Оборотный город. Трилогия (СИ)
— Больной? — всё так же тихо спросил я.
— Хуже, — сочувственно вздохнул чёрт. — Фанатик. Такое не лечится.
Я помотал головой и попробовал пристальней вглядеться в аплодирующие ряды. Странно, что я не заметил этого раньше, но не все лица, присутствующие на этой конференции, были людьми. Магическим зрением я чётко видел у многих рога, шипы на плечах, когтистые лапы и хищно подрагивающие хвосты. Нечисть и не пыталась так уж маскироваться, ей этого не требовалось, её некому было узнавать. Так что же тут происходит?
Обладающие каким-то непонятным мне, извращённым складом ума, некие учёные индивидуумы решили не просто изучить её как вид, а ещё и найти пути честного и рассудительного сосуществования на земле! Но на какие же уступки будут вынуждены пойти остальные люди и чем заплатить за это призрачное «равноправие»? Могут ли человек и нечисть быть судимы единым законом? Да и каким оно может быть — иллюзорное равенство убийцы и жертвы? Я почувствовал, что ум едет за разум, мозги скрипят от перенапряжения, из-под папахи повалила струйка пара, и даже рогатый лакей вовремя понял, что ситуацию надо срочно разрядить.
— Хорунжий, ты это, не кипятись. Может, покуда они там треплются, мы с тобой по рюмочке? Перерыв ещё минут через тридцать, тогда и увидишь свою Хозяйку.
Ну, в сущности, а почему бы и нет? Чёрт выглядел достаточно болтливым, видать, его волосатую грудь и впрямь распирало от сознания, что он будет пить с самим Иловайским. Хотя вот мне лично никакая гордость от подобной популярности у нечистой силы настроения не прибавляла. Я ж их подлую братию на зубок изучил, им ни минуты верить нельзя — одной рукой здоровайся, из другой пистолет не выпускай. Чуток расслабился, и всё, ты труп, а он сыт!
Не потому что они такие очень уж злые, просто ты показал себя слишком уж глупым. Мы же в свою очередь едим тех, кто тупее нас — баранов, бычков, курей, а рыба, говорят, так и вовсе без мозгов. Всё чин чином, у нечисти те же принципы. На умных или опасных бросается редко, а вот слабых или глупых жрёт без всякой совести. Вот поэтому я даже к этому дружески услужливому чёрту в ливрее лишний раз спиной не оборачивался. Он сопроводил меня в какую-то подсобную каморку, усадил на табурет, достал из шкафчика початый штоф водки да тарелочку с одним солёным огурцом.
— Стопочки тоже имеются, щас тряпочкой протру. Водка не палёная, зазря травить не буду. — Он быстро разлил по три булька, мы выпили не чокаясь. Он не сводил глаз с моих пистолетов, я же следил за его руками. Огурец так же честно уполовинили на двоих.
— И что, любезный, часто у вас тут такие научные конференции?
— Да раз-два в год, почитай, на разные темы собираются. Раньше всё чаще с иноземцами были, их сам государь жалует, хотя, чем занимаются, никто не ведает. Были и те, что Брюсову книгу искали да ради того требовали Сухареву башню разобрать. А были и наши, коим библиотека Ивана Грозного покоя не давала. Эти совсем плохо кончили…
— Что же так? — Я плеснул лакею ещё, но свою стопку твёрдо прикрыл рукой — на голодный желудок довольно будет.
Чёрт выпил, занюхал рукавом и, поморщившись, продолжил:
— Нашли, говорят, они одно место в подвалах Александровой слободы, с сундуками старинными, железом ржавым обитыми. Да только вниз спустились, а вот наверх не вышли… Люди дворовые крики странные слышали, рычание да звук такой, будто кто кости зубами перемалывает. Когда охрана их на другой день туда с фонарями заглянуть осмелилась, ни одного сундука с книгами уже и не было вовсе. Как и учёных тех. Только кровь запёкшаяся на стенах да на полу, а в углу отрезанная собачья голова, мёртвая, и метла рядом… Страшное дело… Более никто не пошёл, и вход в те подвалы в тот же день засыпали!
— Опричники с того света вернулись?
— Да кто их знает, ещё налей…
— Не развезёт?
— Не твоя забота, хорунжий!
