Король-Предатель

Подковылявший к нему Хиггинс как-то странно улыбнулся. Пристроившись рядом, старик облокотился на колодки, столь долго удерживающие приговорённого гнома, и молча стал ждать.
Скалозуб скосил глаза, пытаясь разглядеть задумчиво поглаживающего бороду учителя ювелирного мастерства.
— Не волнуйся, Скалик. Всё хорошо, — успокаивающе проговорил Хиггинс. — Будь, что будет, на всё Воля Праотца! И да поможет сегодня нам Его милость…
Скалозуб похолодел и выпучил глаза пуще прежнего. От его недавнего спокойствия и умиротворенности не осталось теперь ни следа.
«О чём, Проявленный его побери, говорит старый Хиг? Будь, что будет?! На всё Воля Праотца?! Мда, похоже, дело действительно дрянь…»
Скалозуб совершенно не понимал, что имеет в виду бывший учитель. Не понимал, что за сумасшествие обуяло всё подтягивающееся и подтягивающееся к центру площади население трущоб. Но ситуация ему крайне не нравилась.
Всеобщее возбуждение нарастало. Народу собралось хоть и меньше, чем на оглашении приговора, но больше, чем на любом, пусть даже самом масштабном, банкете законнорожденных. Увидев Фомлина, Хиггинс подбадривающе похлопал по спине Скалозуба и поковылял к стоявшему в первых рядах старосте. Тот выглядел не менее озабоченным, чем старый учитель.
Зато толпа, похоже, была в приподнятом расположении духа. Подпрыгивающий от переполнявшей его радости Кларк начал жонглировать и показывать трюки рядом с закованным гномом. Обычно угрюмые жители Квартала на сей раз весело хлопали и смеялись над дурачеством юноши. Скалозуб же мог только таращиться на народ и дивиться внезапной трансформации окружающих.
С замиранием сердца, он осознал внезапно воцарившуюся на площади тишину. Увлёкшийся Кларк продолжал ещё какое-то время жонглировать цветными светлокамешками. Уловив резкое изменение в настроении, молодой гном буквально остолбенел, затем поспешно подобрал попадавшие на землю камни и, виновато улыбаясь, ретировался к Фомлину, Хиггинсу и своему другу Бойлу.
Толпа самым почтительным образом расступалась, пропуская в центр площади того, о ком столько раз слышал ото всех Скалозуб.
Дедушку. Пастыря.
Меж расступившихся оборванцев к эшафоту лихой походкой вышагивал гном с невероятно кучерявой белоснежной шевелюрой, обрамляющей лысую макушку. Несмотря на солидный возраст, гном двигался твёрдо, уверенно и даже немного вальяжно. В правой руке бодрый дед нёс кривой витой посох с ярким синим светлокамнем в навершии. Похоже, посох предназначался более для солидности, нежели для опоры.
Остановившись напротив, старичок пристально посмотрел Скалозубу в глаза.
Взгляд пророка гипнотизировал. У гномов, живущих глубоко в недрах гор, преобладал карий, либо жёлто-янтарный цвет глаз, однако у Дедушки… ярко голубые зрачки сияли словно бы изнутри. «Такого цвета могло бы быть небо…» — промелькнула странная мысль. Действительно странная, учитывая, что так называемое «небо» ни один нынче живущий, за исключением Предателя, не видывал отродясь.
Незаметно подмигнув Скалозубу, гном плюхнулся на колени, демонстративно сгорбившись в молитвенно-поклонной позе до самой земли.
— О великий, восседающий на троне столь превосходном, что заставил бы лить слёзы зависти владыку всех эльфов!
Глубокий чистый голос Пастыря далеко разлетался по площади. И без того притихшие гномы, казались ошеломлёнными настолько, что боялись даже вздохнуть.
— Вести о славе твоей достигли ушей старика! Восседая на нужнике, ты властвуешь над умами гномов как император давно ушедших времён! И вот явился и я, дабы склониться пред мудростью и могуществом твоим, господин!
Ничего не понимающий Скалозуб тупо пялился на распластавшегося перед ним старика. Пастырь сидел на коленях в глубоком поклоне и не издавал больше ни звука. Площадь словно застыла. Народ удивленно смотрел то на пророка, то на Скалозуба, понимая происходящее не больше самого «императора». Один только Фомлин покусывал губы и трясся, будто сдерживал смех.
Внезапно Пастырь расхохотался как сумасшедший, перевернувшись на спину и держась за живот. Старик смеялся заливисто как ребёнок, топая и брыкаясь ножками:
 
