Любить и не страдать. Когда страдание становится образом жизни

Мои родители – алкоголики. Сначала выпивал папа, потом стали пить оба. Нас с братом не били никогда. Сами дрались. Сначала папа доставал маму словами обидными, а мог и ударить. Мама пыталась убежать от конфликта в прямом смысле слова. И мы тоже убегали и прятались. Мне было страшно очень. За маму боялась.
Потом, когда родители стали пить вместе, там уже мама начала бить папу. Била его жестоко. Мне его было очень жалко. Пыталась защищать.
Я не употребляю алкоголь, не люблю рядом с собой выпивших людей. Не дерусь, естественно. И никогда не дралась. Не люблю выяснять конфликт с помощью драк. И да, не живу так, как родители. Отношения в моей семье строятся на доверии и любви. Если муж поднимет на меня руку, то я терпеть не буду. И жить с алкоголиком тоже не стану. Но он и не пьет. Ну и бонусом – неустойчивая нервная система. Налаживаю до сих пор. Очень много лет понадобилось, чтобы привести ее в порядок. Мария, 34 года
Часто такие дети делают все для того, чтобы помирить своих родителей, берут на себя ответственность за них. Так происходит в том случае, если родители – эмоционально незрелые люди, которые в силу своего психического развития не думают о том, как страдает их ребенок во время ссор. Малыши в этом случае берут на себя роль буфера и стремятся активно участвовать в конфликте родителей, уговаривают их помириться, а в случае драк между взрослыми мельтешат в самой гуще, расталкивают их, бьют того, кого считают обидчиком.
Мой папа ужасно ревновал маму, когда мы с братом были очень маленькие. Из-за этой ревности папа с мамой постоянно дрались, причем инициатором обычно выступал отец. Мама всегда про него говорила: «Руки чешутся у него». Когда это происходило, мы с братом всегда прятались где-нибудь, и если вдруг мама сильно кричала, я выбегала из укрытия и начинала визжать, у меня был огромный страх за маму, боялась, что папа ее убьет. Мне приходилось орать на отца, чтобы он успокоился, меня он слушал и переставал. Это продолжалось каждую пьянку, пока родители не развелись. Естественно, сейчас я страдаю повышенной тревожностью. Мужчин я не боюсь, но если узнаю, что он может ударить женщину, сразу перестает быть для меня человеком. Папу я люблю, но как мужчину по отношению к маме и другим женщинам не уважаю. Такие вот двоякие чувства. В молодости у меня долго не складывались нормальные отношения, постоянно попадались абьюзеры либо «маменькины сынки», пока не началась психотерапия. С родителями отношения сейчас нормальные, но общаемся раз в месяц где-то. Мне хватает, у меня своя семья. Сейчас могу взвалить на себя весь домашний быт и потом жаловаться, что мне никто не помогает, я вся такая бедная, все делаю сама.
А еще раньше любила страдать без интриг в отношениях. Виктория, 32 года
На Новый год, в день рождения и в религиозные праздники такие дети загадывают лишь одно желание – чтобы родители жили дружно. Все детские усилия направлены на сохранение союза мамы и папы. Дети могут прямо говорить и просить родителей не ругаться, могут начинать болеть, и в это время родители переключаются со своих конфликтов на здоровье детей.
У меня в семье была такая ситуация: родители очень часто дрались, почти каждый день, так как отец бухал беспросветно. Началось это как минимум с 7 лет (помню отчетливо). Когда они дрались, сидела в комнате с сестрой и ревела, бывало, доходило до такой истерики, что им становилось страшно и они успокаивались. Также в детстве во время драк пыталась молиться, бог не помог, перестала в него верить. Хотела помочь маме, ругалась с отцом, пыталась наставить его на путь истинный, не вышло. С ним мы с детства почти не общались, только если кому-то что-то нужно.
Хотела помочь и маме, говорила, что и как нужно сделать, была для нее жилеткой, куда она могла выговориться, пыталась сама решить ее проблемы, это даже длилось до недавнего времени, но сейчас поняла, что она взрослый человек и сама все может.
