За решеткой (ЛП)

— Такая погода просто идеальна. Лето чаще всего пытается нас убить. Палящее солнце едва не поджаривает тебя на месте. А ты откуда, где столько снега?
— Переехал из Мичигана. Зима была одной из самых жутких, что я видел за многие годы. Морозы до костей пробирали. Снег шел до самой Пасхи. Когда я уехал, только-только начинало таять.
Вообще-то в день моего отъезда было +8. Прямо-таки жара.
Талли задрожал и покачал головой.
— Ха! Нет, спасибо. Такую погоду оставьте себе.
Шаги ботинок по асфальту привлекли мое внимание. Я повернулся и увидел охранника-афроамериканца средних лет, шагавшего по дорожке из тюрьмы. Он не спешил, это сразу было видно. У него была широкая грудь, а от хмурой гримасы складки на лице превращались в глубокие кратеры.
— Это Кларенс, — Талли хлопнул меня по плечу и показал рукой. — Кларенс, у нас тут еще один новичок. Зовут Энсон... — он покопался в воспоминаниях и помахал рукой, будто это поможет вспомнить фамилию.
— Миллер, — подсказал я.
— Точно. Энсон Миллер пришел на встречу с начальником тюрьмы.
— Приятно познакомиться, — я протянул руку для рукопожатия, но Кларенс уставился на нее жестким взглядом с каменным лицом. В его глазах виднелась тревожащая бездна.
Я убрал руку и натянуто улыбнулся, поправив рюкзак на плече и выпрямившись. Я постарался вложить в свою позу авторитет, чтобы показать, что я не тряпка. Я был ростом метр восемьдесят с лишним и в отличие от своих бывших коллег в исправительной колонии Айония (Ай-Макс сокращенно), все свободное время сжигал стресс в спортзале вместо того, чтобы пить в местном пабе.
— Сюда, — промямлил Кларенс.
Я не отставал от него, подстроившись под его неспешный шаг, пока мы направлялись к главному зданию. Прежде чем мы скрылись в стенах тюрьмы, я бросил последний взгляд на рассвет, пока меня не закрыли внутри с остальными.
Кларенс так и молчал, пока мы петляли по однообразным тусклым коридорам. Флуоресцентное освещение было резким и било по глазам на контрасте с некогда белыми бетонными стенами. Теперь они сделались тусклыми и безликими, словно высасывали жизнь из всех, кто по ним проходил.
Бряцанье ключей и лязг металла прервали мое разглядывание коридора. Кларенс завел меня в очередную секцию тюрьмы и вскоре остановился перед одной из немногих дверей, за которыми присутствовала жизнь. Маленькая табличка обозначала место нашего назначения. Там было написано «Пирсон Оберк, начальник тюрьмы».
— Он еще не пришел. Приходит каждый день в шесть. Жди здесь.
Кларенс толкнул дверь и мотнул подбородком, показывая мне заходить внутрь. Там был большой стол с металлическим каркасом, несколько стульев, сертификаты в рамках на стенах, а также умирающий папоротник в углу, которому, похоже, отчаянно был нужен полив и солнечный свет. Тут не было окон. Не было излишеств. Ничего, что развеяло бы суровую атмосферу, витавшую во всем учреждении. Это был функциональный офис, ничего более. В воздухе чувствовался запах кислого кофе и плесени.
Я поблагодарил Кларенса, который никак не отреагировал, затем зашел в кабинет. Бросив рюкзак на пол, я сел на край стула со стальным каркасом и подергал футболку на груди, проветриваясь. Из-за нервов я потел как свинья. Не помогало и то, что циркуляция воздуха в здании была дерьмовой, воздух казался застоявшимся и заглохшим.
Я недолго пробыл один, но этого оказалось достаточно, чтобы прошлое опять накатило, и я стал массировать невидимое больное место слева под ребрами. Это было напоминание, почему я разбил сердце своей матери и сбежал на другой конец страны, чтобы как можно быстрее свалить от всего.
Я опустил руку и размял пострадавший бок, гадая, было ли ощущение стянутой кожи реальным или воображаемым. Прежде чем я успел задрать футболку и осмотреть оставшийся шрам, дверь позади меня открылась.
Я вскочил на ноги и повернулся, чтобы поприветствовать своего нового начальника, но меня встретила непонимающая хмурая гримаса на обветренном лице. Слова застряли в горле.
— Вы кто?
