Кровь на эполетах (СИ)
Он прошел к столу, сел на лавку и подпер голову ладонями. Некоторое время я молча смотрел на генерала. Гнев ушел, мне стало жалко этого поистине незаурядного человека и полководца. Для таких, как он, командовать армией – единственная отрада в жизни. С семьей не сложилось – супруга укатила за границу, любимая вышла замуж за другого, от двора отставлен. Вот возьмет и пустит себе пулю в висок. Хотя нет, для православного это великий грех. Ну, тогда вылезет под пули в ближайшем сражении, что в принципе равнозначно. И никто ему не запретит – это Багратиону то? Получается, что спасал его зря. Влез в историю с сапогами.
– Ваше сиятельство, – начал я, – разрешите вопрос?
– Ну? – поднял он голову.
– Сколько вам лет?
– Сорок семь, – ответил Багратион удивленно.
– А Кутузову?
– Шестьдесят семь. Ты это к чему?
– Для светлейшего это последняя кампания. Возраст и болезни не позволят ему далее командовать армией. Кто придет на смену? У кого за плечами длинный список славных побед? Кого так любят офицеры и солдаты? Ответ один: Багратион.
– Это еще как государь решит – проворчал генерал. – Не жалует он меня.
– Кутузова – тоже, тем не менее, назначил главнокомандующим. Потому как выбора не было. Все желали видеть во главе армии русского, а не немца. (Забудем, что Багратион грузин. Он православный, значит, русский. Здесь так считают.) Император не всегда волен в своих поступках и вынужден прислушиваться к мнению общества.
– Сладко поешь! – хмыкнул князь. – Только я хочу бить французов! – он грохнул кулаком по столу. – Здесь и сейчас!
– Ну, так бейте, – пожал я плечами.
– Может, скажешь, как? – сощурился он.
– У вас есть карта?
– Найдется, – удивленно ответил он, после чего, пошарив в лежащей на лавке сумке, достал и разложил на столе карту. Я подошел ближе.
– Смотрите, – сказал, ткнув пальцем в неровное пятно в центре. – Это Смоленск. Мы от него в двух дневных переходах. Французы не станут защищать город – в этом нет смысла. Смоленск – пепелище, к тому же без провианта и военных припасов. Бонапарт уйдет из города. Возникает вопрос: куда? На север к Вильно? Там у него магазины с провиантом и снаряжением. Только рискованно. Витгенштейн уже взял Полоцк и Витебск и нависает над флангом Бонапарта. Может нанести сильный удар. Пойти на Минск? У французов там магазины. Однако с юга наперерез отступающему Бонапарту движется армия Чичагова. Не знаю взял ли адмирал Минск, или это случится позже, но в любом случае путь Бонапарту перекрыт. Остается дорога на Оршу и далее на Борисов.
– Ты, гляжу, прямо стратег! – хмыкнул Багратион.
– Я когда-нибудь обманул вас, ваше сиятельство? Вспомните Смоленск и Бородино!
– Продолжай! – махнул он рукой.
То-то!
– Неприятель двинется на Красный, где летом дивизия Неверовского отбивалась от Нея и Мюрата.
Багратион засопел. Неприятно вспоминать, что он тогда не поверил моему предсказанию, завив, что лекари генералов не учат. И что вышло? Лекарь оказался прав. Только благодаря роте егерей с двумя пушками, которую некто Руцкий, уговорив Спешнева, вывел к Красному, удалось уберечь дивизию Неверовского если не от разгрома, то от огромных потерь.
– Попросите у светлейшего корпус, лучше два пехоты – с кавалерией, само собой. И как можно больше пушек. Совершите быстрый марш к Красному, опередив неприятеля. Расставьте корпуса и артиллерию скрытно вдоль дороги, а когда французские колонны вытянутся на ней, выходите на позиции и бейте, бейте! – я стукнул кулаком в ладонь. – Не давайте им развернуться в боевые порядки. Преградите путь, пусть они втянутся в длительное сражение. Тем временем подойдет светлейший с остальной армией, и неприятель окажется между молотом и наковальней.
Именно таков был замысел Кутузова на сражение под Красным в моем времени. Французы потерпели там сокрушительный разгром, но частью сумели уйти. Командиры русских корпусов действовали не скоординировано, каждый сам по себе, оттого успех оказался не полным. Самая боеспособная часть Великой Армии – гвардия выскользнула, чтобы затем дать сражение у Березины. Из-за этого Наполеону удалось удрать. После чего были еще годы сражений и огромных потерь. Если Кутузов поверит Багратиону и даст ему корпуса, ситуация сложится иначе. Что, что, а бить врага князь умеет.
– Выглядит красиво, – вздохнул Багратион. – Только сомневаюсь, что светлейший согласится.
