Ротмистр Гордеев 3 (СИ)

Гиляровский усмехается.
— На свете не так много людей, которые способны держать язык за зубами, находясь в опиумной курильне… Яков Семёнович точно не относился к их числу.
— Понятно… Шпион тоже мог случайно подслушать откровения Соколова-Струнина во время наркотического бреда, — предполагаю я.
— У меня такие же мысли на сей счёт… — Гиляровский мнётся.
— Что-то ещё? — спрашиваю я.
— Да. Николай Михалыч, может — ну его! Давайте отложим в сторону частный сыск и обратимся к тем, кто обязан искать вражеских шпионов по долгу службы…
— Намекаете на контрразведку? На Николова?
— Да. Мы с вами, уж не взыщите, всего лишь любители… Здесь нужны те, кто на этом собаку съел.
— Боюсь, пока нам не с чем идти к Николову. Что у нас есть, кроме подозрений? — озадачиваю Гиляровского я.
— Ничего, — соглашается он.
— Тогда давайте накопаем чего-нибудь стоящего, и уже потом свяжемся с контрразведкой. А пока продолжим нашу самодеятельность.
Гиляровский покладисто кивает.
— Пусть будет по-вашему, Николай Михалыч.
— Ещё удалось что-нибудь узнать?
— В «Геркулесе» Соколово-Струнина часто видели в компании капитана интендантской службы Кустова. Яков Семёныч почему-то очень ему доверял… Так вот, мне удалось разыскать адресок этого капитана. Он снимает комнату у некоего Астафьева, служащего городского отделения Русско-китайского банка…
— Ого! А как это удалось установить?
— Узнал в «Геркулесе»: на прошлой неделе капитан забыл деньги, один из работников клаба ездил к нему домой. Само собой, мне эта информация тоже досталась далеко не бесплатно…
— Тогда чего сидим⁈ — вскакиваю я. — Куда ехать?
  
Глава 15
 
На этот раз спокойно удрать не выходит. Прямо за дверями палаты подстерегает Соня.
— Николя! Ты куда собрался⁈ — грозно спрашивает она, уперев руки в боки.
И что прикажете с ней поделать?
— Э… — тяну время, чтобы придумать более-менее правдоподобную отмазку я. — Понимаешь…
— Только прошу — не надо мне лгать! — грустным голосом предупреждает она. — Я слышала ваш разговор.
Соня переводит укоризненный взор на Гиляровского.
— Как же так, Владимир Алексеевич! Вы же сами понимаете: господин Гордеев до сих пор не оправился после контузии, а вы его вовлекаете в вашу авантюру! Ещё и наверняка опасную.
Мало кому на свете удаётся смутить стрелянного воробья Гиляровского, но берегине это удаётся. Журналист не выдерживает и прячет глаза.
— Виноват…
Да уж… сам великий журналист-расследователь спасовал перед женским гневом…
Беру огонь на себя.
— Солнце моё! Во-первых, подслушивать за дверями — это неприлично!
Соня краснеет. Надо отметить — ей это идёт.
Не давая ей опомниться, продолжаю:
— Во-вторых, не стоит упрекать Владимира Алексеевича. Если кто-то здесь и виноват, это я. В-третьих…
— В-третьих, я еду с вами, куда бы вы ни собрались! — перебивает девушка.
Упс! Такого расклады мы с Гиляровским точно не ожидали.
— Да, но… — смущённо произношу я.
— Никаких «но»! Я несу ответственность за ваше здоровье, Николай Михайлович! И ещё я знаю: уговаривать вас бесполезно. Вы всё равно будете стоять на своём, начнёте юлить, хитрить и обманывать… А я не хочу, чтобы вы меня обманывали! Это так унизительно!
Она едва не топает ножкой от возмущения.
— Поэтому я выбираю меньшее из зол: отправлюсь вместе с вами и, тем самым, избавлю вас и меня от унижения.
— Зайка! Сонечка! Ты хорошо подумала⁈ — делаю страшные глаза я.
— Не надо, Николай… Михалыч! Я тоже могу быть упёртой как баран! Так что либо едем все вместе. Либо… не едет никто! — стоит как скала Соня.
Гиляровский ухмыляется, пряча улыбку в роскошные усы.
— Что скажете, господин ротмистр? Боюсь, нам придётся принять этот ультиматум!
— А что нам остаётся делать⁈ — развожу руками я.
Поворачиваюсь к Соне (ух, милая шантажистка!).
— Хорошо, ты отправляешься с нами! Но, пожалуйста, будь осторожной и не лезь на рожон! Кажется, мы с Владимиром Алексеевичем тычем палкой в осиное гнездо…
— С детства обожаю ворошить осиные гнёзда! — преувеличенно бодро заявляет берегиня.
 
