Король-Предатель
«Отродья, а не гномы», — решил про себя Скалозуб. Среди собравшихся он, с неожиданным для себя чувством облегчения, увидел бывшего учителя, Хиггинса. Уловив его взгляд, тот едва заметно кивнул. После стольких несправедливых мучений, унижений и боли, даже эта ничтожная моральная поддержка заставила навернуться слёзы жалости к себе на единственный глаз — левый так и не открывался из-за кровоподтёка.
Всё тело чудовищно затекло. Боль от ссадин и синяков смешалась с мышечной усталостью. Так Скалозуб и полустоял-полувисел, переминаясь с ноги на ногу, в то время как какие-то голодранцы решали его судьбу.
«Пусть всё сегодня закончится. Я не хочу продолжать эту пытку, не желаю испытывать сей позор…
Жаль, что я так мало времени смог провести с любимой. Хоть бы с ней всё было в порядке. Её Дом довольно влиятельный, несмотря на финансовые трудности последнего времени. Надеюсь, они смогут помочь.
Прощай, любовь моя, ты самое лучшее, что было у меня за всю жизнь…»
Фомлин и Дорки хоть и смотрели друг на друга так, словно желали испепелить соперника взглядом, отдавать бразды правления толпе и ждать некоего Пастыря не собирались.
— Вы что, овцы безмозглые? Без своего Пастыря поссать сходить не можете даже?! — громко выкрикнул Дорки. — И сколько вы его собираетесь ждать? День, неделю, месяц, может быть год? Ну вас всех в зад, давай уже, Фомлин, огласи-ка нам, какие у тебя предложения насчёт наказания этого безбородого чудища!
Второй спорщик молчал, с мрачным видом погрузившись в раздумья. Тягостно тянулись минуты. Собравшиеся на площади гномы начали обеспокоено перешёптываться. Наконец, видимо взвесив у себя в уме различные варианты, Фомлин обратился с речью к «почтенным» горожанам Квартала. По их разинутым, словно бы в удивлении, ртам было сложно сказать, понимают ли они до конца, что именно сейчас происходит. Однако от их одобрения полностью зависела дальнейшая судьба Скалозуба.
— Итак, братья и сестры, мы собрались здесь сегодня, дабы решить участь сего нечистоплотного гнома. Такие как он называют себя законнорожденными и гордятся своим происхождением, называя нас чернью, оборванцами, нищими! Они считают себя высшей кастой, считают, что только они достойны нормального существования, что Оплот находится в их власти! Эти гады пируют… Пируют!!! Пока мы с вами умираем от голода. Они вытирают о нас ноги, обманывают нас, купаются в роскоши за наш с вами счёт!
Начало речи, по всей видимости, устроило всех, даже Дорки пытался скрыть улыбку, делая вид, что приглаживает бороду и усы.
— Друзья мои. Сотоварищи! Сегодня нам выпала уникальная возможность свершить возмездие над одним из тех выродков! Мы должны наказать сего монстра со всей возможной жёсткостью. Я говорю жёсткостью, а не жестокостью, ибо мы с вами вершим справедливость и кара обвиняемого заслуженная! — Скалозуб с последним утверждением был категорически не согласен, но ничего другого от самосуда черни он, в общем-то, и не ждал. — Итак, родные мои, какое наказание уготовим мы негодяю?
— Убить гада! — крикнул кто-то.
— Да! Убить эту сволочь!
— Убить!
— Убить!!!
Фомлин широко развёл руки:
— Братья, мы же с вами разумные гномы, а не тупорылые орки. Последний оплот цивилизации в гибнущем мире! Не слишком ли то примитивно — отправить мерзавца к Праотцу? Избавить его от мучений и позволить вот так вот легко умереть?! — А вот эти слова Скалозубу уже действительно не понравились.
— Я предлагаю оставить предателя рода гномьего прикованным к колодкам, но обязательно поить водой, чтобы он подольше помучался, прежде чем издохнет от голода. Сие будет весьма справедливо, ибо и нас власть имущие морят недоеданием уже не первый год. И да, конечно, если кто-нибудь сильно хочет, то может в любое время исполнить предложение Дорки и поцеловать ублюдка в отъетую задницу! Времени для того будет навалом! Ну как вам идейка? Будем голосовать или все согласны со мной?
