Влюбленный лэрд

Проходя через гостиную, она по-приятельски кивнула сэру Каллуму, висевшему при входе. Это был галантный рыцарь, по натуре мягкий и впечатлительный. Он погиб, защищая свою возлюбленную Лорели. Он ничего не мог сделать, превосходящие по численности враги убили его и захватили Лорели. Это стало для Каллума трагедией. Лорели давно умерла, но Каллум по-прежнему стоял на страже. Лана молилась за несчастного рыцаря, который, хотя и не был виноват, никак не мог простить себе то, что не уберег свою возлюбленную.
Спускаясь по лестнице, Лана чуть отодвинулась от портрета юной плачущей Кэтти, склонившейся над перилами балкона. Не имело никакого смысла утешать Кэтти, целиком погруженную в ее горе, она никого не замечала вокруг себя. Ее обесчестил ее господин, кажется, в пятнадцатом веке. Когда Кэтти поняла, что беременна, то от стыда и горя, а также чтобы заставить бросившего ее любовника-лэрда раскаяться, она кинулась вниз с балкона.
А потом следовал сварливый и грубый Дермид. Но он был ей нисколько не интересен. Лана нарочно отвела взгляд в сторону, сделав вид, что не слышит его негодующего бурчания. Дермид, имевший дурной нрав, как обычно, возмущался и даже бранился.
А вот, наконец, и кухня. С каким удовольствием Лана вошла под ее сводчатый потолок, где всегда так приятно и вкусно пахло, где она провела столько счастливых минут!
– Доброе утро, – улыбнулась она Уне, которая с серьезным видом наблюдала за тем, что делает Мораг.
Утро Лана обычно проводила на кухне с сестрами Мораг и Уной. Кухня была для нее убежищем, спасительной гаванью, потому что обитавшие в замке призраки обходили кухню стороной, так как громкоголосая и властная Уна вызывала у них неприязнь.
Обернувшись, Мораг улыбнулась:
– Доброе утро, госпожа. Хорошо ли спали?
– Просто замечательно. – Лана взяла яблоко и надкусила его. Она умела проникать в мысли людей и поэтому хорошо знала, что честно отвечать на их вопросы не надо – Мораг это нисколько не интересовало. Точно так же вели себя и другие: ее переживания и чувства никому не интересны.
– Я пеку лепешки, – сообщила Мораг, увлеченно помешивая тесто в миске, тем самым лишний раз подтверждая правильность суждений Ланы.
– Она слишком долго мешает, – возмущенно выдохнула Уна. Ей нравилось указывать.
Лана взяла Мораг за руку, и та остановилась.
– Если долго мешать, то лепешки выйдут слишком твердыми, – тихо заметила Лана.
Прищурившись, Мораг посмотрела ей в лицо, затем отодвинула миску и пробурчала:
– Языком молоть легче всего. Мы еще поглядим, кто лучше готовит.
– А еще лучше, если бы кое-кто внимательнее прислушивался к моим советам, – вскинулась Уна.
Лана закивала, но ничего не сказала, поэтому было неясно, на чьей она стороне. После бессонной ночи ей не хотелось вмешиваться в очередную стычку между сестрами. Уна и Мораг постоянно воевали друг с другом за право быть главной и первой на кухне. Хотя Мораг давно победила в этом споре, Уна ни за что не хотела признавать своего поражения. Мораг умела готовить и готовила, тогда как Уна предпочитала советовать и указывать. Или молча следить с высокомерным видом.
– Ну скажите ей, что нельзя класть столько соли! – не унималась Уна.
Лана с укоризной посмотрела на нее. Ей страшно не хотелось выступать судьей в этом споре. Кроме того, Мораг ни разу не пересолила ни одно блюдо, ее лепешки всегда были посолены в меру.
– Я скоро вернусь. – Лана поцеловала Мораг в щеку. – Только схожу на конюшню проведать собак.
– Ах, чуть не забыла. – Мораг достала из-под лестницы обрезки мяса. – Вот.
– Большое тебе спасибо. Думаю, им придется это по вкусу. – Лана признательно улыбнулась и вышла из кухни во двор замка.
Несколько дней назад Ханна и ее муж спасли собаку, которую избил ее дурной хозяин. В этой схватке также крепко досталось охотничьему псу Даннета по кличке Бруид. Лана, страстно любившая собак, взялась выхаживать избитых животных.
