Лейтенант милиции Вязов. Книга 2

— Не перестану! Кончилось твое блаженство. С места мне не сойти, если я тебя не заставлю остепениться. Хорошего человека даже чаем не угостил, а всякую шпану водкой поишь. Думаешь, они тебя до добра доведут? Держи карман шире! Я чтоб больше не видела твоих ночных друзей, а то я вас всех отправлю куда следует.
— Фроська! — угрожающе крикнул Поклонов, сделав шаг к жене. — Не твое собачье дело!
— Ах, не мое… — Ефросинья Силантьевна прищурилась. — Встречать твоих друзей, значит, мое дело, а провожать не мое? Ну вот, запомни: я больше их не встречаю, а только провожаю метлой…
— Ты в своем уме? Да знаешь ли ты, что из этого может получиться?
— Что? Зарежут? А мой миленький муженек будет любоваться, когда на меня с ножом бросятся…
Ефросинья Силантьевна натужно засмеялась, подошла к мужу.
— Ты, может, их подговариваешь к этому? Жена стала корявая, да еще недовольство проявляет…
— Ей-богу ты с ума сошла.
Поклонов сел на стул и ладонью вытер вспотевший лоб.
— А ты не спятил? То Михаилу Анисимовичу передачу собирался нести, а то и стакана чаю не предложил. По-людскому ты поступаешь? И нашим и вашим, как собачий хвост, виляешь.
— Да отстань ты, язва!
Поклонов вскочил, но из кухни послышался плач ребенка, и Ефросинья Силантьевна поспешно вышла из комнаты. Она взяла из кроватки ребенка, дала ему грудь и увидела на пороге Виктора Копытова с небольшим чемоданом в руке. Ефросинья Силантьевна подбежала к двери, крича:
— Опять пришел, шаромыжник? Проваливай отсюда! И чтоб глаза мои тебя не видели!
Виктор попятился.
— Вы что, тетя Фрося?
— Ничего! Сказала проваливай-и все!
Оглядевшись настороженно, Виктор вдруг, не сказав ни слова, шмыгнул во двор. Ефросинья Силантьевна знала его как мальчишку нахального, которого выпроводить было не так-то просто, поэтому с недоумением посмотрела ему вслед.
Поклонов догнал Виктора уже на улице, пошел рядом и заискивающе сказал:
— Здравствуй! Не сердись особенно-то, Витя. Жинка чего-то враз взбеленилась.
— Что на нее наехало? — покосился Виктор на Поклонова.
— Вязов приходил, а я не предложил ему чаю.
— Видел. — Виктор перебросил из одной руки в другую чемодан. — Зачем его приносило?
— Черт его знает! Успел уже увидеть меня в пивной, да со старухой.
— Эх ты!
Виктор поспешно свернул за угол, прошел несколько шагов и поставил чемодан к дереву, прикрыв его собой.
— И ты не выгнал? — спросил он.
Поклонов долго прикуривал. Потом глубоко затянулся и сказал, глядя в сторону:
— Дипломатию надо разводить. Ненароком прицепится.
— Это, пожалуй, верно, — согласился Виктор и, оглянувшись, понизил голос:- Надо бы до вечера схоронить чемоданчик, старуха днем приносить не велела…
— Сховать можно, платите вы хорошо, — сказал Поклонов, разглядывая папиросу, — да вот жена взбеленилась, как бы не сотворила беду какую…
— Обратно я нести не могу, — напыжился Виктор. — А жену ты можешь успокоить, силенок хватит.
— Физически-то я успокоить могу, а язык не привяжешь.
— Цену набиваешь? Ладно, скажу, чтобы полтинник подбросили. Забирай.
Виктор отошел от чемодана.
Поклонов вернулся домой с чемоданом в руке, поспешно прошел через кухню, провожаемый злым взглядом жены.
  
НЕУЧТЕННАЯ МОГИЛА
 
Вот и отделение. Не так уж много дней Михаил не входил в это парадное, и все же у него радостно сжалось сердце. Сейчас он увидит товарищей по работе, самых для него близких людей. Но вместе с радостью зашевелилась и тревога. Михаил уже слышал о ликвидации института заместителей по политической части. Это значило, что майор Копытов еще более укрепил свое единоначалие, а он, Вязов, как парторг, стал не менее ответственным лицом.
Майор принял лейтенанта с таким горячим восторгом, какого, по совести говоря, Михаил не ожидал после разбора дела Поклонова в городском управлении. Ом крепко потряс руку, усадил рядом с собой, возбужденно рассказывая:
— А знаешь, нас с тобой теперь часто хвалят, на городском совещании ставили в пример., министр отметил в приказе. — Вытирая лысину платком, майор от удовольствия жмурился.
 
