Девять дней (ЛП)

Я люблю её. Люблю. Из — за этого мне действительно трудно её отпустить, чтобы попрощаться с ней. Я знаю, что она не будет слишком опечалена моей смертью; я даже не уверена, что её это вообще будет волновать.
Поэтому я пишу ей письмо, в котором заявляю, как мне жаль. Как ужасно я себя чувствую из — за того, что затаила обиду, когда всё, чего она хотела, — это чтобы её любили так же сильно, как моего отца любит… Лиз. Мне жаль за то, что я была ребёнком, как она всегда говорила.
Мои родители оба изменяли друг другу. Они никогда не питали друг к другу теплых чувств, несмотря на то, что были женаты. Их брак был всего лишь платоническим и использовался только для получения финансовой прибыли.
И, вероятно, потому, что у них было двое общих детей.
К тому времени, как я заканчиваю писать письмо своей матери, мы с Колином подъезжаем к её дому. Теперь осталось только письмо для Аарона.
— Держу пари, она возненавидит меня. — Я замечаю, что руки Колина дрожат, поэтому беру их в свои и целую костяшки его пальцев.
Мы не заявляли официально о том, что мы собой представляем, и не собираемся этого делать. Но мы оба знаем, что между нами есть нечто большее, чем просто дружба. Может быть, друзья, имеющие выгоду друг от друга? Как-то так, верно? Друзья, которые время от времени трахаются и целуются? У нас даже не было этого разговора.
— Она полюбит тебя, — уверяю я его, но Колин, похоже, не слишком убеждён. Я тоже.
— Ты когда-нибудь смотрела на меня? — конечно я смотрела. — Каждая мать на этой планете говорит своим дочерям держаться от меня подальше.
Я усмехаюсь. Он определённо прав. Не похоже, чтобы у Колина были какие-то добрые намерения по отношению к кому-либо. И до того, как я узнал его чуть получше, даже я думала, что он плохой парень.
Не то чтобы в сексуальном смысле, он, конечно, красив. Я имею в виду, по-настоящему плохого человека.
Я ненавижу себя за то, что попадаю в ловушку стереотипов всякий раз, когда у кого-то появляется ещё пара татуировок. И я знаю, что моя мать будет осуждать его за это, возможно, даже не даст ему шанса доказать, что он отличный парень.
— Мы пробудем здесь всего час. Я все равно не могу находиться рядом с ней слишком долго, — говорю я ему, когда мы подходим к входной двери. Мы останавливаемся, и глаза Колина почти мгновенно встречаются с моими.
Жаль, что я не могу описать то, как он смотрит на меня. Это мило, и я чувствую уважение, которое он испытывает ко мне, отражающееся в его глазах. Но в этом взгляде есть что-то ещё. Что-то, чему я не могу дать названия. У меня не хватает слов.
— Почему это?
Я вздыхаю, размышляя, стоит ли ему знать холодную и неприкрытую правду.
— На самом деле я ей не нравлюсь.
Не то чтобы он не стал свидетелем её ненависти меньше чем через две минуты.
Колин изучает меня, изучает мои слова так, словно пытается найти в них хоть крупицу ложной информации. Но он не может, я действительно не нравлюсь моей матери.
— Колин, она — единственный человек, который у меня был. Она была для меня замечательной матерью. Но она не всегда была добра ко мне. Я тоже не была с ней добра. У нас были свои трудности, много споров и ненависти. Она вздохнула с облегчением, когда я уехала учиться в колледж.
Технически, я могла остаться дома и учиться в колледже. Я могла каждый день ездить на занятия на автобусе или маминой машине, так как наш дом находится не слишком далеко от кампуса. Но я хотела уйти.
Он моргает. Один раз. Второй. Не произнося ни слова. Он просто смотрит на меня и моргает, как будто ждёт, что я продолжу. Как будто он ждёт, что я скажу, что сейчас всё в порядке. Но это не так.
— Она неряха. Большую часть времени я выполняла работу по дому. Я убиралась за ней. Скорее я была для неё матерью, чем она для меня. Не с самого начала. Это началось, когда мне было около пятнадцати, — объясняю я. Колин продолжает молчать. — Тогда я наговорила ей много обидных вещей. Думаю, что именно тогда я и начала ей не нравиться. Она никогда бы не сказала этого мне в лицо, но я чувствовала, что между нами что-то не так.
