Альянс бунта (ЛП)

— Конечно, мистер Джейкоби. Оставьте это мне. Я позвоню, как только…
— Мы будем ровно в семь. — Улыбка Рэна с зазубренными краями достаточно остра, чтобы резать. Его тон, холодный как лед, не терпящий возражений.
Селия наклоняет голову.
— Конечно. Ровно в семь.
— Можете оставить ключи на кухонной стойке, когда будете уходить.
— О, простите. — Вопреки своим словам, Селия выглядит довольной. — По закону я не имею права официально передавать ключи потенциальному владельцу, пока не будут оформлены все необходимые документы…
— Мы не потенциальные. Мы новые владельцы этой квартиры. Брайант заверил меня, что мы уйдем с ключами после этого просмотра. Брайант — ваш босс, верно?
— Мистер Колеридж — босс моего босса, — ледяным тоном отвечает Селия.
— Отлично. Кажется, он сказал, что сегодня днем играет в гольф, но если вам нужно прервать его игру, чтобы подтвердить…
Щеки Селии почти соответствуют яркому фиолетовому оттенку, нанесенному на ее ногти; это не очень здоровый вид. Если бы я делала ставки, то поставила бы хорошие деньги на то, что Селия закричит во все горло от раздражения, как только войдет в свою парадную дверь этим вечером. Она ярко улыбается, как будто все это не имеет никакого значения, но по тому, как раздуваются ее ноздри, вижу, что та притворяется. Ей это чертовски не нравится.
— Нет, нет. Никаких проблем. Как пожелаете, мистер Джейкоби. — Селия уходит, возвращается в коридор и направляется на кухню.
Холодное выражение лица Рэна трескается и тает, как только женщина исчезает из виду. Кажется, я никогда не видела его таким счастливым. Это едва заметное изменение в его очень серьезном поведении. Большинство людей даже не заметили бы этой перемены, но я точно заметила.
— Ты не обманываешь? Тебе правда здесь нравится?
— Мне правда здесь очень нравится. Клянусь могилой матери. Это идеальная квартира. Но… ты пошел и купил ее еще до того, как узнал, понравится ли мне?
Рэн проводит пальцами по моей щеке, тихо хмыкая себе под нос.
— Ты не моя пленница, Элоди Стиллуотер. Я бы не заставил тебя жить здесь, если бы ты возненавидела это место.
— А если бы возненавидела…
— Мы бы нашли что-нибудь другое. То, которое ты полюбишь. Но у меня было предчувствие, что тебе понравится. Я надеялся, что окажусь прав. В основном потому, что уже заказал самый важный предмет мебели, который у нас когда-либо будет, и он должен прибыть примерно через час или около того.
— Наша кровать? — предполагаю я.
Кивнув, он наклоняется ко мне и глубоко вдыхает, зарываясь лицом в мои волосы.
— Я буду трахать тебя на ней все выходные. Тебе придется освободить свое расписание на следующие три дня, Малышка Эль. У меня на тебя большие планы.
ГЛАВА 3
РЭН
Конечно, это была авантюра, но был готов рискнуть. Я мог бы сдать квартиру в аренду, если бы Элоди не была одержима ею. Конечно, она бы пустовала некоторое время, прежде чем нашел бы арендаторов; арендная плата была бы настолько высокой, что прошло бы несколько месяцев, прежде чем появился бы человек, готовый потратить такие деньги. Однако я бы не почувствовал потери.
Наследство, оставленное мне дедом, сделало меня миллионером. У меня не просто пара миллионов. Иногда мне кажется, что на ту сумму, которую завещал мне старик, я мог бы купить небольшую страну; деньги так и сыпятся с разных сторон, что трудно уследить. Акции, облигации, коммерческие инвестиции, портфели жилой недвижимости, которые продолжают появляться по всему миру — тридцать или сорок домов и квартир в городах, которые я никогда не посещал, все они заполнены арендаторами, управляются компаниями, о которых я даже не слышал. Когда говорят, что инвестиции в недвижимость — это разумный способ вложения денег, они ничуть не ошибаются. Я мог бы, не моргнув глазом, поглотить стоимость только что купленной квартиры, но принять решение без нее? Это могло бы стать очень дорогостоящей ошибкой.
