Ненаучный подход (СИ)
— Во время войны за корону Гётской Империи между принцами Константином и Александром некий Виктор фон Берген, наследник князей Бельских, рыцарь, со своим отрядом переломил ход многих сражений в пользу армии Константина. В битве при Гарце он выбил из седла самого принца Александра, тот чудом спасся. Если бы помянутого Виктора фон Бергена не убили на исходе победоносной атаки его кавалерии под Орловом, не исключено, что доблестный военачальник, несмотря на молодость, принес бы победу принцу Константину, и история пошла бы совсем другим путем. Но, увы, герой погиб, и даже Александр склонил голову над его могилой, признавая заслуги противника.
— Не смешно, — с сарказмом ответил Виктор. — Какие «многие сражения»? Пара чахлых стычек и Гарц. А у Орловской горы резервы Александра подошли быстрее, чем все ждали, и закончилось хреново.
— Ох уж эта скромность паче гордыни!
— Не хами, а то на самом деле получишь в морду. Я теперь человек простой, церемоний с дуэлями разводить не буду.
— Так ты правда не в курсе? — тихо охнул Рудольф.
— А я тебе что пытаюсь втолковать битый час? Я неделю после Орловского разгрома в монастыре провалялся без памяти, месяц заново учился ходить, за это время Константина окончательно добили. Кое-как дохромал до родного замка, а там — развалины. И в стране — всенародное празднество, коронация Императора Александра. Тогда я и понял, что больше нечего мне в империи делать. Какие, к чертям, газеты? Я знать ничего не хотел.
Виктор снова открыл окно, сгреб снег с карниза и растер по лицу. Потряс головой, стряхнул капли холодной воды с ладоней и вернулся к столу, пока не прикасаясь к бумагам. У него было оправдание — не хватать же мокрыми руками.
Он не хотел знать. Помнил разрушенный, разграбленный замок Берген, обгорелые остатки стен и свежую могилу с наспех сколоченным крестом, но знать — не хотел.
За все годы в Гнездовске Виктор умудрялся не читать ничего об имперских делах. Отгородился от бывшей родины перевалом. Он убил себя прежнего, похоронил Кентавра Гарца вместе с родными. Стал просто гнездовским следователем.
Давай, следователь, изучи материалы дела.
Почему так трудно дышать? Откуда эта резь в глазах? Наглотался пыли от старых бумаг?
Виктор медленно пододвинул стул. Смахнул с него чуть подтаявший снег. Стянул шапку, размотал шарф и положил их на полку шкафа. Куртку пока снимать не стал — все-таки прохладно. Педантично собрал бумаги, разложил по порядку и погрузился в чтение.
Колдуны могли захватывать мир прямо сейчас — ему было плевать. По Гнездовску могла прокатиться орда Потрясателя, небо — падать на землю, всадники Апокалипсиса — гарцевать по площади, возродившийся дракон Триедин — летать над городом и вылавливать отступников от древней магической доктрины.
Виктор не заметил бы.
Кто-то заглянул в кабинет. Виктор ровным спокойным голосом попросил не мешать и дать ему внимательно изучить материалы. Визитер испарился.
Пять с половиной лет назад, в августе, Виктор ковылял по перевалу, опираясь на кое-как выструганный костыль. Он не давал себе думать ни о чем, кроме поворота дороги впереди, а потом — следующего, и так до заката. Кажется, он справился за четыре дня.
Неподалеку от Гнездовского городка Перевальска Виктор тем же костылем отбивался от мужика, позарившегося на потертые офицерские сапоги. Пришлось завалить труп дурака камнями на обочине. Несколько монеток из карманов грабителя-неудачника помогли продержаться первые дни в княжестве.
В это время парни из полицейского управления Гарца при поддержке армейских частей зачищали его родную землю от разбойников и мародеров.
За год до этого скончалась Императрица Изольда. Умерла во сне, тихо, совсем не так как жила.
Императором должен был стать старший внук Изольды Константин, но перед смертью она объявила последнюю волю — отдать трон Александру.
