Лейтенант милиции Вязов. Книга 2

Виктор вошел в раж и облил меня водой, стал сильнее раскачивать лодку. Подружки мои запищали. Платья-то жалко. Тогда я схватила весло и говорю: «Если вы не отстанете, я покажу вам, насколько тверда эта деревяшка». Виктор хорошо знает мой характер и поэтому сразу отплыл. Они мне пригрозили. Да я их не боюсь, пусть грозят. Но что делать с Виктором? Вообще-то ведь он неплохой… Попал в компанию хулиганов, а ими кто-то командует. Его надо выручить. Как это сделать? Вот мы и решили посоветоваться с вами, Михаил Анисимович.
Слушая Веру, Михаил думал о том, что эта беленькая, нежная на вид девушка действительно способна защищаться веслом-так решительны и энергичны были ее движения, так сверкали глаза, — то насмешливо, то сердито. И лицо ее изредка совсем преображалось, оно скорее походило на лицо юноши.
«Что же ей посоветовать?» Михаил и сам не знал, как поступить с Виктором.
— Надо было поговорить с ним по-товарищески, — сказал он.
— Пробовали, — вздохнул Костя. — Он посмеивается: с кем хочу, мол, с тем и дружу, и нечего мне указывать.
— Разве с Виктором можно договориться? — поддержала Костю Вера. — Бесполезное дело. Мы в классе его воспитывали, а он только нос выше задрал: вот, мол, какое внимание оказывают ему товарищи. Один выход: пристращать его.
Михаил отрицательно покачал головой. Некоторое время он молчал, обдумывая слова Веры, потом сказал:
— Страхом на человека можно подействовать только на короткое время, страх проходит, зачастую не оставив в душе никакого следа. Кстати, Виктора я уже стращал и, как видите, он продолжает по-прежнему куролесить.
— Что же тогда делать?
— Надо думать.
— Смотрите, смотрите, Михаил Анисимович, — шепотом проговорила Вера, хотя поблизости не было ни одного человека, — вон товарищ Виктора бежит за трамваем. Видите, сел на ходу.
— Это студент, — опознал Костя.
На подножку трамвая прыгнул паренек в потрепанной тюбетейке и выгоревшей майке. Держась за поручни, паренек повернулся, и Михаил увидел смуглое скуластое лицо.
  
ВАЛЯ И СТАРУХА
 
Распростившись с Костей и Верой и не заходя домой, Михаил направился на свидание с Валей. В запасе было много времени, и он не торопился. Да и мышцы побаливали от усталости, а в голове начинался шум. По дороге его мучила все та же мысль: что делать с Виктором? Почему он знаком со сторожихой? Можно, конечно, предупредить отца, Михаил однажды уже разговаривал с матерью Виктора, но она, как и многие мамы, ничего не поняла, для нее сын был лучшим ребенком в городе.
Как бы то ни было, за пять минут до назначенного срока Михаил стоял у курантов на цементных ступеньках и наблюдал за потоком горожан. Михаил не заметил, как прошел срок свидания. Он взглянул на часы, и настроение у него испортилось. Но уходить уже не хотелось.
Михаил холодно посматривал на хорошеньких девушек, которые изредка вскидывали недоуменный взгляд па его красивое хмурое лицо. Никто, конечно, не знал, что он после неудачного объяснения с Надей решил равнодушно относиться ко всем женщинам па свете. Он будет их провожать, танцевать с ними, шутить, но они никогда не заставят его страдать.
Валя подбежала запыхавшись. Белая кофточка и коричневая юбка были очень к лицу ей, и Михаилу ее скромные вкусы понравились. Куда же пропала ее сухость, с какой она разговаривала в палате? Перед ним стояла смущенная и радостная хорошенькая девушка с алыми щеками и глазами ясными, как слезинки. Валя часто дышала.
— Ох, и торопилась! — откровенно созналась она. — Я намного опоздала? Не обижайтесь.
Михаил взял девушку под руку, и они отправились в парк.
Они слушали эстрадный концерт, ходили по аллеям, ели мороженое. Михаил говорил без умолку, подтрунивал над девушкой: он предполагал, что в нее влюбляются все мужчины, лежащие в больнице. Излечиваясь от одной заразной болезни, они заболевают другой, еще более заразной — любовью.
— Любовь не болезнь… и не заразная, — несмело возразила Валя.
Ее скромный протест вызвал у Михаила пущее желание шутить:
 