Я хотел, чтобы это был сюрприз, но не хотел, чтобы Элоди думала, что оставляю ее в стороне от принятия важных решений. К счастью для меня, та, похоже, скорее взволнована, чем раздосадована. Переминаясь с ноги на ногу, она забрасывает меня вопросами о декоре, пока мы выходим из старинного лифта и пересекаем сдержанное, спокойное классическое фойе нашего нового здания.
 
— А можно нам сделать художественную стену? — спрашивает она.
Я смеюсь.
— Да.
— А обеденный стол из дерева манго? — Она смотрит на меня с надеждой, как будто существует какая-то реальность, в которой я мог бы сказать ей «нет».
— Если ты этого хочешь.
— А когда мы пойдем за продуктами, мы сможем поднять их на кухонном лифте?
Я еще никогда не видел, чтобы кто-то так радовался кухонному лифту. Она визжала, как пятилетний ребенок, когда увидела его у входа в квартиру.
— Мы могли бы просто поднять их на обычном лифте, как нормальные люди. — Я подталкиваю ее локтем, когда мы выходим через вращающиеся двери здания на улицу, где царит восхитительно бодрый полдень. В воздухе витает запах древесного дыма и сахара — мне требуется секунда, чтобы найти источник этого сладкого аромата, когда я замечаю на углу улицы киоск, где продают свежие горячие пончики.
— Ты ненормальный, — обвиняет она. — Я даже представить себе не могу, что ты вообще ходишь за продуктами.
Я направляю ее в сторону киоска с пончиками.
— Это было грубо. Я хожу за продуктами чаще, чем все, кого ты встречала за всю свою жизнь.
— Да ну? Назови хоть один продуктовый магазин.
— Что значит «один продуктовый магазин»?
— Одна сеть продуктовых магазинов. Назови мне хоть одну, если так много ходил за покупками.
Элоди сияет от удовлетворения, полностью осознавая, что я не смогу ответить на ее вопрос. По правде говоря, она права. Я ни черта не смыслю в гребаных покупках продуктов. И даже не знаю, куда идти — постыдный факт, который не стану признавать вслух.
Корчу гримасу, чтобы дать понять, что она победила, и Элоди радостно вскрикивает, слегка подталкивая меня, когда мы приближаемся к концу квартала.
— Боже, ты такой оторванный от мира. Скажи мне, что у тебя не было слуг, которые приносили тебе еду, когда ты жил со своими родителями.
— Я не знаю, кто покупал еду. Просто спускался, когда звали к обеду, и все уже стояло на столе, готовое к употреблению.
Элоди качает головой, ее прекрасные длинные волосы колышутся из стороны в сторону. Она еще немного посмеивается надо мной, потом до нее доходит, что мы стоим перед продавцом, и пьянящий запах сахара, доносящийся из его киоска, достаточно силен, чтобы поставить ее на колени. Я поворачиваюсь и обращаюсь к мужчине средних лет в бумажной шляпе.
— Шесть, пожалуйста.
Элоди бьет меня по руке.
— Заткнись. Ты не купишь мне сейчас шесть пончиков с сахарной пудрой.
— Ты чертовски права. Не куплю. Я покупаю два для тебя и четыре для себя.
Надувшись, она выхватывает маленький бумажный пакетик с пончиками, который продавец предлагает нам, прежде чем успеваю я, и старик смеется.
— Всегда покупай в два раза больше, чем, по твоему мнению, тебе нужно, когда рядом молодая леди. Самые красивые девушки не любят делиться.
Я собственнически обхватываю Элоди за плечи и протягиваю ему десятидолларовую купюру.
— Вообще-то, это я не люблю делиться.
Пусть думает все, что хочет.
Я говорю ему, чтобы он оставил сдачу себе.
Когда мы переходим улицу и направляемся к отелю, Элоди изо всех сил старается играть со мной в «догонялки», пытаясь держать наше сладкое угощение на расстоянии вытянутой руки, но ее руки комично коротки по сравнению с моими — она сама комично короткая — и мне удается выхватить пакет из ее рук еще до того, как мы проходим несколько метров. Я достаю из пакета один из маленьких пончиков, посыпанных сахаром, и одним махом отправляю его в рот.
Элоди задыхается от ужаса.
— Это был мой!
Трудно разговаривать с теплым, тающим во рту тестом. Но я нахожу выход.