– Сошлитесь на меня.
– Что? – изумился князь. – Фельдмаршал прислушается к мнению какого-то капитана?
– До сих пор слушал.
Багратион уставился на меня. А вот не надо! Ко мне Толь уже два раза приезжал – интересовался, что и как будут делать французы. Я, естественно, рассказал – не жалко. Светлейший принял к сведению. Из-за этого удалось избежать бессмысленного сражения под Вязьмой. Верней, оно случилось, но проходило иначе. Русский корпус, скорым маршем опередив французов, захватил город, где и встал в оборону. Французы попытались отбить – у них в Вязьме имелись столь желанные магазины с провиантом и фуражом, но, положив несколько тысяч солдат, отошли, поскольку к городу уже подходил Кутузов с остальной армией. Еще я посоветовал генерал-квартирмейстеру не пытаться на пути к Смоленску навязывать французам сражение. Пусть бегут. От голода и холода их умрет больше, чем от русских пуль и ядер. Поскольку эта тактика полностью соответствовала взглядам Кутузова (о чем я, естественно, знал), ее претворили в жизнь, несмотря на ворчание генералов. Им хотелось сойтись с неприятелем в чистом поле, пострелять из ружей и пушек, положить тысячи солдат в обмен на славу и орденок. Хорошо, что армией командует Кутузов, а не какой-нибудь Бенигсен. Этому русской крови совершенно не жалко.
– Хорошо, – кивнул Багратион. – Скажу.
– Разрешите идти, ваше сиятельство? – вытянулся я.
– Иди, – кивнул князь.
Я развернулся к двери.
– Погоди! – окликнул Багратион.
Я повернулся обратно. Князь встал и подошел ко мне.
– В Петербурге я говорил с Виллие, – произнес смущенно. – Он сказал мне, что, если бы не подпоручик Руцкий, лежать бы вам, Петр Иванович в могилке. Так что радуйтесь жизни и не забудьте поблагодарить его при встрече. А я на тебя накричал. Ты… это… не держи зла.
– Не буду, – пообещал я.
– Пойдешь ко мне служить?
– Нет, ваше сиятельство.
– Обиделся?
– Нет. Вы намерены бить неприятеля в поле, с этим прекрасно справится линейная пехота. У меня же отряд конных егерей, двести человек. Все метко стреляют, вооружены штуцерами. С ними я уже лишил неприятеля полсотни пушек, чем нанес ему значительный урон. Убитых французов не считал, но по три-четыре на каждого из егерей выйдет. Бросать таких солдат на штыки в лобовом сражении – все равно, что забивать гвозди подзорной трубой. Так что не взыщите, ваше сиятельство.
– Ладно, – кивнул Багратион. – Спасибо и на том.
Он протянул мне руку, и я ее с удовольствием пожал.
* * *– С чего вы взяли, князь, что французы из Смоленска пойдут на Красный? – спросил Кутузов, вперив в Багратиона единственный видящий глаз.
– Руцкий сказал, – ответил тот, помявшись.
– Вот как? – задумался генерал-фельдмаршал. На мгновение он ощутил обиду: почему Руцкий сообщил это Багратиону, а не ему, главнокомандующему? Но Кутузов прогнал это чувство – не к месту. – Капитан вам это сам довел или вы спросили?
– Я, – признался Багратион.
– Значит, два корпуса и артиллерию? – переспросил генерал-фельдмаршал и, получив подтверждение, заложил руки за спину и прошелся по избе, размышляя. Руцкому можно верить – в этом главнокомандующий не сомневался, капитан еще ни разу не подвел, но вот стоит ли давать Багратиону возможность отличиться? Князь о нем не лучшего мнения, и даже писал о фельдмаршале гадости царю, о чем Кутузов знал. Теплых чувств между ними нет, скорее наоборот, потому светлейший и не допускал Багратиона к командованию. С другой стороны, князь свое мнение высказывает открыто, исподтишка не гадит, как тот же Бенигсен. Вспомнив о бывшем начальнике Главного штаба, Кутузов едва сдержал улыбку. Как славно удалось поставить на место заносчивого немца! За Тарутинское сражение государь наградил Бенигсена золотой шпагой с бриллиантами и ста тысячью рублей. Заодно переслал Кутузову письмо немца, в котором тот вывалил на главнокомандующего ушат грязи. Генерал-фельдмаршал созвал генералов, в их присутствии вручил Бенигсену награды царя и, когда немец надулся от самодовольства, велел адъютанту зачитать вслух его письмо к царю. На Бенигсена было жалко смотреть – он то бледнел, то краснел[4]. В скором времени покинул армию, развязав Кутузову руки. И слава Богу! Пользы от немца не было никакой – один вред.