— Великий повелитель нужника, ха-ха-ха! Император говна в корытце!!! Аха-ха!
Напряжение собравшихся стало рассеиваться, на лицах появились нерешительные, поначалу, улыбки. Фомлин не утруждал себя сдерживанием, его прямо-таки распирало от смеха. Уперев руки в бока и согнувшись, он хохотал почти так же громко как Пастырь.
Настроение двух самых уважаемых гномов Квартала быстро передалось всем остальным. Какое бы представление не задумал пророк, расслабить зрителей и завладеть их безраздельным вниманием ему удалось.
Поднявшись наконец-то с земли, Дедушка небрежно отряхнулся, вновь обратив сияющее от радости лицо к Скалозубу:
— Кстати, отличная стрижка, а, Безбородый! Я слышал, ходить без бороды теперь высший шик среди законнорожденных, правда?
Толпа веселела всё больше.
«И вот это — пророк? Глас Праотца? — с горьким сожалением подумал про себя Скалозуб. — Публично издеваться над беспомощным гномом… хорош же святоша!»
Пастырь, будто прочтя его мысли, потрепал осуждённого по голове:
— Эгей, сынок, да ты не грусти! До свадьбы отрастёт, ха-ха-ха! — задорно рассмеявшись, пророк повернулся к толпе.
Дождавшись пока вконец разомлевший народ малость успокоится и притихнет, пророк обратился к гномам с уже совсем иной интонацией:
— А вы что, дети мои. Издеваетесь и мучаете несчастного ребёнка? Презираете его? Думаете любой из вас лучше? Ведь так?
На лицах собравшихся отразилось непонимание.
— Но ведь он обманывал нас!
— Законнорожденный продавал нам гнилую грибокартошку!
— У себя-то в Пещере жрут сколько влезет!
— Да его убить мало!
Дедушка усмиряюще поднял руки:
— Хорошо, хорошо, я вас услышал. Значит, сей гном продавал вам сгнившую грибокартошку?
Стоявшие в первых рядах утвердительно закивали.
— Скажите, чада мои, сейчас, когда подлый обманщик закован, что-нибудь изменилось? Вам дали качественную еду? Кто-то торгует с вами вообще?
Толпа вновь затихла. Голодранцы задумчиво переглядывались и кивали отрицательно головой. Вперёд робко шагнул типчик в не очень опрятного вида фартуке, косясь на Фомлина и нервно потирая руки:
— Эээ… простите… извиняюсь… — смущенно начал гном, но прокашлявшись заговорил громче и увереннее. — В моей лавке почти не осталось запасов продовольствия, братья. Законнорожденный, который торгует теперь вместо него, — выступавший указал скрюченным пальцем на Скалозуба, — заломил цену более чем в три раза за насквозь прогнившую грибокартошку! В три раза, можете представить себе?! Ни мне, ни Леху, ни даже Фомлину не удалось вразумить сумасшедшего. Ненормальный талдычит про какой-то «крызыз» и ничего и слышать не хочет! Говорит, срать ему, пусть даже мы все сдохнем с голоду, братья!
— А что же сделал наш справедливый и добрый король Маронон? Спаситель обездоленных и угнетенных! — саркастически вопросил торговца пророк.
— Какой там Король, меня и близко ко дворцу не пустили. А Фомлину, так вообще угрожали за «лживую клевету» голову оторвать! — запричитал лавочник.
Фомлин утвердительно кивал головой, соглашаясь с докладчиком.
— Братья, благодаря вот ему, — неудачливый торгаш вновь ткнул пальцем в сторону Скалозуба, — мы с вами могли хоть как-то концы с концами сводить, а что делать теперь я не знаю, — гном удрученно хлопнул руками по бокам. — Простите Дедушка… извините…
Настроение толпы вновь сменилось, от недавнего возбуждения не осталось теперь ни следа. На Скалозуба и пророка взирали мрачные, усталые лица. Атмосфера безнадёги будто придавила тяжёлым сводом ещё недавно улыбавшихся гномов.
 
Однако Дедушке было не до уныния. Звучный голос разносился по площади, проникая в самую душу. Сильной речи гнома, в которого верили без капли сомнения, внимал и стар, и млад:
— Теперь вы видите, дети мои, не всё так однозначно и просто, как кажется на первый взгляд. Да, Безбородый поступал нехорошо. Но как оказалось, среди власть имущих остальные ещё хуже! Жадность, алчность, наплевательское отношение к ближним своим — вот к чему приводит со временем власть. Бойтесь её, чада мои, ибо нет в мире более страшного искушения!