Ни «здравствуйте», ни «привет», ни «где вы были вчера». Этот резкий вопрос нес в себе нотки раздражения, будто мне надо устыдиться из-за того, что я стал запинкой в распланированном дне этого мужчины.
  
Он был крепким и высоким, с широкими плечами, мощной талией, и носил костюм, который выглядел таким мятым, как в конце смены, а не в ее начале.
У Пирсона Оберка была кожа теплого коричневого оттенка, испещренная множеством шрамов и морщин, и коротко стриженые волосы, в которых было больше седины, чем изначального черного цвета. Глубокие морщины окружали его глаза и губы, говоря о суровой жизни человека, руководившего тюрьмой Полански.
Я протянул руку.
— Энсон Миллер. Перевелся сюда из Айонии в Мичигане. Прошу прощения, возникло недопонимание, и кажется, вы ждали меня еще вчера.
В отличие от Кларенса начальник хлопнул своей гигантской мозолистой лапой по моей руке и пожал ее так крепко, как я и ожидал от мужчины на его должности.
— Из Айонии?
— Да, сэр.
Он отпустил мою руку и втянул воздух сквозь зубы, разглядывая меня. Меж его бровей залегла глубокая складка.
— Садитесь. Честно говоря, тут такая свистопляска творилась в последнее время, что я вообще не в курсе, кто вы такой.
Я вернулся на свое место, а он обошел стол, сняв пиджак и бросив его на другой стул. Он снял с поясного ремня толстое кольцо с ключами, отпер верхний ящик шкафа для документов в углу и дернул его с таким скрежетом ржавого металла, от которого у меня заныли зубы.
— Как вас зовут, говорите?
— Энсон. Энсон Миллер, сэр.
Он просмотрел несколько папок, захлопнул ящик, затем открыл тот, что пониже, сопровождая это таким же скрежетом. Что бы он ни искал, этого там тоже не оказалось. Он помедлил с поисками, опираясь на открытый шкаф, и посмотрел на свой стол. Тот был завален бумагами, коричневыми папками, конвертами и несколькими грязными кружками от кофе.
Забросив шкаф с документами, он плюхнулся на стул и стал перебирать бумаги на столе, пока не нашел папку, которая его интересовала. Он выдернул ее, открыл и сощурился, просматривая содержимое и держа ее на расстоянии от лица. Он нахмурился еще сильнее.
— Вы опоздали. Вы должны были доложиться вчера.
— Да, сэр. Бумаги, которые дал мне начальник Икенс, утверждали, что я должен явиться сюда одиннадцатого числа, а не десятого. Прошу прощения, — я достал из рюкзака свои документы о переводе и передал ему.
Начальник тюрьмы Оберк взял их, перечитал и отдал обратно мне.
— Чертова бюрократия, да?
— Да, сэр.
Начальник тюрьмы Оберк провел рукой по лицу и облизал губы, и тут телефон на его столе зазвонил. Он откинулся на спинку стула, выглядя раздраженным, и схватил трубку с рычага.
— Что?
Он сжимал переносицу, слушая собеседника на другом конце линии.
— Когда это было? Ага... Где Рей? О. Ладно... Помощь нужна? — он шумно выдохнул. — Спущусь через несколько минут.
Он повесил трубку, но сразу же поднял ее и набрал несколько цифр. Когда на том конце ответили, он сказал:
— После планерки пришли сюда Рея; у меня тут новенький, но нет времени проводить с ним инструктаж.
Он швырнул трубку на рычаг и изучил меня взглядом.
— Реймонд Маккарти — заведующий 12 корпусом. Он выдаст вам униформу, ознакомит с ежедневной документацией, проведет экскурсию, приставит к блоку, перечислит наши правила и требования (а они покажутся совершенно иными по сравнению с тем, к чему вы привыкли) и наконец, он поставит вас в пару с другим надзирателем на несколько дней, пока не посчитает, что вы готовы к самостоятельным сменам. Если будут вопросы, задавайте ему. Он ваш непосредственный начальник. Все к нему, а не ко мне, если только в этом нет абсолютной необходимости. Ясно?
— Да, сэр.
Начальник тюрьмы Оберк оттолкнулся от своего стола, взял пиджак, просунул руки в рукава и стянул полы на своей широкой груди.
— Добро пожаловать в тюрьму Полански. А теперь прошу прощения, в блоке F назревает бунт, с которым мне надо разобраться.