Бесова длань (СИ)

Даже хруст веток под её ногами не заставил поднять взгляд. Страшно. Неловко. Сомнительно. В ушах звенели колокола, да только не храмовые. Скорее всего, это была тишина — пугающая в том случае, когда прямо перед тобой стоит что-то божественное и необъяснимое.
— Всё это время ты обращалась к ложным богам… я не виню тебя, Дэлия, не твоя была в этом вина.
Она почувствовала жжение в глазах, машинально руку поднесла, чтобы вытереть выступившие слёзы. Лишь бы только головы не поднимать, лишь бы не смотреть, не совершать очередной ошибки, которая может дорого обойдись.
— Плачь, милая, ведь слёзы очищают душу от скверны.
Она почувствовала лёгкое прикосновение к своему плечу и не выдержала. Уж слишком было сложно справиться со всем этим потоком чувств, разом навалившимся на неё. Сколько лет она молилась не тем богам, прося у них снисхождения? Сколько лет другие молились не тем богам, и их молитвы так и не доходили? Она громко шмыгнула носом, и тут же голову в плечи спрятала — лишь бы не слишком громко. Боже. Боже. Боже.
Лишь бы случайно головы не поднять. Лишь бы чего плохого не совершить.
Слёзы текли по щекам, и она даже руку боялась поднять, чтобы стереть их с лица.
— Моя воля просто — сражайся. Сражайся с моим именем на устах. Во славу народа своего и бога своего.
Она всхлипнула. Сражаться — именно то, что у неё получалось лучше. И именно этого от неё и просила богиня — та самая, в которую она никогда не верила, но до которой доходили все её молитвы. Доходили со сложностью, потому что искала она постоянно других, обращалась постоянно к другим.
— Подними глаза свои, милая моя Дэлия.
Она вздрогнула от неожиданности, и как бы не было страшно, она начала исполнять волю богини. Медленно и плавно. Без лишних движений. И взгляд её встретился с красивым лицом девушки, а глаза… она увидела хорошо знакомые тёмные глаза, почти чёрные. Точно такие же были у Луки. И… по телу пробежались мурашки. Точно такие смотрели на неё всю жизнь из зеркала.
И в этих глазах, полных любви и одновременно какой-то душевной тревоги, она нашла ответ на самый важный вопрос в жизни. Она жила, чтобы исполнить её волю, просто не знала об этом.
— Ты не о том думаешь, — вдруг проговорила богиня, — Ты жила не для того, чтобы стать чьим-то рабом — пусть и рабом божьим. В тебе, как и в любом из людей, есть частица своеволия, которая делает тебя приближенном к богу. Просто в тебе эта частица ярче сверкала с самого начала. Именно поэтому ты и исполнишь мою волю.
Дэл кивнула. У неё были такие же глаза, как и у богини. И частица своей воли.
— В самом конце ты узнаешь зачем, а пока… так будет лучше для всех.
Если планы колдунов для неё казались загадкой, то стоит ли ей вообще лезть в план божества? Она ещё раз кивнула, да снова опустила взгляд, не выдержала. У неё были такие же глаза.
Она улыбнулась, почувствовав невиданный прилив сил, и подняла взгляд уже на ведьму.
— Впервые вижу твою улыбку… — она вдруг осеклась и как-то иначе на неё взглянула.
Она не испугалась этого изменения, лишь ещё шире улыбнулась, подняла голову на тёмное небо, на котором была заметна впервые за долгие дни яркая луна. Дэл вытащила из ножен меч, крутанула его в руке, и тело отозвалось приятным ощущением — давно такого она уже не делала.
— Я иду сражаться, — повторила отчетливо Дэл. — Во славу народа своего и бога своего.
Она побежала в лес, совсем забыв о ране на боку, о том, что из еды перекусила лишь печёной картошкой. И душа её пела от радости, влетая снова в лесную чащу, где она могла быть самой собой. Первая же тёмная тварь едва оскалилась, заметив её, и даже не успела среагировать на её движение клинком. Всего одно движение — и брызнула кровь. Она ещё ярче улыбнулась, да подняла взгляд на макушки деревьев, за которыми ей улыбалась луна.
Она бежала вдоль деревьев, сражая с большой охотой каждую тёмную тварь, попавшуюся ей на пути. Сталь пела в её руках, пела гимн богине, и это было лучшим ощущением.
