За решеткой (ЛП)

Тепло кожи Бишопа просачивалось через его комбинезон, и я замечал, как его спина спокойно приподнималась и опадала от каждого вздоха... куда ровнее моего дыхания.
Сегодня мне лучше удавалось работать с Бишопом, но запуганность никуда не делась, и это раздражало меня, поскольку я никогда прежде не чувствовал себя так в присутствии заключенного. Если позволить им запугать тебя, это давало им власть, а я не хотел давать власть этому опасному мужчине.
Его утренний трансфер до душа и обратно был непримечательным, и я не позволял этому пронизывающему взгляду отвлечь меня.
Джин позаботился об оковах на ногах, пока я оставался в прежнем положении, прекрасно понимая, что Бишоп сильнее и мог бы оттолкнуть меня, если бы хотел. Он не сделает этого, потому что это не приведет ни к чему, кроме наказания за плохое поведение.
Надев оковы, мы с Джином повели его по коридору, а Дуг шел следом. Досуговые комнаты под открытым небом по сути представляли собой стальные клетки. Это вам не колония общего режима, где заключенных выпускали во двор. Это чистой воды изоляция. Под ногами не было травы или просторного поля, где можно погулять и размять ноги. Это была крохотная клетка шесть на девять метров, как ее и описал вчера Хавьер. Единственными удобствами были баскетбольная корзина, мяч и туалет.
У львов в зоопарке и то было больше свободы и меньше ограничений.
На двери клетки имелся схожий люк, так что когда мы убрали оковы с лодыжек Бишопа и завели его внутрь, он просунул в дыру руки, чтобы мы сняли наручники и с запястий.
— Вот и вся суть, — сказал Джин, передавая мне наручники, чтобы я прицепил их обратно к своему поясному ремню. — Мы оставим его здесь на два часа, потом уведем обратно. Теперь его охраняют эти парни, — Джин показал на пару надзирателей примерно в семи метрах от нас. — Они следят за здешними камерами досуга. После обеда мы покажем тебе комнату посещений и объясним процесс. Давай сейчас ты пойдешь обедать, а как закончишь, встретишься с нами?
— Звучит отлично. Спасибо.
Я пожал руки двум мужчинам, и они ушли по своим делам.
Дуг и Джин направились туда же, откуда мы пришли, потому что им предстояло отвести других заключенных на досуг в отдельных камерах. Я заметил двух надзирателей и помахал им. Похоже, они были заняты рассерженным заключенным через несколько камер от меня. Тот выражал недовольство только словами, и надзиратели не выказывали признаков тревоги или потребности в подмоге, так что я решил, что они справятся самостоятельно.
Я собирался пойти в противоположную сторону, к двери, которая вела в зону для персонала вне отсека смертников, но тут почувствовал на себе взгляд. Обжигающий, пронизывающий до глубины души взгляд. Мурашки пробежали по моей спине и до самого скальпа. Бишоп наблюдал за мной. Я чувствовал это, пока шел своей дорогой.
И я не ошибся. Две загадочные ониксовые радужки смотрели на меня. Бишоп стоял в центре камеры и одной здоровенной лапищей держал баскетбольный мяч. Я готов был поклясться, что его пальцы покрывали половину мяча. Я собирался отвернуться, не давать ему власти и контроля, которых он искал одним лишь взглядом, но тут он заговорил в первый раз. Его низкий баритон был шелковым, как жидкий мед, и содержал легкий намек на тягучий техасский акцент.
— Можно подкачать воздуха в мяч, босс? С таким не поиграешь, — он демонстративно попытался ударить мячом о пол, но тот плюхнулся на цемент и не отскочил обратно. В его боку образовалась вмятина, и сдувшийся мяч остался на прежнем месте.
Я не сразу сообразил, что он обращается ко мне, и пока что переваривал то, как его голос эхом пронзил меня до самых костей. Его голос звучал добрым и вовсе не таким, каким я себе его вообразил. Я ожидал, что голос Бишопа будет таким же угрожающим и доминирующим, как его манера держаться, но нет.
Я покосился на двух надзирателей, но те все еще были заняты.
— Они держат насос в подсобке вон там, — Бишоп толстым пальцем показал за меня. — Тебе не обязательно верить мне на слово, босс. Спроси у них, если не уверен. Они не будут возражать.
