Альянс бунта (ЛП)

— Ух. Это было немного грубо!
— А вам не кажется, что вы были немного грубы со мной? — Я разражаюсь язвительным смехом.
— Ладно. Да, наверное, ты прав. Я просто волнуюсь, вот и все. Пресли — моя единственная дочь…
— Вы думаете, что я не буду заботиться о ней? Что не буду зарабатывать достаточно, чтобы ей было комфортно?
— Дело не в этом.
— Или думаете, что я сделаю ее несчастной?
Он делает паузу, затем неохотно говорит:
— Нет. По какой-то причине ты, кажется, делаешь ее очень счастливой. Сомневаюсь, что это изменится.
— Вы думаете, я буду изменять? Лгать? Надоем ей?
— Нет. Ничего подобного.
— Тогда в чем же дело? Какое оправдание тому, что вы не даете свое согласие?
— Она потеряла свои подростковые годы, Пакс! Мой собственный сын лишил ее их. В те годы, когда она должна была гулять, веселиться с друзьями, изучать жизнь и выяснять, кем хочет быть, к ней приставали самым жестоким и ужасным образом, прямо у меня под носом. У нее отняли невинность. И продолжали отнимать снова и снова. Она так быстро выросла, потому что у нее не было выбора. Я просто хочу… хочу, чтобы она вернула себе ту часть того времени. Для себя. Я хочу, чтобы она вела себя соответственно своему возрасту. Пресли должна наслаждаться колледжем. Быть свободной, дикой и полной радости. Если она выйдет за тебя замуж, что тогда? Она станет женой в восемнадцать лет? Даже двадцать — это слишком рано. Слишком!
— Но она станет матерью. Ребенок может помешать вашим «диким и свободным» планам в отношении нее, вам не кажется?
Роберт собирается что-то сказать. Открывает рот, но останавливает себя. Затем отводит взгляд вправо, в сторону фотозоны юности Чейз. На его лице мелькает целая серия эмоций, но все их трудно определить и назвать.
— Что? Вам нечего сказать по этому поводу? Хотите, чтобы ваш внук рос с матерью-тусовщицей. Пусть вступает в женское общество и напивается до потери сознания каждый вечер без всякой, блядь, причины, а вам в итоге придется присматривать за ребенком…
— Господи! Ради всего святого, будь благоразумен, Пакс. Не будет никакого ребенка, ясно? Не будет, если у меня есть право голоса. Пресли знает, что для нее лучше, и это не рождение ребенка в восемнадцать лет, когда у нее еще не было шанса на жизнь, понятно. Она…
— О чем, черт возьми, вы говорите? — Я замираю на месте. Мой голос тих, но вопрос, который я только что задал, гремит у меня в ушах.
— Я говорил с Пресли. Она знает, что я всегда поддержу ее. Нет ничего плохого в том, что она принимает решение, которое отвечает ее будущему. Это выгодно и тебе. Только подумай на секунду, как будет выглядеть твоя жизнь с новорожденным. Ты что, думаешь, что сможешь путешествовать по всему миру с этим Кроссом, участвуя в фотосессиях? Конечно, нет. Тебе придется купить дом, остепениться и привыкнуть к тому, что ты прикован к…
— Вы сказали ей избавиться от него? — шепчу я.
— Не говори так. Это очевидный выход из положения. Разве ты не сторонник выбора? Пресли слишком умна, чтобы…
— Конечно, я, блядь, за выбор! Да что с вами такое? — шиплю я. — Пресли может принять любое решение. И я буду тем, кто ее поддержит. Я буду держать ее за руку, несмотря ни на что. Вы… — Горячая, кислая желчь обжигает мне горло. — Вы сказали ей не обсуждать это со мной? Сказали ей, чтобы она просто разобралась с ситуацией до того, как я смогу ее остановить?
Роберт закрывает глаза. У него вид усталого человека, которому надоело пытаться вразумить идиота.
— Вы едва закончили школу. Никто из вас не достаточно взрослый, чтобы принимать такие решения…
Я заканчиваю разговор.
В ушах гудит, пронзительный звон перекрывает болтовню и суету оживленного бара.
Что за хрень?
Неужели?..
Нет.
Это правда только что произошло?
Роберт Уиттон последние две недели нашептывал Чейз на ухо яд? Пытался убедить ее не говорить мне, что она беременна? Что… что за хрень? Кто так делает?
