Беглец. Трюкач

Его решение сбежать было по сути такой же фикцией, чем-то таким же воображаемым, как и невидимая дуга, описываемая солнцем по небесному своду. Это сравнение со светилом, хоть и отвлекало от мыслей о невыносимой жаре, но внушало тревогу за успех задуманного предприятия. Все верно, ведь еще школьником он навсегда зазубрил, что Земля вращается вокруг своей оси и одновременно вокруг Солнца, а у людей просто иллюзия о движении светила и полной неподвижности их планеты. С некоторым изумлением Камерон понял, что сейчас он еще больше принадлежит к миру Готтшалка, чем раньше. Он прикрыл глаза.
Интересно, как далеко Солнце от Земли? Девяносто три миллиона миль… [6] Невозможно даже представить. А вот луч света идет со скоростью сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду и достигает Земли за восемь минут. Такими категориями мыслить легче. Камерон снова открыл глаза и сощурился от яркого света. Даже если сейчас внезапно случится солнечное затмение, ему еще целых восемь минут придется корчиться в безжалостных лучах…
Часы показывали четверть первого, значит, до наступления сумерек еще восемь часов. Господи, только бы продержаться, только бы выдержать, не расплавиться на этой жаре, не поджариться на раскаленной крыше. Вернуться в свой номер тоже нельзя. Не исключено, что там его поджидает да Фэ. С другой стороны, если остаться здесь, вполне можно потерять сознание и, если такое случится, скатиться с крыши. Из огня да в полымя, вновь подумал он.
Откуда-то сзади послышался смех. Неужели уже начались галлюцинации? Да нет же, смех шел со стороны луна-парка, с чертова колеса. Жара становилась невыносимой. На чем бы сосредоточиться? Да хоть на этом колесе. Реально его бесконечное кружение или нет? Может, оно стоит на месте, а ему только кажется, что оно крутится? А он сам? Крутился ли он на мельнице или ему это только казалось? Он был лишь маленькой звездочкой в галактике Готтшалка, падающей звездой, метеором… Ничего себе, какие трансформации произошли с ним за такой короткий промежуток времени — трюкач, падающая звезда, а теперь вот будущая жертва солнечного удара…
Как же медленно течет время! Какая изощренная пытка! Налетающий временами с моря ветерок не приносил облегчения, а только увеличивал эту муку. Он был тоже горячим, обжигающим и доносил лишь мелкие песчинки вместо желанных морских капель. Камерон все больше и больше чувствовал себя котлетой на сковородке и одновременно поваром, готовящим эту котлету. Неожиданная мысль развеселила его, и он стал ее развивать. Но из этого ничего не вышло, кроме совета самому себе: «Если ты плохо переносишь жару, дружок, держись подальше от кухни и смени профессию».
Как он там думал в своей комнате? Что это будет самый легкий трюк? Да, не умеет он делать прогнозы, не научился пока рассчитывать каждый свой шаг, смотреть в будущее. Как здорово это получается у Готтшалка! М-да… уже пятая ошибка за сегодняшний день. Пятая, а сейчас всего два часа пополудни. Если продолжать в таком же духе, можно стать мировым рекордсменом по тупости…
Скрючившись в позе плода в утробе матери, Камерон задремал. Спиной он прислонился к слуховому окну, колени подтянул к подбородку, на них пристроил согнутые в локтях руки и уткнулся в них головой. Разбудило его едва слышное царапанье. Камерон быстро оглядел сверкающую на солнце кровлю. Никого. С обеих сторон крыша была пуста. Звук повторился, но теперь это был размеренный звук шагов, приближающийся с другой стороны. Это наверняка да Фэ, больше некому.
Как ни странно, ужас, охвативший Камерона, придал ему силы. Он приподнялся и на четвереньках выбрался из своего укрытия. Стараясь производить как можно меньше шума, он пополз к краю крыши, где было- еще одно слуховое окно. Только те смотри вниз, сам себе приказал он. Двумя пальцами правой руки он ухватился за скользящую раму и потянул ее вверх. Тщетно, рама не поддавалась. Он повторил попытку, на сей раз уже всей ладонью. Окно было заперто. Что же делать? Подползти по карнизу к другому окну? Нет, решил он, слишком далеко. Да и передвигаться придется по открытому пространству, а это рискованно. В крайнем случае, мелькнула мысль, можно разбить стекло кулаком. Он посмотрел на козырек крыши, но шаги по-прежнему раздавались с другой, невидимой ему отсюда стороны.
