Сказка (не) про нас (СИ)

Ах, папочка, если бы ты только знал, что даже легальные бои уже очень серьёзно вредят моей карьере…
— Хм, — говорить было трудно, но я всё же постаралась найти в себе силы, ибо таить в себе весь этот груз было уже просто невыносимо, — начальству новости не понравились.
Отец нахмурился, а я продолжила добивать матёрого юриста новостями:
— Дело, которое я вела, передали другому адвокату, меня же отправили во внеплановый отпуск. Сказали подумать и принять решение. — Я склонила голову от стыда. В глаза отцу было страшно смотреть, ужасно боялась увидеть там разочарование. Всю душу, все силы и финансы он вложил в мою учёбу, переезд в Москву, покупку квартиры, а я…
— Впервые этот влюблённый взгляд я заметил, когда ты была в третьем классе, — неожиданно заговорил отец, уходя мыслями в прошлое. — Я тогда забирал тебя из школы. Вместо того, чтобы побыстрее одеться и умчаться домой, ты вечно искала кого-то взглядом. Я не сразу понял, кого именно. А потом заметил в углу коренастого мальчишку в очках.
Я улыбнулась отцовским воспоминаниям. А ведь и правда, Тима тогда был таким — ух! — упитанным хулиганом в круглых очочках.
— Потом ты попросила оставлять тебя на продлёнку, — продолжал вдаваться в школьные воспоминания отец. — И я всё думал: зачем моей дочери это? Ведь я всегда забирал её вовремя, в случае чего у нас были бабушки и дедушки. Потом как-то раз заглянул в кабинет и увидел свою дочь, которая активно пыталась помочь с уроками всё тому же мальчишке. Я тогда поинтересовался ещё у учителя, почему вас только двое в классе: оказалось, это ребёнок преподавателя физики и он всегда дожидается окончания уроков своей мамы. А ты… тогда я понял, что ты просто хотела побыть с ним, помочь ему в учёбе, скоротать вместе время, чтобы он не чувствовал себя одиноким.
Я слушала папу внимательно, не перебивая, ведь любовные темы мы с ним раньше никогда не обсуждали.
— Все последующие школьные годы я наблюдал за твоими чувствами. Помню, как порхала от радости, узнав, что вы теперь сидите за одной партой.
Ха, не то слово! Ведь это я поспособствовала нашему сплочению, заверив учителя, что таким образом подтяну успеваемость Тимура. Но рассказывать об этом отцу не стала, не хотела перебивать его в момент таких откровений.
— …как светилась от счастья, когда помогала ему, бежала к телефонной трубке в ожидании звонка. Я всё это видел… И сердце моё каждый раз сжималось от боли, когда я также замечал твою мокрую подушку по утрам, потерянный взгляд, злость и обиду. Видел, но не лез… мне было сложно вести с тобой разговоры на такие темы, думал, это со временем у тебя пройдёт… Прости меня, дочь, что не отнёсся тогда с должной серьёзностью к твоим чувствам.
— Папочка, — я прикоснулась к его тёплым ладоням, а в глазах тут же защипали слёзы. Мне совсем не хотелось причинять душевную боль отцу.
— Но сегодня я снова увидел тот же взгляд… как тогда, в третьем классе, — отец внимательно на меня посмотрел, улыбнулся и произнёс: — Боюсь, эти чувства не пройдут никогда.
Он был прав: за столько лет у меня так и не получилось избавиться от этой безумной любви, максимум, что я смогла — отдалиться и забыться в новом городе.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты продолжила работу на прежнем месте, много сил мы с тобой вложили в это дело, — папа крепче сжал мою руку, — но я также понимаю, что, потеряв Тимура, ты снова по ночам будешь заливать слезами подушку.
Я опять опустила голову; осознавать эту истину неимоверно тяжело для меня. Для нас.
— Восемнадцать лет назад я навсегда потерял любовь всей своей жизни. Не хочу, чтобы и тебе пришлось пережить подобное…
Отцу было сложно говорить, но именно эти слова были бесценны и очень важны для меня сейчас.
— Боритесь за своё счастье, Катя. Храните любовь как зеницу ока. Если раньше я сомневался в заинтересованном взгляде хулиганистого мальчишки на мою дочь, то сегодня окончательно убедился — он тебя любит. Неистово сильно любит, так любит, что глаз ни разу не отвёл, совсем не замечал молоденьких преподавательниц, что так активно подсовывала ему родная мать.
 
