Мой папа-сапожник и дон Корлеоне

Отец их обширного семейства с рыбьим именем Карп погиб когда-то от удара молнии, и в общине поговаривали, что его настигла кара небесная. Мол, слишком гордый да независимый был человек… Наташа отца не забывала. В отличие от младших своих братьев и сестер, которые навеки расстались с родителем еще во младенчестве, Наташа очень его любила и воскрешала в памяти слишком живо. Совсем не так, как полагалось смиренной молоканской девушке. Она даже стала придумывать о нем разные сказочные истории и рассказывала младшим. В этих сказках отец представал настоящим богатырем, героем-победителем. Часто просила ее трудолюбивая и тихая мать, чтобы Наташа перестала теребить свое воображение – в них соблазн и тягостное искушение. Многое человек может победить, но не химеру. Василиса – мать Наташи – даже позвала общинного старосту, чтобы тот переговорил с девочкой. Пришел, принял строгий вид, собрался журить и отчитывать, но оказалось, напрасно. Наташа сразу же смиренно согласилась – ее память об отце чересчур горяча, за это Господь может и покарать. Но она не могла иначе. Всякая истовость претила ей, и потому она сама раскаивалась в том, что никак не могла унять свои воспоминания.
То ли это, а может, еще что, но мой папаша внезапно изменил свое отношение к старшей подружке моих сестер. Кажется мне, он увидел в Наташе родственную душу. Хачик ведь тоже был мечтателем, но, в отличие от Наташи, не умел слагать историй.
Внимание Хачика к чужой девочке естественным образом распространилось также и на ее родных. Василиса одна тянула пятерых детей, бралась за любую работу и без помощи общины вряд ли вообще смогла бы свести концы с концами. Очень она рассчитывала на старшую дочь – помощницу, а та, вишь, истории сочиняет про отца – победителя Карпа, аж архангела Михаила из него сделала. Хачик стал давать Василисе пустяковую работу, а платил вдосталь. Действительно хотел подсобить, но больше всего прочего стремился к одобрению любимой жены Люси. Чтобы у Люси развеялось ложное впечатление, будто он, Хачик, нетерпим к религиозным меньшинствам. Любовь к маме значительно расширяла духовные горизонты моего отца.
И вот вам поворот сюжета. У нас во дворе копали яму под фундамент гостевого домика – мы теперь все время расширялись. Выдолбить в ереванской, превратившейся в каменную плиту почве лопатой и киркой хоть мало-мальски обозреваемое глазом углубление было невозможно. Нужны были техсредства, и они были призваны в лице молокана Васи. Вася, знатный бульдозерист, временами пересаживался на трактор, мог при надобности и за крановщика выступить. На стройке был бы незаменимый человек. И разбогател бы уже к своим двадцати двум неполным годам. То есть светлая имелась у Васи голова, если бы не один порок. Парень пил. Хачик не мог подавить ядовитую иронию и позволял себе немного злорадного торжества. Говорил маме:
– Видишь, и они не святые. Среди них есть пьющие.
Мама не отрицала этого факта, но отвечала, что все же любая убежденная вера лучше безверия, так как религия – есть мощный сдерживающий фактор на пути всякого безобразия. Но папа не спешил соглашаться. Про веру он мало что понимал, а сдерживающий фактор – это другое дело, и Хачик свой фактор отлично знал. С годами авторитет дона Корлеоне только возрастал. «Подобно тому, как в прежние времена правители городов неусыпно держали в поле зрения племена варваров, что рыскали вокруг стен, – так дон Корлеоне зорко следил за всем, что творится на свете за пределами его владений».
Между запоями и работой на стройке Вася все же находил время пригнать разок-другой свой трактор с прилаженным к нему ковшом. В результате яма была выкопана, но случилось непредвиденное – у нас в доме Вася увидел Наташу, и искра заветного пламени занялась в метущейся душе тракториста. Быстро справившись с замешательством, Вася взвился вьюном вокруг белокурой Наташи и моих сестер, имитировавших деятельность скорой помощи (это называлось игрой). Все сразу поняли, что Вася – из молоканской общины другого района Армении – влюбился. У них таких красивых девочек отродясь не было. Поняла про это странное Васино чувство и сама Наташа. Она хоть и была чуть растеряна из-за новых ощущений, но блюла достоинство совсем по-взрослому. Пылкий Вася стал напрашиваться к нам, обещая выполнить любую работу в саду или в доме, бросил пить и однажды даже подарил цветы нашей маме. Оказалось, он пришел свататься.