— Как же не болезнь! — воскликнул он. — Влюбленные люди мучаются, не находят себе места, бегают по ночам, страдают бессонницей, иногда стреляются, вешаются, топятся, глотают яд, дерутся, убивают. Разве это не симптомы страшной болезни? Она неизлечимая, а что заразная — доказывать не приходится. Любовь охватывает все континенты, этому недугу подвержены все люди с возраста пятнадцати-шестнадцати лет, и некоторые болеют до девяноста лет. «Любви все возрасты покорны». Один семидесятилетний старик рассказывал мне на своей свадьбе: «Я-то что, только второй раз женюсь. Вот мой отец был здоров! На седьмом десятке он женился на второй, на восьмом — на третьей, а когда ему пошел девятый десяток — на четвертой. Умирали жены-то по возрасту. Ну, а в девяносто лет, вроде, влюбился, да жениться было не очень-то удобно. Бывало, в выходной день собирается к любушке своей в соседнюю деревню, песенки напевает, а внучата или, как их называют, правнучата, вокруг прыгают и голосят: «Дедушка к бабушке идет! Гулять будет!» Вот это был мужик настоящий! А я что… заморыш…»
— Вы уж расскажете… — краснела Валя, взглядывая на Михаила смущенно.
Михаил рассказывал побасенки, басни, а сам думал: «Ну и как? Второй раз, полагаю, на свиданье не придешь. Теперь выбирать парня будешь осторожно, встретишь такого, которого сама полюбишь и не станешь его мучить, как меня мучает Надя».
Из парка они вышли уже в первом часу ночи, на узких улицах пригорода было тихо и темно. Михаил проводил Валю до ее дома, и тут разговорилась, наконец, и она. Рассказала о том, что живет одна, родных у нее нет, что выходила она замуж, да неудачно, с мужем разошлись. Для чего она об этом поведала, Михаил понять не мог и, слушая ее грустный с пришептыванием голос, думал: «Вот так оно и бывает, когда тяп-ляп и — в дамки».
Они стояли у забора, над которым распростерла свои лапы могучая орешина. Эту часть улицы освещали только звезды, да из окон некоторых одноэтажных домов пробивался свет сквозь лохматые деревья и густой кустарник. Валя не уходила, видно, ей приятно было стоять и разговаривать, а Михаил вдруг решил: «Играть — так играть до конца», — и спросил вкрадчиво:
— А если я вас полюбил уже, Валя, что вы на это скажете?
Девушка опустила голову и промолчала.
Михаил подождал ответа, не дождался и вдруг привлек девушку к себе и поцеловал. Губы у Вали оказались холодными, и сама она не вздрогнула, не отстранилась, словно оцепенела. «Неужели и так бывает?»- не сразу поверил Михаил. Его ошарашила холодность и податливость Вали, ее равнодушие. Он спросил:
— А вы меня не полюбили?
— Не знаю, — прошептала она.
«Вот тебе и раз! Для чего же целоваться?! — чуть не вскрикнул Михаил. — Циник из меня вырабатывается, циник». Теперь его мучил вопрос: что же делать дальше? Валя была такой безвольной и беспомощной, что у него шевельнулась жалость к ней. Лучше было бы, если б она ударила его по щеке за нахальство, тогда бы все встало на свое место. Видимо, не сладким было ее замужество, жизнь се пришибла, и даже любовь — это чистое чувство — она начала смешивать со случайным сближением. «Это же пакость? — возмущался Михаил, поспешно закуривая. — И я решился толкнуть ее дальше? Нет, я не могу так поступить!»
— Вот что, Валечка, — сказал он, пожимая ей на прощанье руку, — советую вам держаться тверже, не терять своего достоинства. Люди разные бывают, некоторые и обидеть могут, если им потакать. Простите меня за бесшабашность. Я наговорил вам много нелепостей. Любовь должна быть гордой и чистой. «Надежду счастьем не зови: лишь время даст оценку им мечтам об истинной любви, что так ревниво мы храним». Так писал Байрон.
Мимо проходила женщина. Михаил заглянул ей в лицо и замер. «Обознался или нет? Или показалось, что эта женщина — разыскиваемая старуха?»
Поспешно пожав еще раз руку Вали, сказав «до свиданья», Михаил бросился за старухой. Добежал до угла — и никого не увидел. Улицы были пустынны, во-круг — ни шороха, ни огонька. Михаил стоял у стены дома, не понимая, как это все могло случиться, куда успела скрыться старуха? Неужто старуха может так быстро бегать, что за несколько секунд проскочила квартал?