Принц для Агаты (СИ)
Французы не решились арестовать сына арабского министра, поэтому он долго метался по насквозь прозрачному залу, то уходил, то возвращался к Агате, которая упрямо, в гордом одиночестве сидела в кресле, ожидая рейса «Париж-Москва».
— Тебе что, все равно, что подумают о нас все эти люди?! — возмущался Надир. Разводя руками и склоняясь в Агате, он заглядывал ей в глаза. — Хочешь я сейчас угоню машину и устрою гонки, или нет, я пойду и напьюсь, а потом залезу на башню и буду призывать правоверных к беспорядкам?! За мной пойдут, мы снесем этот аэропорт и никто никуда не полетит!
Агата смотрела мимо него и молчала, решив не поддаваться на его провокации, тем более, что сама она тоже была на грани истерики и могла наделать глупостей. Одну она уже совершила, но настырно не хотела этого признавать. А полиция стояла в стороне и наблюдала за выпадами Надира. Вокруг него и Агаты образовалась пустыня, никто не хотел попасть под раздачу. Намечался международный скандал. Потом пришел Хасан и увел обессилевшего и всклоченного Надира из терминала, объясняя по дороге глазеющим на них зевакам:
— Все хорошо, господа! Просто молодые люди не сошлись характерами. С кем не бывает? Такова жизнь…
— Арабский шейх, он и в Африке арабский шейх, — изрекла с глубокомысленным видом Инна Раевская, выслушав Агату. — Что, он действительно тебе неинтересен? — не верила она. — Прям не верится, Агат! Такой мужчинка подходящий…
— Я хочу жить так, как жила до него, — объясняла Агата свою позицию. — Хочу приходить к себе домой, когда мне угодно, хочу работать в прежнем режиме, а не сидеть в чужой квартире под присмотром некого Хасана. Я ничего не имею против Надира, он умен, щедр. Я против его навязчивого внимания.
— Тебя не поймешь. Били тебя — плохо, любят тебя — тоже плохо! — отмахнулась от нее Инна. — Кстати, мне тут сорока на хвосте принесла, что твой Федор пошел по журналистам с компроматом на тебя…
— И много охотников готовы купить его болтовню? — усмехнулась Агата зло.
— Ну как сказать, — Инна игриво забарабанила пальцами по столу. — Болтовню наверняка начнут проверять, и тогда…
— Тогда все узнают, какая я плохая девочка. — обреченно закончила фразу Агата. Ни что бы ей были безразличны возможные последствия, просто ничего изменить она не могла. — Что было, то было, Ин, пусть копают. Жаль, пожалуй, мне только Надира. Он не заслужил такой стервы как я. Все к лучшему, может быть тогда он оставит меня…
— Ну хоть кого-то тебе жалко, значит не все потеряно, — кисло улыбнулась Инна. — Не тупи, Агата, у твоего араба большое будущее, а у тебя… все туманно, прямо скажем…
Агата понимала, что Надир ее просто так не оставит. Из-за упрямства или наивности он попытается вернуть ее расположение, как говорится, не мытьем, так катаньем. Девушка готовилась к крепкой обороне своей независимости, но и ждала, когда даст знак, — он думает о ней, скучает и хочет вернуть ее.
И однажды, прекрасным февральским вечером в дверь ее квартиры позвонили. Агата, прильнув ухом к двери, настороженно спросила:
— Кто там? — она боялась, что это нагрянул Федор. Этот человек способен был разрушить ее накатанную жизнь, превратить ее в сплошной кошмар.
— Я от шейха Аль — Амина, — отозвался Хасан. — Он шлет вам поклон, и все, что вы купили во Франции…
Агата нехотя отперла дверь, приоткрыла и посмотрела в образовавшуюся щель. В полутемной прохладе коридора действительно стоял сухопарый араб и держал в руках фирменные пакеты из бутиков, которые она посетила в Париже.
Распахнув дверь, Агата жестом пригласила Хасана войти. Войдя, он перегнулся пополам, поставил пакеты на пол и, пристально посмотрев на нее прозрачно-карими холодными глазами, заговорил, почти не шевеля тонкими губами:
— Мой господин приказал мне справиться о вашем здоровье…
— У меня все хорошо. — Ответила Агата, — передайте шейху мои благодарность и привет, — добавила она, видя, что Хасан ждет от нее ответной любезности.