— Всегда знал, что ты редкая сволочь, Фомлин. Даже я предложил бы просто побольнее добить эту тварь… Но твоя затея мне нравится! — Дорки нехорошо улыбнулся, глядя на Скалозуба.
Собравшиеся на площади гномы хотя и выглядели немного разочарованными, видимо они пришли на суд, предвкушая зрелищную казнь, но согласно закивали, понимая, что предложение Фомлина предвещает подсудимому гораздо большие муки.
— Что ж, отлично! Осталось решить лишь один маленький вопросик. Желает ли кто поить законнорожденного мерзавца водой или мне назначить дежурных?
Народ потупил глаза, никому не хотелось тратить время и силы, на медленно умирающего врага. Все облегченно вздохнули, когда вперёд вышел Хиггинс.
— Я позабочусь о воде для этой заблудшей души. Все равно моё время теперь немногого стоит. Занимайтесь спокойно своими делами, сограждане.
Фомлин удовлетворенно потёр ладони. Как ни странно, он довольно сильно вспотел, словно очень нервничал, произнося свою речь.
— Жители Оплота, сегодня мы совершили важное дело и вынесли подсудимому справедливый приговор! Да будут страдания сего гнома наказом для всех остальных! — он явно с намеком посмотрел на Дорки, который ответил злобным взглядом, вызывающе выпятив грудь.
Постепенно, видя, что больше никакого представления не намечается, народ стал расходиться. На площади остались лишь Фомлин и Дорки со своими группками гномов. Да ещё старый Хиггинс не спешил уходить.
— На твоем месте я был бы поосторожнее, старый «друг», — проговорил сквозь зубы Дорки.
— Я тоже, на твоём месте, не слишком о себе бы воображал… «приятель», — огрызнулся Фомлин.
Казалось, эти двое могут простоять до конца времён, буравя друг друга взглядом.
В конце концов, Дорки сплюнул, молча развернулся и пошёл прочь. Его товарищи также, не говоря ни единого слова, потянулись за ним. Когда последний из оных скрылся из виду, Фомлин облегчено вздохнул:
— Видит Праотец, этот гном либо прикончит меня, либо окажется на месте безбородого… — он обернулся к Хиггинсу. — Спасибо за помощь, Хиг. Позаботься о нашем красавце. И заходи в гости почаще. А лучше перебирайся в мой дом, тебе все будут рады! Ну, бывай.
После того, как Фомлин со своей компанией отправились восвояси, на опустевшей площади остались лишь Скалозуб, да старик. Казалось, бывший учитель бесконечно долго с печалью и укоризной смотрит на давно повзрослевшего школяра. Остаток гордости в душе Скалозуба требовал не показывать слабости, требовал отослать прочь старого неудачника, требовал сказать, что тот не имеет права так осуждающе смотреть на него!
«Я ни в чем не виновен! Всё сложилось чудовищно несправедливо! Я стремился лишь к процветанию своего Дома, я никакой не преступник!!! Мои судьи и мучители — вот кто настоящие монстры!»
Но всё, что он мог, это из последних сил держаться на ноющих ватных ногах и моргать одним глазом. Сказать хоть что-нибудь вслух не поворачивался язык.
— Сейчас принесу тебе водички, потерпи немного, — наконец произнес Хиггинс и, чуть помедлив, добавил, — Скалик.
Он вспоминал долгие дни, проведённые в тюремной камере. Тогда ему казалось, что хуже бесконечно-тягостного ожидания ничего быть уж точно не может. Теперь Скалозуб осознал, как сильно он ошибался.
В камере он мог двигаться, ходить, пусть и в очень ограниченном пространстве. Мог стоять, мог сидеть, мог даже прилечь на холодный каменный пол. Сейчас же он был обездвижен и беспомощен как младенец. Хиггинс, исправно приносивший воду, даже поил его словно ребёнка.
Хиггинс. Полуспящий. Старый учитель, от которого во времена своего тщеславия так эгоистично отвернулся наследник богатого Дома, ухаживал за бывшим учеником как только мог. Напоив пленника, бывший мастер, корячась, притащил сразу несколько вёдер с водой и как следует отмыл избитого гнома. Хотя Скалозуб считал, что ему уже все равно, после омывания он почувствовал себя значительно лучше. Хиггинс смыл нечистоты и запекшуюся кровь — ощущение было такое, словно он обновился. Кожа как будто дышала, синяки и кровоподтеки стали рассасываться, даже левый глаз чуток приоткрылся!