— Тогда вперёд! — провозглашаю я. — Владимир Алексеевич, мы сможем найти экипаж, который разместит всех троих?
— Даже если нет — наймём пару рикшей! — кивает он.
Собственно, так и происходит. Возле госпиталя всегда в изобилии «пасутся» китайцы, зарабатывающие извозом. Конечно, есть некоторый момент неловкости, когда тебя везёт не животное или механизм, а человек, но такова «селява», которая быстро избавляет от предрассудков и сомнений.
Нанимаем двух рикш, которые катят нас к русской части города.
Банковский сотрудник Астафьев живёт в самой обычной на вид бревенчатой деревенской избе с двускатной крышей и резными ставнями окон. Дом со всех сторон окружён высоким палисадом из жердей.
Стоит только подойти к калитке, как возле неё оказывается здоровенная мохнатая псина, смахивающая на привычного мне алабая. Вид у пёселя отнюдь не зверский, скорее любопытствующий, но лично я не стал бы гладить его без спроса. Такой монстр спокойно оттяпает руку мощными челюстями или превратит в кусок окровавленного мяса.
Но пока ведёт он себя на удивление спокойно, не рычит и не лает.
— Привет, зверюга! — максимально дружелюбно говорю я. — Где твой хозяин?
Собакен будто понимает меня, поворачивает голову в сторону крыльца и гавкает несколько раз. Негромко, но впечатляюще.
Дверь хлопает, на крыльце появляется тощая мужская фигура в домашнем халате, из-под которого торчат мятые брюки и мягкие китайские тапочки.
— Добрый день! Чем могу быть полезен?
У мужчины слабое зрение, он щурится.
— Простите, вы хозяин этого дома, господин Астафьев?
— Да, Астафьев — это я. Вы, наверное, насчёт комнаты — да? У меня как раз сегодня съехал жилец, комната освободилась… Могу показать!
— Ваш жилец, случаем не капитан Кустов? — вступает в разговор журналист и сразу снимает шляпу:
— Простите, не представился. Гиляровский Владимир Алексеевич, а это — господин ротмистр Николай Михайлович Гордеев и сестра милосердия Софья Александровна Серебрякова…
— Очень приятно! — опускает подбородок мужчина. — Астафьев Всеволод Иванович, служу в здешнем отделении Русско-китайского банка! Что касается господина Кустова — действительно, капитан снимал у меня комнату почти месяц, но срок его командировки закончился, и господин Кустов изволил отбыть назад, в часть…
— А где служил господин Кустов? — с досадой спрашиваю я.
Как-то подозрительно тот вдруг снялся с места и уехал. Нет, конечно, совпадения бывают, но в такие верится слабо. Особенно в свете убийства Соколово-Струнина.
— Господин Кустов служил в Управлении начальника транспортов 1-й Армии, — сообщает Астафьев. — Так как — зайдёте в дом? Уверен, комната вам понравится…
— К сожалению, мы ищем вашего жильца, капитана Кустова… В любом случае, огромное спасибо! — улыбается Гиляровский.
— Скажите, может капитан оставил что-нибудь у вас из своих вещей? Если да, мы могли бы ему передать это при встрече, — осторожно спрашиваю я.
— Господин капитан не производил впечатление забывчивого человека. Всё, что от него осталось в моём доме — ассигнации, которыми он расплачивался со мной.
Не знаю, что на меня находит, потому что внезапно, к большому удивлению для себя, задаю вопрос:
— Простите, Всеволод Иванович… Быть может, моя просьба покажется вам странной… Но… Не могли бы вы показать нам хотя бы одну из этих ассигнаций?
Астафьев хмурится.
— Действительно, странная просьба… Хорошо, давайте зайдём в дом, и я вам покажу.
— А он? — киваю я на собакена.
— Он… — Банкир усмехается. — Не бойтесь, Алтай вас не тронет. Так ведь, Алтай? Ты же не тронешь наших гостей?
Пёс важно ведёт мордой и отходит в сторону.
— Кстати, Кустова Алтай почему-то недолюбливал. Хотя на него это было непохоже. Алтай всегда был дружелюбным псом, — как бы между прочим сообщает хозяин.