 
Люся доходчиво объяснила трактористу, что она, увы, не станет лоббировать его интересы. Мама старалась быть не просто ангельски терпеливой – она была ласковой, как ангел, приветствующий раскаявшегося грешника, – ведь она не хотела ранить случайным словом пробуждающегося для истинной жизни Васю. Она говорила, что девочка слишком юна, чтобы идти замуж. Но запретить это Люся тоже не вправе, ведь Наташа, хоть и дружит с ее девочками и совсем как дочь ей, но всё ведь не дочь. Поэтому цветочки она, Люся, рекомендует отнести Василисе – законной матушке Наташи. Вася серьезно поблагодарил Люсю, поклонился и поступил так, как она сказала. Сделал и… получил отлуп. Василиса отказала трактористу талантливо. Она сказала:
– Ужо тебе.
Не зная, что до неё великий русский поэт Пушкин вложил эти слова в уста своего маленького Евгения, грозившего Петру Великому, Василиса повторила их без малейшей агрессии, но очень уверенно:
– Ужо тебе.
А потом мир Васи рухнул окончательно. Выяснилось, что и сама Наташа не горит желанием выходить за него. Причин было множество. В силу слишком нежного возраста. Из-за нехарактерной для сектантского сообщества тяги к образованию. Или по причине какого-то неосознанного, но вживленного свыше в кровь и плоть генетического механизма выбирать лучшего из тех, кто способен продлить через нее и с ней род человеческий. Ее страшит его пьянство. Вася божился бросить. Наташа обещала подумать.
Неизвестно – то ли поминание имени Господа всуе, то ли неодобрительное отношение Наташи к Васиному пороку или еще какие причины привели в действие кровожадный механизм фатума. Произошло следующее. Вася с горя запил и не появлялся у нас дней десять. Однажды Наташа вышла прогуляться с подругами на пустырь. Там росли травы, помогающие от кишечных недугов. Спорыш да чабрец – слабительного свойства, а еще горькие, возбуждающие аппетит одуванчик и подорожник. А еще цикорий и полынь – обволакивающие, помогающие, когда что-то изнури давит и жизнь кажется безрадостной и утомительной. Всему этому Наташа умела помогать. Но на пустыре девушки увидели заброшенный трактор Васи. И поскольку из кабины не торчала вечно взъерошенная голова тракториста, девочки решили, что его там и нет, и стали подшучивать над Наташей. Мол, довела парня, удавился на кипарисе, поди сейчас найди. Наташа рдела как маков цвет, робко отстреливалась словами. Дружно смеялись. И вдруг – случилось – трактор рыкнул и поехал назад, неожиданно, сам собой. Заскрежетал и, набирая ход и ломая лезвием кусты, приближался к девчонкам. Те заойкали, запричитали, толкаясь, и, не переставая смеяться, наконец, разбежались. Одна Наташа стояла и, не шевелясь, наблюдала самопроизвольное движение трактора, как чудо. Ей было непонятно, как это рокочущая махина стронулась с места сама собой. Девушка до того была заворожена этой загадкой, что мысли о суетном стерлись. Стояла и раздумывала о судьбе непутевого Васи, об одиноком тракторе, о том, что все хорошее в жизни – от Бога, а все плохое – плод не слишком тяжких усилий человека. Через некоторое, совсем непродолжительное время ей предстояло в корне пересмотреть свою жизненную позицию. Все плохое от Бога, а сносное создают люди, сцепив зубы, сопротивляясь обстоятельствам, собственному страху, лени и противодействию себе подобных – тупым и злым своим собратьям. Невероятные усилия единиц против действующей вразнобой, но мощно дышащей мышечной массы, лишенной интеллекта… Трактор двигался, уверенно полз с пригорка, сдирая ковшом кусты можжевельника, сдирая с присиженных мест кривенькие низкорослые сосенки, жалкие, высохшие без заботы кипарисы. Махина ползла прямо на Наташу. Подтверждая все возможные законы физики из раздела «механика» (которые Наташа, в отличие от единоверцев, все же знала, ибо не бросила школу на стадии представлений о круговороте воды в природе), трактор, споткнувшись об зубчатый неотесанный камень, вздыбился, подняв вверх три колеса. Погарцевав на одном, порычав вхолостую, он завис в этом положении на несколько секунд, словно решил немного покрасоваться, а затем сорвался и рухнул вниз… Вместе с молодым кипарисом попала под купол ковша и юная Наташа. Рок, да и только…