Бесова длань (СИ)

— Пожалуйста, не вини себя. Ну и не забывай, куда ты идёшь.
Она кивнула, да руку невольно положила к сердцу — почти как честь отдают. Ах да, он же не знает, что этот жест значит.
Впрочем, Лука улыбнулся ей так ярко, что на мгновение она снова увидела в нём не старого колдуна с далёкого острова, а родного и такого солнечного капрала Матфея.
И она снова расплакалась, уткнувшись ему в плечо.
  
Глава 9. Свободная
 
Последний выдох прозвучал несколько неожиданно.
А тишина после него была такой громкой, что всё сразу стало понятно.
Наверно, Лука не заслуживал такой смерти. Она встала, отряхнула колени, вытерла оставшиеся слёзы на щеках и аккуратно прикрыла тёмные остекленевшие глаза Луки. Она на мгновение бросила взгляд на его накидку, изрешеченную кем-то.
Дэл развязала её у шеи, да накрыла ею само тело колдуна. В лесу бывает прохладно.
Наконец она отошла от его тела, критически оглядела — и заметила, что выражение лица такое спокойное, будто он всего лишь заснул у дерева.
Дэл улыбнулась и голову опустила. Пусть к нему будет благосклонна Морра. Она про себя проговорила молитву, обращённую к богине с просьбой одарить его своим вниманием.
И наконец она пошла дальше, бросив последний взгляд на уснувшего колдуна. Она пообещала не винить себя. И как бы сердце не ныло, она не поддастся этому.
Она ведь обещала.
Дэл даже не оборачивалась назад, просто шла через лес, пока в какой-то момент не остановилась. Нужно было проверить самое главное. Она аккуратно расстегнула куртку, схватилась за конец рубашки и подняла его. На её светлой коже не было совсем ничего, словно тот самый след ладони Луки был лишь её фантазией. Она нервно сглотнула. Это произошло. Она теперь свободна.
Да только радости в душе не было.
Она торопливо заправила рубаху, да застегнула куртку, чтобы тяжело вздохнуть и побежать дальше. Со смертью Луки она и в самом деле стала свободна, он даже запретил ей на себя вину вешать. Да только, что нужно было делать с этой свободой?
Первое правило любого солдата — если потерялся в лесу, пытайся найти тропу, ибо их могут сделать только другие солдаты. Этим она и занималась почти до самого вечера, пока при закатном солнце она не нашла тонкую тропинку, да не пошла ровно по ней. Она должна вывести её хоть к какому-то городу.
Почему-то при одном только шаге на эту тропу ей стало значительно спокойней.
Первая тёмная тварь пришла быстро на её запах, оскалилась, да только не ожидала, что Дэл быстро обнажит меч и рванёт на неё, а не убежит или не начнёт стрелять издалека. И снова начались эти пляски с самой смертью — она наблюдала вывалившиеся кишки, остатки глаза на мече, под ударом её клинка ломались кости тварей. На тридцатом ударе она перестала считать взмахи мечом, и просто била.
Лишь когда на мече не осталось ни одного сухого места, даже на рукояти можно было увидеть капли крови, лишь тогда она остановилась, вонзив меч в землю, и глубоко вздохнула.
Никаких мыслей. Лишь мышцы немного ломит. И голова кругом идёт.
Бей-беги. Беги и бей.
Она улыбнулась от этой забитости в конечностях, от этого ощущения усталости. Непривычно так долго махать мечом. До этого она отдыхала значительно дольше. Она отпустила рукоять меча, да постаралась удержать равновесие. Получилось, хоть голова и кружилась немного. Нужно было идти дальше, ей нужно было вернуться обратно. Она же обещала, что вернётся.
А обещание она всегда сдерживала.
Дэл сделала буквально один шаг, прежде чем вспомнила, что в её карманах лежало слишком много тяжести. Она вздохнула и раскрыла его. Нашивки. Кажется, их было двенадцать — в том числе и одна нашивка капрала. Те самые двенадцать человек, которых она убила из-за проклятой магии колдуна, легко и просто, словно они были тёмными тварями, а не людьми.
Она нервно сглотнула. Больно. Каждый удар меча — это и удар в свою совесть.
Скольких она не спасла, скольких она своими руками убила…
Дэл вытащила все эти нашивки из кармана. За каждой из них скрывалась долгая история получения, за каждой из них был воин, который о чём-то мечтал, которого кто-то ждал домой с простого задания. Кто знает, может, им тоже сказали, что колдун ослаб и не может сражаться?
 
