Князь Барбашин 3 (СИ)
Усталые полки, расставив на ночь сторожевую охрану и дальние дозоры, заснули, как убитые. А в платке Барбашина состоялся небольшой ужин-совещание, куда были приглашены не только князь Курбский, но начальники полков и наряда. Ужин был походный и весьма умеренный. Выпиты были лишь заздравные кубки за государя, воевод и за все воинство православное. После чего в очередной раз разобрали диспозицию войск и завтрашние действия, и сигналы.
Рассвет 7 августа выдался холодным. Мелкие клочья тумана плыли над рекой, скрывая берега и цепляясь за кусты прибрежных ив. Однако стоило солнцу показаться из-за окоёма, как природа буквально преобразилась. А выпавшая под утро роса полыхнула всеми цветами радуги. Вот только людям было не до красот природы, и вскоре пение проснувшихся птиц было перекрыто барабанной дробью и пением труб.
Ливонские трубачи отдувались от души, пронзительные вопли их инструментов очень скоро набили оскомину у русских ратников. Только за одно это дудение они были вскоре готовы рвать ливонцев на части. И плевать, что тех было больше.
А сквозь трубные завывания иногда проскакивали звуки барабанной дроби, которой барабанщики задавали шаг пехоте. Время лихого удара рыцарской свиньёй осталось далеко в прошлом. Нынче ливонское войско было в основном пешим, и только на обоих флангах выделялись отряды конных рыцарей с выставленными в небо копьями. Сам магистр остался стоять на возвышенности, где был разбит его шатёр, и вокруг которого выстроилась пушечная батарея. Увы, доставленные из Германии шестифунтовые полушланги были слабоватыми на таком расстоянии, так что Вальтер фон Плеттенберг решил обойтись без этих бесчестных порождений войны, уповая на благородные меч и копьё.
Князь же Барбашин, понимая, что сражение вот-вот начнётся, верхом на породистом мерине объехал свои полки, выравнивая кое где строй людей, да подбадривая их словами.
- С нами бог, друзья, так кто же на нас! - кричал он, глядя, как священники спешно служили службу, благословляя воинов на бой.
- Князь, пора, - крикнул верный Остей, заметив, что ливонский строй дрогнул и шагнул вперёд.
- Помните, что вы должны делать, и господь благословит вас на победу! - были последние слова воеводы, отъезжающего за первые ряды ратников. Время слов кончилось, пришло время стали.
Прямо по центру дефиле двинулись на русский строй марширующие колонны пикинёров и идущие в их рядах аркебузиры. Поверх их голов развевались яркие знамёна, и торчал лес пик, ещё не опущенных к земле. Враг, закованный в доспех, приближался пешком, словно накатывал неукротимый вал. А с флангов их прикрывали кавалеристы, которые тоже не спешили разгонять коней. Впрочем, конная атака всегда начинается медленно. Чтобы кони не устали преждевременно. Лихая скачка через пол поля просто противопоказана тяжёлой кавалерии. А вот лёгкая иногда может себе это позволить.
И дети боярские, вскинув луки, помчались к строю рыцарских наёмников, закрутив перед ними настоящий караколь, и посылая в них стрелу за стрелой. Да, большинство из них просто отскакивала от кирас и шлемов, но малая-то часть находила себе уязвимые места, пусть не убивая, но раня пехотинцев.
И тогда, по сигналу трубы, ливонские рыцари тронули своих коней вскачь. Они неслись на детей боярских так, словно собирались их просто снести своей бронированной массой. Теперь стрелы застучали по рыцарским латам, железным наглавникам и стёганым нагрудникам их коней. Но остановить бронированный вал им было не под силу. Опустив копья, с развевающимися за спиной плащами, рыцари сейчас были истинным воплощением той немецкой ярости, что веками наводила ужас на полях сражений. И поместные не выдержали и, повернув коней, бросились наутёк, в сторону безмолвно застывшего строя русской пехоты.