 
Руки и ноги дрожали от страшного напряжения. Ни один солдат в мире, сидящий в окопе под обстрелом, не вглядывался с такой тревогой, с таким ужасом вдаль через бруствер, с каким Камерон, прислушиваясь к приближающемуся звуку, пялился на козырек крыши. И что же он увидел? Кто появился перед его глазами? Чайка! Обыкновенная морская чайка, ковыляющая неспешной стариковской походкой вразвалочку по раскаленной крыше. У Камерона вырвался вздох облегчения, он расслабился и шаркнул ногой.
Чайка, не ожидавшая встретить здесь еще кого-то, недовольно и чрезвычайно пронзительно крикнула и тяжело поднялась в воздух. Какая-то пожилая чайка. Занятно, а долетит ли она до Канады и сколько это займет времени при ее скорости? Размышления на столь интересную тему были прерваны гулом вертолетных винтов. Уж этот звук ни с чем не спутаешь, но благодаря появлению чайки, так его напугавшей, Камерон перестал уже чему-либо удивляться, лишь прислушивался к реву приближающейся машины, как к чему-то совершенно уместному в данной ситуации. А почему бы, собственно и нет? Это просто еще одно подтверждение того, что искусство тесно смыкается с жизнью. Значит, ничего удивительного, если его побег будет сниматься на пленку. Хотя бы для истории, ведь философы утверждают, что ни конкретные люди, ни опыт их жизни не должны быть забыты грядущими поколениями.
В голове мелькнуло продолжение сюжета. На этой Богом забытой крыше не хватает только одного — молодого парня, волею судеб ударившегося в бега, тоже не совсем врубающегося, в происходящее. Что же дальше? А дальше просто, подумал Камерон, я кубарем лечу с крыши вниз и, естественно, разбиваюсь в лепешку, а слегка обалдевший парень попадает в объятия режиссера, который не без интереса выслушивает сбивчивый рассказ о его побеге, раскручивает эту историю, мимоходом объясняет самые непонятные места и предоставляет ему убежище. Мало того, принимает его на работу, заполняя вакуум, образовавшийся с моей кончиной. История повторяется. И так бесконечно.
Вертолет завис над крышей. Камерона едва не сдуло воздушной волной, и он крепче ухватился за оконную раму. Держись, дружок, он сейчас улетит И точно, вертолет сделал прощальный круг и лихо спланировал на пляж, подняв тучу песка. Чем же оправдать свое положение здесь? А, ерунда, он скажет, что хотел позагорать в полном уединении. Или потренироваться перед очередными съемками, чтобы быть в хорошей форме.
Постояв пару минут на песке, вертолет снова взмыл в воздух и полетел в северном направлении, туда же, куда до него направилась и чайка. Камерон задумчиво смотрел ему вслед. Может, его не заметили и решили догнать чайку, чтобы выяснить, был ли кто посторонний на крыше?
Проснулся он, дрожа всем телом. Небо потемнело Неужели уже вечер? Нет, просто надвигалась гроза, солнце закрыли черные тучи, поднялся ветер. Слава Богу, подумал Камерон, ждать до восьми не придется, природа на его стороне.
Пока не начался ливень, он огляделся, прикидывая, как лучше всего добраться до номера Нины. Вон там, невдалеке, виднеется водосточная труба, по ней он доползет до пожарной лестницы, спускающейся вдоль фасада здания. Остальное уже просто.
Тут-то и разразилась гроза, заблистали молнии, оглушительно загремел гром, и уже через секунду по крыше с ее выступами и башенками полились потоки воды, бурля в водосточных желобах. Теперь Камерону пришлось изо всех сил держаться за ставни и упираться пятками в черепицу, чтобы не быть смытым могучими потоками.
Небо снова прочеркнула молния, почти без перерыва грохнул раскат грома, и Камерон увидел, что громоотвод как-то странно засветился голубоватым светом. Не веря своим глазам, он уставился на него, потом очнулся и ткнулся лицом в черепицу. Один удар грома — и все… конец…