— И то верно…
— А год назад они тут дух старцев чухонских вызывали, — продолжал бодро делиться чёрт, и голодный блеск в его пылающих глазах нравился мне всё меньше и меньше. — Все трое не пришли, но один заявился, тот, что самый наиточнейший день указал, когда Санкт-Петербургу под воду уйти! Трёх царей православных в невской земле схоронили, звезда-комета тысяча восемьсот двенадцатого года уже над Россией прошла, так теперь сам считай, сколько осталось. Один только знал, как из третьего тысячелетия от Рождества Христова нам двенадцатый год обратной бедой обернётся, вот тут уж и всем нам настанет полное…
На самой драматической паузе он кинулся вперёд, выхватил у меня из-за пояса один пистолет, радостно взвёл курок и с маху словил пустой бутылкой меж рогов!
Толстый зелёный штоф разлетелся вдребезги, а сам диверсант рухнул вместе с табуреткой, задрав к потолку нечищеные копыта. Я встал, спокойно вернул себе оружие и даже помахал ему пустой тарелкой над пятачком, для освежения. Вроде дышит. Обид, разумеется, не было, нечисть, она всегда так, чего уж на неё лишние грехи вешать. Отлежится, опять пойдёт мирно лакейничать, а вот судя по далёкому шуму разговоров и женскому смеху — докладчик взял перерыв, значит, теперь мне можно попытаться отыскать в толпе свою любимую кареглазку…
Не знаю, уж чего эти учёные умы здесь понапридумывали, но раз Катенька писала, что у неё проблемы, стало быть, моё место тут, рядом с ней, с саблей в руке, а не в Оборотном городе перед мониторами на голых ведьмочек с помелом любоваться!
Я мягко выскользнул из каморки, и первоначально мне вполне даже удалось раствориться в толпе, дамы на мой скромный мундир внимания не обращали, а господам-офицерам мои эполеты и тем паче не были интересны. Нечисть, конечно, отметила меня сразу, я тут для них заклятый враг номер один, но, кроме подозрительных взглядов да перешёптываний за спиной, на выяснение личности с проверкой документов подходить не решались. Оно и правильно, судя по всему, я тут был единственный вооружённый человек, то есть вполне способный оказать сопротивление. А этого нечистая сила терпеть не может…
Катю я нашёл не сразу. Она оказалась в компании того длинного типа с жёлтыми волосами, он стоял в центре залы, шумно дискутируя с группой единомышленников, и его левая рука преспокойно обнимала за талию Хозяйку Оборотного города. Сделать мне больнее было просто невозможно…
Сердце ёкнуло, ноги подкосились, сияющие люстры поплыли, радостные лица слились в одно безобразное пятно, дивная музыка показалась дьявольским наваждением, и я, наверное, даже упал бы, если бы кто-то твёрдо и уверенно не поддержал меня под локоть. Обернувшись сказать спасибо, я едва не подавился словами благодарности — меня поддерживала рыжая ведьма Фифи…
— Кого я вижу, кто к нам пожаловал! Господа, позвольте представить всем нашего неожиданного гостя. О нём многие слышали, кое-кто даже хотел бы познакомиться поближе, но этот герой так удачлив и так неуловим… Поприветствуем хорунжего Всевеликого войска донского, самого Илью Иловайского!
— Характерник… — изумлённо пронеслось среди гостей.
Я молча кивнул. Не то чтобы был так уж невежлив, но просто прекрасно понимал, что если скажу всем «здорово дневали!», то очень маловероятно, что мне хоть кто-то ответит «слава богу!». Зато Катенька мигом обернула ко мне испуганный взгляд, но тут же сникла как птичка, которая и шагу не может ступить из клетки. Фифи, хищно улыбаясь окружающим и всё так же цепко держа меня, с едва заметной хромотой подошла к высокомерно поскучневшему докладчику:
— Месье Жарковский, а вот перед вами и конкретный пример того, почему ваша выстраданная теория единства добра и зла не может быть реализована в Российской империи. Пока среди людей водятся такие вот характерники…
— Это ходячий анахронизм. — Жарковский с недоброй улыбкой протянул мне руку. — Я наслышан о вас. Мне очень жаль…
— Чего жаль? — не понял я, принимая его рукопожатие, но не сводя глаз с грустной Катеньки.
— Вас, разумеется, — усмехнулся он, демонстративно вытирая руку о полы штатского камзола. — Ваше время ушло. Растворилось в веках ещё до полного формирования Запорожской Сечи. Скажите, каково это, Иловайский? Вам, наверное, тяжело быть последним?