Она выложила их все на землю. Если бы она могла помешать самой себе тогда, то сделала бы это. Даже ценой своей жизни. Но она этого не сделала.
А могла ли она это сделать?
Она подняла взгляд к небу. Вспомнила это ощущение болота, в котором ты двинуться не можешь, а лишь наблюдать за самой собой, как чувство ведёт твоё тело за тебя. Быть зрителем во время смертельного боя — то ещё зрелище.
На её руках было слишком много крови, чтобы она могла себя простить. Но стоило ли себя винить в том, что она не могла изменить никак? Кто она — нервная девочка-капрал с даром махать мечом, — против древней магии, которая родом с неведомых земель?
Богиня сказала ей сражаться. Колдун тогда сказал ей сражаться.
И она это делала.
Наверняка, этим ребятам тоже сказали сражаться. Добраться до колдуна любой ценой. Каждый из них хотел её убить, иначе бы изначально не полез в бой. Каждый из них сам пришёл на ту поляну, в отличие от неё, которая никогда не хотела поднять меч на человека. Сомневались ли они вот так, если бы один из них добился успеха и убил бы её? Кто-нибудь из них закрыл бы ей глаза после убийства, или оставил бы на память её нашивку, чтобы с каждым взглядом на неё корить себя всё больше и больше?
Столько вопросов сразу возникло в голове при взгляде на эту кучу нашивок, что стало не по себе.
"Пожалуйста, не вини себя". Она снова услышала тихий голос колдуна рядом с собой. Тяжело вздохнула. Как же это было сложно!
"Ты никогда не была виноватой в этом". А это был уже Брайс — человек, который обидно шутил, но никогда не хотел её обидеть. Тот самый целитель, без помощи которого она бы не выжила. Брайс, который заботился о ней тогда, когда все её считали монстром.
Дэл зажмурилась. Оказалось, что простить человека достаточно легко, но самой себе дать такое же прощение — это такая мука, с которой не сравнится ни одно ранение.
Она даже не запомнила их глаз, просто носила собой как груз памяти их нашивки, честно думая, что должна отвечать за то, что не могла исправить. Они все — лишь игрушки, выполняющие волю богов. И эти ребята-воины из другого города, и она сама, и даже сам колдун Лука выполнял её волю, как бы она не была жестока. Почему она должна отвечать за чужую волю?
Она делала угодное богам. Пусть это и было жестоко. Пусть и семьи лишились кормильцев. Это даже не был её выбор, однако взвалила на себя даже это. Возможно, поэтому и было так тяжело идти, да так, что на вопрос «Куда ты идёшь?» ответить было трудно. Дэл закусила губу, да принялась руками рыть небольшую ямку. Она должна простить себя. Она устала нести эту ношу.
Наконец яма получилась достаточно глубокой, чтобы все нашивки туда вместились. Надо было сделать это сразу, а не нести их с собой столько времени. Она прикрыла глаза и повторила про себя: «Ты не была виноватой». Повторила несколько раз. И с каждым разом внутренний голос всё больше и больше напоминал Брайса. Она обещала к нему вернуться. Она должна сдержать обещание.
Она наконец встала, взглянула на свои испачканные в земле руки. Наконец-то на них не было видно крови. Всего лишь земля. Это она переживёт.
— Я постараюсь… — проговорила себе под нос она и отдала честь холмику, под которым лежали нашивки воинов. Она простит себя, как бы не было сложно.
Она шла медленно, вглядываясь себе под ноги. В лесу было слишком тихо, будто все твари закончились, и она осталась в этом тёмном лесу совершенно одна. Сколько же их было всего? И есть ли конец у этого леса? Впрочем, она никогда об этом не узнает, пока в лесу будут жить эти тёмные создания, мешающие спокойно передвигаться по лесным зарослям.
Ноги вывели её на широкую дорогу, пыльную и вытоптанную кучей ног. Судя по следам колес на ней, это была Главная дорога, которая вела в другой город. Она прикрыла глаза. Большая часть дела уже сделана. Осталось только определить север, а вслед за ним — и запад, в сторону которого нужно было и идти, чтобы вернуться обратно в родной город. Если хочешь найти север, то найди на дереве мох — всё было достаточно просто.