Она забывала о крови на лице, и неслась дальше, чтобы услышать снова песнь своего меча и вонзить его в голову. Её призванием было именно сражаться — не подчиняться, не жить спокойно, не творить, а именно разрушать, разбивать, ломать, убивать. Именно для этого она и была рождена, именно таковой была воля богини Морры. И Дэл с радостью её исполняла.
 
Клинок пел гимн во славу богине, врезаясь в глаза тёмных тварей. Ноги сами несли её навстречу следующему противнику с лохматой шерстью и ярко-красными глазами. А луна с улыбкой наблюдала за всем этим сверху. Она сражалась до первого луча рассветного солнца, пока наконец твари не спрятались от доброго утра, а она не упала у реки без сил. Никакой разъедающей тоски, никаких долгих мыслей и самоненависти — лишь приятное отсутствие сил. Пустота. Она отдала всю себя в этом бою. Сердце стучало громко, отдаваясь в уши, а она улыбалась, лёжа на земле и глядя на рассвет.
В этом и было её счастье, от которого она постоянно отстранялась.
Она аккуратно окунула клинок в холодную речную воду, и омыла его в водах. Когда же она вытерла рукавом куртки последние капли с него, то сталь заблестела от солнечных лучей. Чистый. По-настоящему чистый. Дэл улыбнулась и вернула клинок в ножны, чтобы сесть на бревно и глянуть на ясное небо.
Она слышала пение птиц над своей головой, и от этой гармонии на душе было так чисто и светло, что и душе петь захотелось вслед за звоном стали. Наконец она поднялась решительно с места. Нужно было снова двигаться в путь, пока силы появились.
— Куда идёшь, девочка?
Она обернулась на эти слова и увидела лохматого Луку в порванной накидке, державшегося за дерево. Дэл улыбнулась ему ярко и проговорила:
— Я иду сражаться, во славу народа своего и бога своего.
Лука улыбнулся в ответ, и Дэл заметила тонкую красную струйку у уголка его губ. Улыбка тут же исчезла с её лица, сменившись на обеспокоенность.
— Что с тобой? Ты…
Она тут же подошла к нему, отодвинула подол накидки и на пальцах её осталась кровь. Она переводила взгляд то на Луку, то на собственные пальцы, толком и не зная, что сказать. Будь он солдатом городского войска, она бы сама дотащила его на своей спине до самых ворот города. Но он был вражеским колдуном, который убил слишком много её друзей, и номинальным её хозяином, от власти которого она мечтала уйти.
— Каждый исполняет волю богини Морры по-своему. Ты доблестно сражаешься, каждый раз отдавая в жертву свои сомнения, страхи и душу. Я же… жертвенный телец, который отдал самого себя по её воле.
Лука выглядел умиротворенным, несмотря на такое ранение и такие страшные слова. Он не собирался быть спасённым, будь хоть у неё все запасы исцеляющей мази. Он должен был истечь кровью в этом лесу, чтобы исполнить этим волю Морры.
Она вспомнила глаза богини — совсем такие же, как у него или у неё самой. Наверно, если бы это нужно было, она бы спасла Луку. Да только планы богов запутаннее и сложнее планов даже самых сильных колдунов.
— Мне очень жаль…
— Раньше ты говорила совсем другое. Если хочешь, можешь после моей смерти отомстить как-нибудь, — он развёл руками. — Придумай на свой вкус.
Она удивлённо на него уставилась. Совсем недавно спокойный и рассудительный Лука заговорил совсем иначе… интересно, как бы она вела себя перед лицом смерти? Она постоянно была слишком далеко от неё, хотя всегда мечтала приблизиться поближе. Каждый бой — это спор жизни со смертью, кто же её заберёт. И жизнь постоянно выигрывала.
— А за что мстить?
Он в ответ резко закашлялся, словно пытался выплюнуть все свои лёгкие. Дэл не смотрела на него в этот момент — что-то в груди защемило. Он же пытался её защитить.
— Я бы на твоем месте даже и не спрашивал. Столько раз видел во снах, как ты убиваешь меня. Ещё до нашей встречи. Снова и снова одна и та же девочка с обнаженным мечом и отсутствующим страхом. С одной стороны, хотелось отыграться, а с другой — было интересно, кто ты такая, чтобы так уверенно рубить бесов.