Я с осторожностью выбираю себе партнера, чтобы не было как у мамы. Боюсь пьяных мужчин, прямо тревога появляется, когда мимо таких прохожу или как-то с ними взаимодействую. Эта ситуация из детства сильно на мне сказалась. Соня, 19 лет
 
Также ребенок может убегать из дома.
Пример такого поведения показан в фильме Андрея Звягинцева «Нелюбовь». Самый драматичный момент происходит в начале фильма, когда сын главных героев 12-летний Алеша, подслушав ссору родителей, узнав об их нелюбви к нему, уходит из дома.
У ребенка может появляться самоповреждающее поведение, например, он начинает биться головой о стену или резать себе руки.
В будущем у него будут низкая самооценка, проблемы с личными границами, он будет бояться любого проявления агрессии.
Меня родители не били. Но папа бил маму. Из памяти многое вытеснила, но есть то, что никогда не забудется. Моим родителям было все равно, что я есть, им было безразлично, что я вижу, они решали свои проблемы, и меня в их жизни словно не было. Я чувствовала это тогда, и бывает, что чувствую это и сейчас в отношениях с людьми. Мне 40 лет, но до сих пор борюсь с последствиями. Они накатывают так неожиданно в отношениях с мужем. Это именно про созависимость с моей стороны. Муж помогает и поддерживает, но мне всегда кажется, что меня нельзя любить такой, какая я есть. Что когда мне говорят, что меня любят, это не про меня. С детской травмой планирую в терапию идти. Не могу сама многое проанализировать.
С отцом не общаемся. Я очень боюсь конфликтов, стараюсь избегать их или все смягчать, злюсь внутри себя, злость – это вообще табу.
Но сейчас намного легче, я уже стараюсь ее не прятать, а проговаривать с мужем, с ним мне безопасно это делать. С мамой сложно говорить. Она контролирующий человек. Сейчас выстраиваю границы с ней, это приводит к конфликтам, что, естественно, мне сложно выдерживать. Но иду вперед, и есть много сдвигов. Тая, 40 лет
У таких детей могут быть расстройства сна, беспокойство, депрессия, поведенческие и другие серьезные проблемы как результат проживания в условиях глубинного или хронического семейного конфликта.
Родители дрались практически все мое сознательное детство, сколько себя помню. Пока я была дошкольного возраста, такие моменты случались нечасто либо они просто ругались, не переходя к рукоприкладству. Тем не менее с каждым годом отношения их все более ухудшались, драки стали сопровождать каждую ссору, а они могли происходить раз в неделю-две.
По ощущениям – это как жить посреди минного поля. Ты точно знаешь, что рванет, но когда и с какой стороны – не знаешь. Поводом могло стать все что угодно. Точно помню, что именно мама переходила к драке после словесных перепалок, а отец считал, что негоже на такое не реагировать. Дрались прямо до крови, как звери. Все всегда проходило по одному и тому же сценарию, как заевшая пластинка. Я могла точно сказать, что будет происходить в следующий момент, но всегда до последнего надеялась, что они не начнут драться. Чаще всего надежды не оправдывались.
Во время драк хотелось забиться в самый дальний угол, перестать видеть и слышать, более того – просто исчезнуть. Всегда было чувство жуткой паники. Я рыдала, меня в самом буквальном смысле трясло. Но на это никогда не обращали внимания, наоборот, мы с братом должны были еще и разнимать, быть участниками всей этой ситуации. После каждого скандала тоже нельзя было разговаривать, обсуждать, можно было только делать вид, что ничего не произошло.
Родители разошлись, когда мне было девятнадцать. Считаю этот момент и переезд к мужу лучшими днями в своей жизни. Сейчас мне двадцать семь. Я не умею злиться, не умею нормально воспринимать злость других. Подстраиваюсь под находящихся рядом людей, чтобы даже не создавать ситуаций, где они могут быть недовольны. Во время конфликтов я теряюсь, молчу, путаются мысли. Если даже конфликт не мой, а происходит рядом и при этом кто-то повышает голос, меня автоматически начинает трясти, как в детстве.
У меня зашкаливает тревога и проявляется много мазохистических черт, но в работе я их замечаю чаще, чем в жизни. Часто перерабатываю, делаю работу за других и жду, что это оценят. Виктория, 27 лет