Всадники обоих армий гнались друг за другом, словно соревнуясь в скорости бега, а из-под копыт их коней во все стороны летели комья вырванной земли. Увы, но рыцарский шлем хорош всем, кроме обзора. Полуслепые в своих железных шапках орденские братья не видели, как поместные всадники порскнули в сторону перед строем русской пехоты, и как та потом сама слитно отошла на несколько шагов назад, оказавшись разом за рядами воткнутых в землю деревянных ежей, до того скрытых от глаз их же телами. И вскинули пищали...
Слитный грохот сотен ружей вплёлся в какофонию боя столь же неожиданно, как грохот грома посреди ясного неба. Ветерок, дувший от реки, понёс сероватые облачка дыма вдоль всего строя, так что мало кто смог углядеть результаты своей работы. Да и не до рассматривания им было. Схватив разряженное ружьё, пехотинец спешно бежал в тыл, где принимался сноровисто чистить ствол и заряжать оружие по новой. Долгие и изматывающие тренировки, в которых главным мотиватором служили плети десятников, давали себя знать.
А на поле творился настоящий карамболь. Сражённые пулями кони падали на сырую землю, придавливая своими тушами собственных всадников. А уже на них тут же наскакивали скакавшие сзади - и теперь уже тот всадник либо перелетал через конскую голову, либо становился жертвой свинцового подарка. Ведь со стороны русской пехоты раздался новый залп, и очередная шеренга поспешила уйти внутрь строя, перезаряжаться.
И всё же кавалеристы смогли доскакать до первого ряда кольев. Однако, когда огромные деревянные шипы стали вонзаться в коней, по всему полю пронёсся жалобный лошадиный ржач, полилась кровь людей и животных, и началось очередное столпотворение. А тот, кто всё же смог пробраться сквозь первый ряд кольев, непременно останавливался при виде второго. И вот тут в дело вступили русские пушки.
Визжащая картечь буквально смела первые ряды рыцарей, окутав поле дымовой завесой, которую с большой неохотой сносил слабый ветер. Следом последовал залп пехотинцев, затем второй, а потом вновь громыхнули пушки. Канониры показали буквально чудеса перезарядки, и не прошло и получаса, как победная, казалось, атака рыцарской кавалерии превратилась в рыцарский погром. Выжившие в этой бойне рыцари разворачивали коней и скакали назад, к своим, а оставшиеся без всадников и обезумевшие от боли лошади, бросались назад, сминая строй приближающихся наёмников. Вот только бой ещё не кончился. Он даже не достиг апогея...
Князь Иван Барбашин, сжав зубы, молча следил за ходом битвы, стоя на наспех сколоченной деревянной башне. Ввиду отсутствия хорошей возвышенности, он заранее приказал срубить нечто подобное, основываясь на словах младшего братца, что мол, полководец должен видеть и командовать, а не вести и рубить. Долгие домашние споры сделали своё дело. Сам того не замечая, Иван словно окончил военный университет, разобрав на картах и примерах сотни сражений, данных полководцами иных эпох. И вот сейчас он стоял и смотрел, как перед ним умирают его воины, исполняя его задумки.
Слава богу, сдержать рыцарский удар удалось уже на второй линии, а это означало, что план воеводы был ещё жив и даже мог обернуться его полной победой. Впрочем, об этом рано было даже думать, ведь начинался второй акт марлезонского балета (эх, спросить бы ещё у братца, что это значит). И только по его окончанию можно было уже более-менее уверенно говорить, за кем будет победа. А то у того же Смолин-озера немцы смогли превратить своё поражение в победу. А Ивану этого было совсем не надо!
Пехота палила в приближающийся строй пикинёров так споро, как только могла. Ей в помощь ухали пушки лёгкого наряда, но немцы, теряя товарищей, просто смыкали ряды и, перелезая через тела павших, упорно шли дальше, подходя всё ближе и ближе к русскому строю. Казалось, эту машину ничто не способно поколебать или остановить. Железные наконечники копий, сверкая на солнце, смотрели прямо в лицо стрелкам. Ещё немного и они воткнуться в податливые тела, прикрытые лишь сукном да редко у кого железной кольчужкой. Да и немецкие стрелки, паля в ответ, тоже начали собирать свою кровавую жатву.