 
— Хорошо, — говорит он почти шёпотом.
Мгновение спустя мы сидим за кухонным столом. Моя мать курит сигарету, глядя на Колина так, будто она никогда никого не видела. Она смотрит на него с отвращением.
Я знала, что буду неправа, если скажу, что Колин понравится моей матери. Ей даже я не нравлюсь, так как же он должен был ей понравиться?
Я чувствую, как Колин напрягается, особенно теперь, когда наши пальцы переплетены. Он не произносит ни слова. Все, что он делает, — это смотрит на меня, потом снова на мою мать.
Моя мама даже не потрудилась поздравить меня с днём рождения, когда мы вошли внутрь, и не предпринимает никаких попыток сделать это сейчас.
Я могла бы поклясться, что она собиралась… до той секунды, пока не заметила Колина рядом со мной; моя мать превратилась в каменную глыбу — бесчувственную и холодную.
— Ну, это твой парень? — говорит моя мать с отвращением.
— Да, — на самом деле нет, подумала я.
— Понятно. — Она выпускает дым в мою сторону, прекрасно зная, что я ненавижу, когда она это делает.
Меня не волнует, что она курит. Это её собственное тело, она может делать всё, что, чёрт возьми, захочет. Но это не даёт ей права заставлять меня пассивно курить вместе с ней.
По крайней мере, Колин, похоже, испытывает такое же отвращение к дыму. Хотя он старается этого не показывать. Я, с другой стороны, кашляю, размахиваю руками, чтобы освободить не только зрение, но и воздух, который я вдыхаю, от дыма.
— И ты спортсмен? — спросила она.
— Да, — отвечает Колин, одаривая мою мать неловкой улыбкой. Бьюсь об заклад, он жалеет, что вообще пришёл.
Теперь, когда Колин познакомился с моей матерью, я уверена, он скажет Аарону, что не стоило с ней знакомиться. С моей стороны это облегчит задачу, потому что тогда мне не придётся слишком много говорить о нашей матери в его письме.
— Прямо как Аарон, — говорит моя мама. Я чуть не задыхаюсь, в то время как Колин задыхается.
За шестнадцать лет она ни разу даже не упомянула имени Аарона. Никогда этого не говорила. Всякий раз, когда я пыталась заговорить о нём, моя мать уходила от этой темы и говорила мне перестать думать о нём.
Так откуда, чёрт возьми, она знает, что Аарон спортсмен? И почему она связала Колина с Аароном?
Колин смотрит на меня глазами, полными страха. Он понятия не имеет, что сказать, и я тоже. У меня так много вопросов, но я не знаю, с чего начать.
— Я знаю, что сегодня вечером вы будете вместе. — Теперь пришло моё время напрячься. — Будете вместе праздновать ваш день рождения.
— Мам, — мне нужны ответы, — откуда ты это знаешь?
— Не говори глупостей, Лили, — говорит она, смеясь. — Вы встречались с ним слишком долго. Я знаю, что вы встречались. Как ты думаешь, почему ты начала мне не нравиться?
— Потому что я плохо себя вела?
Будь я проклята, если её открытое признание в том, что я ей не нравлюсь, не ранит меня в самое сердце. Я имею в виду, что до этого… месяц назад, но я думала, что это было сгоряча, и это просто вырвалось.
— Так и есть, — соглашается она. — Твой отец знал, на что он тебя подписывал, когда поддерживал с тобой связь. У нас было очень мало правил, и здесь он нарушал каждое из них.
Я не уверена, упоминает ли моя мама обо всём этом сейчас, чтобы отпугнуть Колина, или она просто сыта мной по горло. В любом случае, я отчасти рада, что она наконец произносит это вслух, имея в виду именно это. Я имею в виду, ненавидит меня. Это сделает расставание с этой поганой жизнью намного проще.
— Ты так похожа на него, — говорит она, улыбаясь. Это дьявольская улыбка. Если бы Колина не было здесь со мной, я уверена, что прямо сейчас выбежала бы за дверь. — А твой брат, он такой же высокомерный, каким я его себе представляла. Со своим богатым отцом, богатой заносчивой мачехой. Вы оба маленькие засранцы.