Я удивлённо подняла глаза. За всей сегодняшней суматохой совсем не заметила этакой подлянки со стороны его мамы.
— Боритесь и будьте счастливы. Вместе, — подытожил отец, вытирая капельки слёз с моего лица.
— А работа? Я не готова её потерять. — И тут же нахлынула новая волна солёной воды из глаз. Ведь помимо Тимура у меня была вторая слабость в жизни — работа.
— Ну, за это мы с тобой поборемся ещё. Попросят уйти, значит, сами дураки, что потеряли такого умненького и трудолюбивого адвоката. Никитка поступать в Москву решил, а там и я, глядишь, к вам подтянусь. И потом, за столько лет я немало знакомых в юридических кругах приобрёл. Пристроим тебя в достойное место. Уверен, твой талант и упорство ещё покажут, кто в Москве лучший адвокат в сфере гражданского права. Парень-боец — это не приговор, законом такое, сама знаешь, не запрещено, — папа весело щёлкнул меня по носу, а я будто впервые за эти дни смогла вдохнуть полной грудью.
— Правда? — не веря, как маленький ребёнок, заглянула я с надеждой в серые отцовские глаза.
— Конечно, Екатерина Борисовна, так что мотайте сопельки на кулак, отдыхайте — и в бой за свою любовь и карьеру.
Папа… так успокоить меня мог лишь только он.
— Я очень тебя люблю, папочка, — в последний раз хлюпнула я носом.
— И я тебя люблю, моя бесценная девочка. — Мы крепко обнялись и простояли так пару минут. Тепло… отцовское тепло это ни с чем несравнимая роскошь. Мамину заботу и любовь я, к сожалению, припоминала с трудом, слишком рано она нас покинула. Но отец… всю душу, всё сердце он отдавал нам. Мой герой. Моя опора и поддержка. Мой папа.
— Съезди к маме, — разорвал он наше долгое молчание. — Думаю, если выговоришься и ей, станет ещё легче, — предложил неожиданно папочка.
— Да, давно не была у неё, — грустно улыбнулась отцу, коря себя за то, что редко возвращаюсь в родное гнездо.
— Ничего, мы всё понимаем, — папа продолжал меня обнимать и нежно поглаживать по волосам.
— Спасибо, — искренне поблагодарила его. — Не будешь против, если я возьму твою машину?
— Конечно, главное, купи по дороге белые розы.
Белые розы… в последнее время эти цветы вызывали у меня раздражение, и всему виной настырный Слава. Хотя в душе я прекрасно понимала, что причина моей реакции на эти цветы — лишь болезненные воспоминания о смерти мамочки.
— Давай, дочка, поезжай, пока светло, — и папа в последний раз поцеловал меня в макушку. Он ещё не подозревал, какая неприятная новость ошарашит его вечером.
  
Глава 42
 
Крепко прижимая к себе белые розы, я по знакомой тропинке двигалась к маме. На душе каждый раз было неистово больно и снедала печаль от такой жизненной несправедливости. Почему так? Почему настолько мало мне досталось маминой любви, а брат её и вовсе не познал? На эти вопросы я, похоже, никогда не смогу получить ответа.
И вот, найдя родную белую оградку с таким же белоснежным гранитным памятником и расцветающей по весне тоненькой берёзкой, я наконец подошла к маминой могиле. Опустилась на корточки, возложила аккуратно цветы и дотронулась до холодной могильной земли, представляя нежную мамину ладонь.
— Здравствуй, мамочка, — поздоровалась я, слегка подрагивая от неожиданного ветра. — Прости, что редко прихожу к тебе. Всё время работаю.
Говорить удавалось с трудом. В последнее время я вообще стала слишком сентиментальной и падкой на слёзы. Хотя мне казалось, что работа в адвокатуре, наоборот, способствовала закаливанию моего характера.
— Ты знаешь, мы с Тимуром теперь вместе. Оказывается, я его ещё в школе интересовала, только он боялся этих чувств. Теперь вот мы как два влюблённых подростка.
И если с папой я своих чувств не обсуждала и он делал выводы исключительно основываясь на собственной проницательности и юридической зоркости, то как раз маме о своей болезненной любви в юношестве я рассказывала подробно. Особенно в старших классах, когда уже могла сама приезжать к ней на кладбище и часами говорить о своей школьной жизни, планах и, конечно же, о нём…