Вечный день

Меж тем «Ракета» почти миновала крытый проход к доку. Как раз в этот момент возле вертолета показалась фигура в темной одежде с белой повязкой на рукаве.
Моторка наконец остановилась в небольшой бухточке, и военные тотчас вылезли из нее и принялись затаскивать лодку на покатый спуск дока. Хоппер забралась на платформу и наблюдала за их возней.
Все же какая нелегкая принесла сюда вертолет? Предстоит смена командира? Вряд ли, новый наверняка прибыл бы снабженческим судном. Может, скорая помощь пострадавшим? Тогда дело должно быть действительно серьезным, только она ничего такого не слышала. У Хоппер засосало под ложечкой от внезапно возникшей мысли: они вполне могли явиться из-за письма.
Прямо у нее над ухом раздался голос Харва, и от неожиданности она вздрогнула.
— Скоро узнаешь.
— Что узнаю?
— Кто явился поразвлечься.
Хоппер осторожно выдохнула.
— Да наверняка ерунда какая-нибудь.
— Как тебе будет угодно, — ухмыльнулся Харв.
Военные стащили с себя оранжевые комбинезоны и развесили их в латунных шкафчиках, стоявших в ряд перед бухтой. А вот их с Харвом спецодежду необходимо подвергнуть санобработке. Хоппер бросила свой комбинезон вместе с найденными консервами в самодельный дегазационный аппарат — по сути, всего лишь обшитый свинцовыми пластинами упаковочный ящик, увенчанный намалеванным от руки символом черепа и костей из флуоресцентного материала. Если консервы не покажут признаков облучения, их обработают и потом съедят. В противном случае избавятся от них, привязав к мусорному контейнеру, чтобы они отравляли дно океана, а не платформу.
Наконец, военные закончили с процедурами и после переклички покинули док через металлический люк. За ними с лязгом затворилась стальная крышка. Хоппер и Харв остались в бухточке одни. Черная смолянистая вода плескалась в центральном бассейне. От резких ударов моря об обшивку Хоппер пробрало дрожью.
— Ненавижу такое, — ее мутило от одного лишь воспоминания о качке на баркасе. Собственная слабость, как и признание в ней, вызывала злость.
— Корабли-то? Да их никто не любит, Эл. Надо быть совсем чокнутым, чтобы такое нравилось, — в низком голосе Харва все еще различался акцент: он рос в Бостоне, поскольку один из его родителей был американцем, а другой англичанином. А в Великобританию переехал позже, как раз перед самым началом заварухи, и оказался одним из последних счастливчиков, кому безоговорочно предоставили полноправное гражданство. Хоппер знала Харва очень хорошо и частенько замечала, что он старается не растягивать гласные, скрывая американские корни, с явной целью выказывать достаточную благонадежность, дабы никто не усомнился в его национальной принадлежности из-за произношения.
— Как думаешь, откуда те люди?
— Зачем об этом думать? Я так понимаю, им давным-давно не о чем беспокоиться. Забудь.
— Только не говори, что тебе доставило удовольствие их утопить.
— Лично я предпочел бы утонуть, чем болтаться так целую вечность. Идем.
Хоппер последовала за Харвом к лестнице, ведущей на палубу. Столько тел им уже давно не попадалось. Последние два корабля оказались практически безлюдными. Правда, три месяца назад на южноамериканском пароме трупов обнаружилось гораздо больше. С тех пор Элен регулярно, по меньшей мере раз в неделю, посещали ночные кошмары.
— Как думаешь, чего им надо? — не удержалась она от вопроса.
Они пронюхали про письмо Торна. Уж как пить дать. Вот только откуда? И с чего им понадобилось отправлять кого-то в такую даль?
— Ты про вертолет? Да наверняка какой-нибудь крючкотвор с Большой земли желает проверить, не обжираемся ли мы тут нутом и не слишком ли толстые у нас одеяла. Вряд ли что серьезное.
Харв обернулся и широко улыбнулся. Одного зуба у него недоставало — по его словам, выбили дубинкой во время стычки в приграничье. Хоппер подозревала, что он гордится этой боевой отметиной.
Она немного подумала.
— Доставка?
— В вертолет такого размера почти ничего и не влезет. Так что вряд ли, если только последний снабженческий корабль не забыл открывалку.
 
— Медицинская эвакуация?