В мире столько зла и жестокости, и как же это грустно! Вовсе не будучи ангелом, Лана все же по мере своих сил старалась смягчать грубые и жестокие нравы окружающих. Мысль, что таково ее предназначение или даже смысл жизни, согревала ей сердце. А если она заблуждалась, ну что ж, ничего страшного, она выбрала свой путь в жизни и шла, не сворачивая с него.
 
Тяжело вздохнув, Лана вошла в ворота конюшни. Прямо у входа ее приветствовал тихим ржанием Вельзевул, жеребец сестры. Он ласково ткнулся ей в руку бархатными губами. Лана медленно шла по проходу, поглаживая и похлопывая других лошадей, которые высовывали головы из денников, торопясь получить свою долю внимания и ласки. Они были невероятно красивыми созданиями, все без исключения.
Лана не ездила верхом, но ей нравилось бывать на конюшне. Это был особый мир, гармоничный, тихий, прекрасно успокаивавший ее раздраженные бессонницей нервы. Пряный аромат сена и острый запах лошадиного пота, тихое фырканье и ровное дыхание коней, атмосфера покоя и расслабленности – все вместе взятое пробуждало в ее душе умиротворение и любовь.
Больных собак поместили в самой глубине конюшни, рядом с помещением главного конюха по имени Эван, который, помимо всего прочего, умел лечить заболевших животных. Он и Лана провели немало времени, ухаживая за собаками, смазывая раны и меняя на них повязки. Не раз Лана от усталости засыпала прямо здесь, возле собак, и каждый раз, просыпаясь, она находила себя заботливо укрытой одеялом. Дело рук Эвана.
Сегодня Эвана нигде не было видно. На конюшне вообще не было никого, за исключением бесплотного Гэвина, молодого сквайра, который погиб несколько столетий назад при пожаре в старой конюшни, спасая лошадей. Гэвин нравился Лане, ведь он, так же как и она, любил лошадей, причем любил беззаветно – больше, чем свою жизнь. Она по-дружески кивнула ему, а он бесшумно махнул ей рукой в ответ.
Тихо приоткрыв двери, она проскользнула в стойло. Увидев ее, Бруид радостно заскулил. Лана присела подле него на кучу сена. Сучка Сэди вскинула голову и бодро застучала хвостом о пол. Едва Лана раскрыла тряпку, в которую были завернуты мясные обрезки, собаки оживились еще больше.
– Ах, бедняжки, как вы проголодались, – ласково произнесла Лана, принимаясь их кормить.
Сэди ела не спеша и деликатно, прямо как леди, тогда как Бруид хватал куски из рук, сразу их проглатывая и не сводя с Ланы жадных глаз. Она почти закончила кормить собак, когда ворота конюшни со скрипом распахнулись и кто-то вошел внутрь. Лана посмотрела на вошедшего сквозь дверную щель, и ее сердце взволнованно забилось. Она узнала Галена Робба.
Симпатичный, даже очень симпатичный, светловолосый, высокий, стройный, настоящий мужчина, на широких плечах которого красовался плед клана Синклеров. Вылитый греческий бог! На него поглядывали все женщины в самом замке и его округе, а многие даже заглядывались.
Но как бы ни был красив Гален Робб, тот, из ее сновидений, был еще красивее.
Вместе с Роббом в конюшню вошел Тревор Клей, его приятель. Они вели за собой лошадей и о чем-то шумно беседовали.
– Мейси? – весело спросил Гален, принимаясь расседлывать коня. – Та, кто доит коров?
Тревор уперся руками в бедра и усмехнулся:
– Один к двум.
– За одну ночь? Спорим? – не без некоторой доли мужской самоуверенности произнес Гален. Тревор сразу сник.
– Не хочу. А как насчет Ирен? Дочки мясника?
– Хороша, что тут говорить, – подмигнул Гален. – У нее все на месте.
– Особенно сзади, – осклабился Тревор, совершая руками округлые движения.
Краска моментально залила лицо Ланы. Она догадалась, о чем именно говорили мужчины. Пока дело не дошло до откровенной похабщины, надо было как можно быстрее дать им знать, что они на конюшне не одни. Но не успела Лана встать, как следующий вопрос Тревора пригвоздил ее к месту.
– А как насчет Ланы Даунрей?
Гален как-то нехорошо поморщился, а по его губам пробежала презрительная улыбка. От ее вида у Ланы внутри все помертвело. В такие моменты лучше ничего не слышать и не видеть, но она была не в силах отвести глаз от лица Галена.