Как только араб ушел Агата начала перебирать свои покупки. Ничего сверхдорогого она не купила, — пару шелковых платьев, деловой брючный костюм и пару великолепных фуляров из коллекции индийского кутюрье Рахита Бака. Последний был приятелем Надира, поэтому фуляры достались ей даром. Рассматривая вышитые золотыми нитями и расшитые мелким жемчугом шелковые платки, Агата невольно пожалела о том, что она так небрежно обошлась с Надиром. Уже дважды. «Наверное, я его люблю, — решила девушка, — и ребенка его я тоже люблю…»
9.2
Надир устал от тотального контроля Богдановича, и впервые, за время правления компанией издал свое собственное распоряжение. В нем говорилось, что медиа-компания на территории России будет блюсти свою политическую, информационную и нравственную свободу. Это означало, что крупная международная медиасеть не будет участвовать в предвыборных делах.
В будущем году должны были состояться президентские выборы, но уже сейчас чувствовалось напряжение. Претенденты активизировали свою деятельность по всем фронтам. Главным фронтом для политических игр, без сомнения, стало телевидение. А главы телекомпаний подвергались массированным атакам — подкупам, подаркам, всякого рода обещаниям, сулившими выгодами, и даже угрозам и шантажу.
Чем можно было прельстить арабского шейха? Белыми кречетами…
Отец Надира страстно любил соколиную охоту, а лучшими пернатыми охотниками считались белые кречеты, занесенные в Красную книгу, и потому еще ценные, что на Ближнем Востоке они не обитали, их браконьерским способом отлавливали на Камчатке.
Одного такого пернатого красавца толстосум Богданович купил за многие сотни тысяч долларов для Надира, впавшего в уныние после ссоры со своей любовницей. Подарок был преподнесен в подмосковном поместье, куда Богданович привез шейха ради прогулки.
Стояла тихая морозная погода. Близ поместья росла прекрасная вековая сосновая роща, для выезда на лошадях имелось все необходимое, седла, попоны и прочая лошадиная амуниция, кататься можно было по просторам белых полей.
Птицу Надиру представил опытный орнитолог. Она сидела у него на руке, вцепившись своими тонкими, но сильными когтями в толстую кожаную перчатку, и медленно, напряженно вертела маленькой гордой головкой с острыми злыми глазами и чуть загнутым остроконечным клювом.
Скучающий Надир, одетый в костюм для конных прогулок, погладил кречета смуглой ладонью по белому в черную крапину оперению, лениво улыбнулся баснословному подарку и сказал, как всегда по-английски — иначе с Богдановичем он не общался:
— Мне нужна вторая такая птица, для моего отца…
— Это понятно, Надир… — хитро прищурился Богданович. Рядом с тонким и красивым Надиром он казался пузатым колченогим евнухом. — Эта птица ваша и только ваша! Легальная, так сказать. Вторую такую придется покупать нелегально…
— Я заплачу столько, сколько нужно. — Однозначно ответил молодой шейх, не спуская с настороженной птицы проницательных зеленых глаз. Он снова погладил кречета, при этом находясь в глубокой задумчивости. — Назову ее Джином… — обращаясь к орнитологу, он велел, — сделайте все, чтобы кречет был здоров и полон сил…
Орнитолог молча кивнул. А Богданович вернулся к разговору о второй птице:
— Второго кречета может достать мой знакомый из природоохранного учреждения, только придется кое-что подмазать…
— Как это? — резко обернулся на Богдановича Надир. Он плохо понимал русские обороты слов, не любил их за двусмысленность. — Говорите яснее. Каким маслом мне подмазать вашего человека?
— А вы шутник, шейх Надир, — ухмыльнулся Богданович ехидно. — И у вас, и у нас одно масло — услуга за услугу…
— Что вы хотите? — холодно прервал молодой человек Богдановича.
Он был полон достоинства, немного печален из-за размолвки с Агатой. Удлиненный и утепленный пиджак из коричневой замши с воротником из волчьего меха сидел на нем как влитой. Белые узкие штаны красиво обтягивали его поджарые бедра, ноги чуть ниже колен были затянуты в черные жокейские сапоги. Он прохаживался вдоль конюшен, из которых доносились нетерпеливый лошадиный храп, редкое бодрое ржание и цокот копыт. В морозном воздухе витал теплый и терпкий запах конского навоза.