  
Я глянул на дверь позади меня, на надзирателей, затем на Бишопа. Его внимание ни на секунду не отрывалось от моего лица, и я еще секунду поизучал его глаза, затем кивнул.
— Конечно. Дай мне минутку.
Я не знал протокол на такие случаи. В тюрьме общего режима я много раз решал подобные проблемы во дворике, но тут другие правила. Я не мог попросить Бишопа передать мне мяч через люк или отдать ему насос. Во-первых, мяч тупо не пролезет через отверстие.
Два надзирателя увидели, что я иду к ним, и один поднял руку, чтобы успокоить спорящего заключенного в камере.
— Угомонись на одну бл*дскую минутку, Джерри, — затем он мотнул подбородком в мою сторону. — Эй, что такое?
Я показал большим пальцем через плечо.
— Мяч сдулся. Как я могу это исправить?
Надзиратель, к которому я обратился, вздохнул и покачал головой, снимая с ремня связку ключей.
— Клянусь бл*дским Богом, мы тут полдня только и делаем, что подкачиваем мячики.
Взгляд в соседнюю камеру подтвердил мне, что он не шутит. В углу камеры Джерри лежал мяч, в котором точно так же не было воздуха.
Надзиратель сунул ключи в мою руку и показал на ту же дверь, что и Бишоп.
— Там. Носик насоса проходит через решетки — еле-еле, но все же пролезает. Принеси его сюда, когда закончишь. Тебе нужен мяч, когда закончишь со своей истерикой, Джерри?
— Иди нах*й, — Джерри плюнул через решетку, и плевок приземлился в считанных сантиметров от моего ботинка.
— Видимо, сегодня Джерри будет играть со сдутым мячиком. Забудь, что я сказал, — надзиратель махнул мне и повернулся к своему коллеге.
Я не задерживался, чтобы задавать вопросы. Что бы они ни обсуждали с Джерри, это не мое дело, и парень явно из-за чего-то расстроен.
Я пошарил в подсобке, пока не нашел стандартный насос для велосипеда. В комнате были и другие мячи, но их состояние было ничем не лучше. Это было единственным источником развлечения и тренировок для этих мужчин, и можно было подумать, что финансирования хватило бы для замены оборудования в таком плохом состоянии, но я по опыту знал, что это не так. Управление Криминального Правосудия всегда утверждала, что на такие вещи не хватало денег, да и эти парни не заслуживали лучшего.
Я взял насос и пошел к камере Бишопа. Увидев меня, он подобрал мяч и подошел ко мне. Мы стояли близко. Только стальная решетка ромбиками разделяла нас. Он возвышался надо мной, его тень полностью заслоняла меня. От его тела исходил жар, и я готов был поклясться, что чувствовал это, но твердил себе, что это невозможно, и это лишь мое воображение.
Дырки в решетке были достаточно крупными, чтобы можно было просунуть один палец, но два уже не пролезут. Носик насоса едва-едва прошел. Мне пришлось подергать его из стороны в сторону и протолкнуть силой.
Ничего не говоря и не поднимая взгляд, я сумел просунуть носик в дырку и смотрел, как большая ладонь Бишопа поймала его с другой стороны. Пока он приставлял носик насоса к мячу, я не мог смотреть ему в глаза. Я сосредоточился на его руках.
Когда носик был вставлен на место, я принялся работать насосом, глядя, как надувается мяч. Мы оба молчали, но я и не глядя знал, что внимание Бишопа приковано не к мячу. Когда тот надулся полностью, я спросил:
— Ну как, хватит?
Бишоп не ответил. Я приподнял подбородок, медленно ища те глаза, что прошлой ночью преследовали меня во сне. Как я и подозревал, все его внимание было приковано ко мне.
— Тебе не надо бояться меня, босс, — эти простые слова прозвучали шепотом. Его тон был таким же низким и завораживающим, как и в первый раз.
И тревожащим, поскольку он видел меня насквозь. Он знал.
Я не хотел как-либо признавать свои страхи или дискомфорт, потому что это раздражало меня, так что я проигнорировал комментарий и показал на мяч и спросил еще раз:
— Ну как, хватит? — мои слова прозвучали тверже моего бешено стучащего сердца.