Вот тут стопоримся и не ставим телегу впереди лошади. Давайте я сначала просто его убью, а уже потом будем предметно говорить о чувствах. Неужели она не подарит меня поцелуем, хотя бы из самой банальной благодарности?