Потом кто-то говорил, что завещание было подлогом, а кто-то клялся в его подлинности. Империя раскололась на два лагеря. Виктор воевал за Константина. У него не было шанса выбрать сторону — курсантов военной академии подняли по тревоге, привели к присяге — и понеслось.
После серии кровопролитных битв и мелких стычек началась такая неразбериха, что сам черт сломил бы голову, разбираясь в хитросплетениях войны двух императорских армий, баронов, объявивших независимость, стремящихся к вольности городов и обычных разбойничьих банд, расплодившихся в огромных количествах. Кто первый назвал этот кровавый ад красивой фразой: «Война принцев» — неизвестно. Но прижилось.
Через год Александр разгромил войска старшего брата, и пришла пора разобраться с остальными проблемами. Прежде всего — выжечь каленым железом распоясавшуюся в край бандитскую вольницу.
Виктор прекрасно умел видеть события за строчками протоколов и отчетов. Люди Александра наводили порядок, а не расследовали нападение на замок. Разгром фамильного гнезда Бергенов был одним из эпизодов обвинений.
«Старого барина, значит, лесиной придавило у прошлом месяце. Сынка явонного вашей конницей размазало, в хоромине одне бабы остались, куды им столько? А у нас, горемычных, поля потоптаны, амбары пожжены, как зимовать? Вот и пошли мы туды. В хоромину. Шоб, значит, поделилися. А лихие людишки-то подначивали — коли сами не дадут, силком забрать надыть».
«Эх, судьба-злодейка, зовет петля хлопца! Знатно погуляли! И ваших грабили, и других грабили — нам без разницы, век короткий-яркий! Напоследок с петлей спляшу. А ты, легаш, мне на гуслях сыграешь?»
«Конюх отпер. Они там отсидеться думали, за стенами. Летать-то мы не обучены, вот и спроворили конюха».
«Я грохот услышала, подскочила, чую — горим. И хохотал кто-то, жутко так, будто призрак… Как была в рубахе, так прочь и кинулась. Хватали меня, да повезло — вырвалась. Господская часть вовсю полыхала. В себя пришла в канаве, за полем. У тетки в погребе сховалась, нашли бы — добили, они ж бешеные…»
На счастье Виктора, имперские следователи не стали выяснять во всех подробностях, как убивали жителей замка Берген. Для обвинения это было неважно — пришел в замок? Виновен. А топором орудовал или просто грабил, это ты исповеднику рассказывай, у нас времени нет.
Виктору хватило поименного списка грабителей. Многих он знал.
И на войне, и после, в страже, Виктор чего только не навидался, но это был уже перебор. Одно дело — чужие люди, совсем другое — те, с кем ты вырос. Представить, что улыбчивый парень, его ровесник, сдувавший пылинки с коней, отдал на растерзание… За серебряный сервиз и мешок овса?!
Староста ближайшей деревни с сыновьями, одноглазый кузнец, бондарь, охотники…
Имена и лица. Лица и имена. Память выворачивалась живьем содранной шкурой.
Ты запрещал себе думать о том, кто и как превратил твой дом в дымящиеся развалины. Ты винил войну, Императора, себя, судьбу… Смотри! Вот они! Лица, имена… и веревки для виселицы, оплаченные казной.
Распахнувшаяся дверь глухо стукнула о стену. Виктор с трудом поднял голову. Шея скрипела, как сочленения проржавевшего доспеха.
Оказывается, за окном уже догорает теплый закат, по карнизу вовсю стучит капель, а на фигуре птицы с соседнего балкона, в которую он утром кидался снежками, сидит живая пичуга и орет во всю глотку.
— Что читаешь? — спросил полковник Силин.
Виктор молча пододвинул к нему пачку бумаг.
Горностай пробежал глазами несколько листов. Пристально посмотрел на Виктора, собрал документы в стопку, сложил сверху разорванный конверт и буднично велел:
— Пойдем. Только куртку сними, сваришься.
Виктор встал. Шевелиться было непросто, но больше ничего не оставалось. Невысокий быстрый шеф сейчас был единственной привязкой к реальности, шансом не рухнуть в пылающий ад памяти.