— Насколько мне известно, прошлым вечером все были живы-здоровы, — пожал плечами Харв. — А у Донахи лекарств хватит на весь следующий квартал, тем более что ему приходится иметь дело только с сифилисом да с головной болью. В общем, думаю, они привезли какие-нибудь новости. В любом случае, вертолет из наших.
— Откуда ты знаешь?
— Узнал модель. Британская.
— А может, на нас напали скандинавы и мы — последний оплот Британской империи?
Харв фыркнул. Затем оба погрузились в молчание; тишину нарушал лишь стук тяжелых ботинок Харва по металлическим ступенькам да поскрипывание кроссовок Хоппер. Платформа поднималась на несколько этажей. Некоторые секции электростанции уже не эксплуатировались, и доступ туда был закрыт — старые механизмы годились разве что на запчасти. В свои законные выходные Хоппер иногда бродила по коридорам просто из интереса: сколько здесь можно гулять, никого не повстречав. Ее личный рекорд составлял два часа с четвертью.
Наконец они поднялись. Пригнувшись, Харв распахнул дверь и выбрался наружу. В лицо Элен ударил холодный воздух. На палубе, впрочем, морозно никогда не было. Рассказывали, что раньше, еще до Остановки, по ночам пробирало до костей, но теперь здесь всегда стояла прохлада, которая по возвращении даже доставляла удовольствие. Уж Хоппер-то знала — каждое утро она по часу нарезала круги по палубе.
Через всю платформу тянулась длинная арочная крыша, конструкция которой позволяла наслаждаться видом на океан из кают-компании и комнат отдыха. Хоппер и Харв прошли мимо вертолета. Облокотившись на поручни, на воду смотрел тот самый человек, которого она заметила с моторки, — мужчина с подстриженными едва ли не под ноль волосами. Тип смахивал на мотоциклиста: кожаная куртка, черные штаны, высокие ботинки. Совершенно не обращая на них внимания, он продолжал созерцать водную бездну. В руке у него дымилась позабытая сигарета.
Стоило им оказаться возле кают-компании, как Хоппер заметила через приоткрытую дверь Швиммера, сидящего к ним спиной на одной из длинных стальных скамеек. При их появлении он обернулся.
Харв отсалютовал, Швиммер тоже, одновременно с жестом буркнув:
— Вольно, — затем добавил: — Доброе утро, доктор Хоппер.
— Доброе утро, полковник.
— Докладывайте, капитан.
— Слушаюсь, сэр. Перехватили примерно в 6:45. Небольшой баркас. Все поднялись на борт, кроме Драхмана, оставшегося на часах. На судне мы обнаружили…
Пока Харв продолжал отчет, Хоппер осмотрела помещение. После ярко освещенной палубы глазам потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к царившим здесь сумеркам. На другой стороне стола лицом к Швиммеру сидели двое: мужчина в темном пальто и женщина.
Женщина производила скорее приятное впечатление. Ростом она была, по-видимому, повыше мужчины — хотя, возможно, просто не сутулилась. Где-то на середине пятого десятка, прикинула Хоппер, эдакая несколько обрюзгшая голливудская дива. Темно-каштановые волосы с медным отливом были тщательно уложены, ярко-красные губы, привыкшие искривляться в усмешке, придавали лицу выражение уверенности.
Мужчина определенно был на несколько лет старше. Сухопарый, с сальными, тронутыми сединой редеющими волосами. Цвет лица землистый, на щеках и подбородке — раздражение от затупившейся бритвы. Из-за тугого воротничка рубашки на шее мужчины слегка проступали вены. Вид у него был усталый и скучающий.
На длинном стальном столе перед ними стояли две кружки с отвратным местным кофе. Харв называл его «нептуновой мочой». Пар над кружками не поднимался — должно быть, гости сидели здесь уже некоторое время. Хоппер вновь настроилась на голос Харва.
— …готовы, когда бы Фрейзеру ни заблагорассудилось спуститься и приступить к дегазации, сэр.
— Благодарю, капитан. Можете быть свободны.
— Слушаюсь, сэр!
Снова отсалютовав, Харв вышел на палубу. Проследив за ним взглядом, Хоппер вновь посмотрела на оставшихся в кают-компании и тут же поняла, что пропустила мимо ушей какое-то замечание Швиммера.