— Это не было похоже на веселый разговор. — Барменша с розовыми волосами вернулась; она стоит напротив меня и отвинчивает крышку с бутылки «Джонни Уокера». Она пытается налить мне еще, но я закрываю бокал рукой. — Уверен, босс? На твоем месте я бы сегодня напилась в хлам.
 
— Невежливо подслушивать частные разговоры людей.
Барменша хихикает, качая головой.
— Если разговариваешь по громкой связи в баре, это уже не частный разговор.
— Просто принеси мне счет. Мне нужно убираться отсюда.
Она пожимает плечами.
— Разумно, Повелитель Зла, — говорит она, дергая подбородком в сторону моей толстовки. — Я оплачу твой чек. Если уж на то пошло, ты выглядишь чертовски плохим парнем, но могу сказать, что у тебя доброе сердце. Но тебе лучше поговорить с этой девчонкой, пока ее папаша не убедил ее, что ты злодей. В противном случае она сделает в точности то, что он ей скажет, и ты ее больше никогда не увидишь. Поверь мне. — Девушка приподнимает брови. — У меня есть личный опыт общения с такими отцами, которые просто «хотят как лучше».
ГЛАВА
12
РЭН
— Не могу поверить, что ты мне не сказал! — Элоди ходит туда-сюда по номеру, делая вид, что злится на меня; это происходит, с тех пор как я вернулся из кафе. — Он купил ей кольцо! Он спросил ее отца! Ты ненавидишь меня, Рэн Джейкоби? В этом дело? Ты должен меня ненавидеть, чтобы не сказать, что он собирается сделать предложение.
В таком состоянии она просто очаровательна. Маленький, дикий котенок, закатывающий истерику.
— Уверяю тебя, я не ненавижу тебя. Отнюдь.
Подавляя улыбку, я провожу пальцем по листу блокнота, лежащего на коленях. Уголь, который я нанес на бумагу, размазывается, создавая размытое изображение задумчивого лица, которое я нарисовал. Кто-то посчитает портрет испорченным, но в моих глазах он идеален. Я все еще вижу умные, кристально чистые глаза Элоди, которые смотрят на меня с листа. Ее волосы выглядят взъерошенными ветром и растрепанными. Ее высокие скулы и слегка вздернутый нос все еще видны сквозь зернистость древесного угля. Ее приоткрытые губы умоляют о поцелуе. Она похожа на Кэтрин, отправившуюся на болота в поисках своего Хитклифа.
— Это грандиозно, Рэн. Ошеломляюще огромно. Это не тот секрет, который хранят от своей девушки.
— Это именно тот секрет, который хранят от своей девушки.
— Как ты можешь так говорить?
— Эта информация напрямую влияет на твою жизнь? Разве незнание того, что Пакс сказал нам, что хочет сделать предложение Пресли в начале лета, означает, что ты в какой-то мере в опасности?
Она упирает руки в бедра. Надувает губы.
— Нет.
— Разве незнание этой информации напрямую привело к боли и страданиям в твоей жизни?
— Нет. Но это причинило боль и страдания Прес, — возражает она. — Если бы она знала, насколько серьезно он к ней относится, то, возможно, не стала бы держать в секрете всю эту историю с беременностью.
— Возможно, так оно и есть. — Я пожимаю плечами. — Но твое знание не помогло бы в этой ситуации.
— Это… помогло бы! Я могла бы… я могла бы сказать…
Подняв глаза, я смеюсь, качая головой.
— Ты бы сказала Пресли, что Пакс собирается сделать предложение? Серьезно? А не думаешь, что это немного испортило бы все дело? Пакс должен был сказать ей об этом. Именно поэтому я ничего не сказал.
— Ух! — Элоди хватает с кровати подушку и швыряет ее в меня.
Я уворачиваюсь, и подушка безвредно ударяется о стену позади меня. Элоди вздыхает и опускается на край кровати.
— Ладно. Хорошо. Ты был прав, не сказав мне. Я бы на сто процентов не смогла сохранить это в тайне. И случайно проболталась бы. Пакс сам должен сказать об этом Прес.
Усмехаясь, размазываю еще больше линий портрета, смягчая его края. Думаю, я действительно сохраню его.
— Ты когда-нибудь позволишь мне посмотреть? — спрашивает Элоди. Ее раздраженное настроение быстро меняется, голос стал более серьезным, с оттенком любопытства.