— Один раз промахнемся и будут ругать, — улыбнулся Михаил.
Начальник по привычке бахвалился. Даже и последняя, весьма серьезная взбучка на него не подействовала.
— Где же Николай Павлович? — спросил Михаил, с интересом наблюдая за выражением лица майора. Копытов не нахмурился, как ожидал Михаил. Значит, он не сердился на бывшего своего заместителя по политической части.
— На завод отправился, к тискам. И рад до смерти. Пожалуй, у нас он был случайным человеком.
Последние слова кольнули Михаила. Не мог Николай Павлович быть случайным человеком, он отдавал работе все: знания, время, глубокую любовь. Он строго выполнял наказ партийной организации завода: укреплял дисциплину в отделении, всеми силами боролся с ворами, грабителями, хулиганами. «Куда ни пошли Николая Павловича, везде он будет работать с душой, не хныча. Но у каждого человека есть любимая работа, к которой больше всего и тянет», — подумал Михаил. Спорить с Копытовым он не стал: не хотелось в первый же день пререкаться с майором, омрачать хорошую встречу. Он не надеялся прожить с начальником мирно: вспыльчивый характер майора, его привычка командовать единолично должны привести к столкновению, особенно после того, как ушел Николай Павлович. Но только не сегодня, не сейчас, предстоит еще разговаривать с людьми — и хочется, чтоб сохранилось то ясное настроение, с которым он пришел.
— Поедешь со мной. Интересное и загадочное дело. И опять в нашем районе, — сказал Копытов. — Все начальство спешит, — добавил он многозначительно, надевая фуражку.
Они сели в мотоцикл, майор управлял сам. Поездка на мотоцикле представляла не малое удовольствие, и Михаил, сидя в коляске, жадно глотал упругий воздух. Вскоре они выехали на широкую асфальтированную улицу Карла Маркса в том месте, где она спускается к мосту, перекинутому через канал. Михаил подумал, что они едут в медицинский институт, и с недоумением посмотрел на начальника. Нет ничего приятного з том, чтобы рассматривать разбитого машиной или порезанного человека. Но в следующую минуту он уже догадался, что они едут на кладбище, и улыбнулся от неожиданной мысли: «Из больницы до кладбища-самый короткий путь человека. И нет ли у Терентия Федоровича желания отволочь меня поскорее под сень крестов и железных решеток? Насолили мы друг другу немало».
Под раскидистой разморенной акацией, сплошь усыпанной кистями зеленых стручков, уже стояло не менее десятка легковых машин.
Вокруг свежей могилы толпилось человек пятнадцать. Копытов и Вязов подошли, поздоровались. Оказавшийся здесь участковый уполномоченный Петр Трусов, увидев Вязова, бросился навстречу, приложив руку к козырьку:
— Поздравляю с выздоровлением, товарищ лейтенант! — отчеканил он.
Михаил с удовольствием пожал ему руку.
— Поздравляю и вас, — сказал он, показывая на розовые ленточки младшего сержанта на погонах.
— Спасибо, — проговорил Трусов.
— Что тут происходит?
Сержант объяснил:
— Не то сторож, не то работники похоронного бюро утром увидели свежую могилу. Оказалось, она не зарегистрирована… Ну, шум подняли, звонить начали.
Между тем рабочие раскопали могилу и вытащили труп. Это оказалась женщина. Даже без обследования врача можно было определить, что совершено злостное преступление — убийство. Лицо женщины было специально изуродовано. Как всякого оперативника, Вязова тоже заинтересовало, преступление, но вокруг могилы было столько старших офицеров, что он не решился детально осмотреть труп. Он уже задавал себе обычные в таких случаях вопросы: «Какая здесь произошла трагедия? Чем вызвана была такая кара?» По пустякам люди друг друга не убивают и не хоронят скрытно ни близких, ни чужих.