Неблагая

Мне кое-как удается сесть и выдавить несколько звуков из сухого обожженного горла. Зачем она меня трогает? Почему Исольда ей позволяет? Почему никто не дерется? Это, конечно, глупость, но вообще отрадно, что никто не пытается друг друга прикончить. Во мне не осталось ничего, чтобы биться, — ни причин, ни сил.
— Я в п-порядке.
— Конечно ты в порядке! — с сарказмом влезает Рейз. Зрение постепенно проясняется. Он стоит в паре метров от меня: руки сложены на груди, блестящие сапоги покрыты грязью. Моргнув, я осматриваю себя.
Ох.
Рукава и само платье обожжены и изорваны, будто меня драл зверь с горящими когтями. Через дыры видна нижняя рубашка — целая в стратегически важных местах, но к носке все равно уже не пригодная. А дальше — хуже: по всей длине рук, там, где кожу не закрывала ткань, краснеют тонкие рельефные пятна, узорчатые, как листья папоротника.
Я спохватываюсь. Рука взлетает к горлу — к счастью, кожаный шнурок цел, флакон не разбился. Я выдыхаю, сжимаю его, будто бы от этого станет лучше, и еще раз оглядываю платье.
Я вся в грязи. Мое любимое — испорченное, уничтоженное — платье никогда больше не станет небесно-голубым, но это меня волнует меньше всего.
— Исольда… — мой голос еще звучит нетвердо, — ты как?
Дождь смыл с нее почти всю кровь, и кто-то уже успел перевязать ей руку и голову, пока я была в отключке. Это вообще что такое?
— Просто треснулась головой. Сама-то как?
С сомнением смотрю на нее, но ничего не поделать.
— Бы… бывало и получше.
Тут влезает Олани, чуть ли не физически впиваясь в меня взглядом.
— Ожоги заживут. Одежда высохнет. Я даже не стану силой забирать компас и бросать тебя на милость стражников Лейры Уайлдфол, и это любезнее того, что сделали для нас вы.
— Олани, — голос Рейза звучит устало, как будто младший брат просит сестру его не дразнить. Но он смотрит не на нее. Он смотрит на меня. Меня буквально колет его взгляд: Олани повернула мою руку ладонью вверх, чтобы осмотреть раны, и он открыто таращится на заколдованный рисунок на моей коже. Он изучает линии, а не меня, и говорит: — Слушай, нам проблемы не нужны…
— Да что ты говоришь! — бормочу я и пытаюсь встать.
Исольда обхватывает меня крепкой рукой, помогая подняться и придерживая, чтобы я не свалилась.
— Вы следили за нами, — обвиняет она этих двоих. — Плевать я хотела, что вам нужно. Мы ушли с компасом, все честно и справедливо. Он наш.
Повисает неловкое молчание. Рейз ерошит свои мокрые волосы, Олани с внезапным интересом рассматривает ногти. У обоих такой вид, будто заговорить первым должен кто-то другой. Наконец Олани произносит:
— Он работает. Не знаю, что она сделала, но стрелка куда-то указывает.
Рейз перебивает, не обращая внимания на ее выразительный взгляд, направленный в его сторону:
— И как тебе это удалось, подменыш?
Я хмурюсь.
Он вздыхает, его широкие плечи опускаются. С него ручьями течет вода, отчего он похож на закрытый мокрый зонтик.
— Слушай, мне все равно как. Он нам нужен, и все.
Сомневаюсь, что невнятное «Понятия не имею, как это получилось» их устроит. Кроме того, о сотрудничестве с ними и речи быть не может. У меня и своих проблем хватает. Надо выбираться отсюда. Каждое движение причиняет боль, но я судорожно оглядываюсь по сторонам в надежде, что память меня подводит и я ошибаюсь.
Однако куда ни глянь — видны только грязная дорога, две лошади и смятая трава.
— Сили, успокойся. Дыши. Что не так? — Исольда пытается приобнять меня за плечо, но я ее отталкиваю, не в силах отдышаться.
Судьбы — моего вагончика, единственного моего дома за три года — больше нет. Бирч, наверное, тоже испугался, потерялся где-то в глуши, и все из-за моей неуправляемой магии.
— Она… — я не могу выдавить ни слова.
Кажется, я начинаю плакать. Или нет — по лицу хлещет дождь, так что непонятно.
Исольда быстро соображает, о чем я.
— Она сбежала, да.
Я закрываю лицо руками, прикусываю палец, чтобы не зарыдать, дрожу от напряжения. Олани и Рейз стараются не выдать удивления.
 
— Кто сбежал? — осторожно спрашивает Олани.
Рейз стоит весь бледный, взлохмаченный, мокрые волосы падают на лицо, сколько бы он ни пытался их убрать.
— Наша повозка. Может сейчас быть где угодно.
Бессердечная Олани держит лицо.
— Не нужна нам ваша повозка. — Потом она поворачивается и говорит куда-то в сторону, словно нас тут нет: — Нам нужен только компас. Я уже сказала, что…
— Не могу, — перебиваю я. Дрожа, протягиваю руку ладонью вверх, чтобы они рассмотрели рисунок. Я знаю, что они на него уже смотрели, но я хочу, чтобы они увидели. Чтобы поняли. Осознали магию, вбитую в мою кожу.
Даже если я захочу, то не смогу отдать ваш бесценный компас.
— Можешь, — отвечает Олани. — Даже если мне придется отрубить тебе руку и бросить истекать кровью в грязи, я все равно заберу компас.
Исольда выхватывает нож, хотя все еще нетвердо стоит на ногах. Тем не менее она произносит:
— Попытайся, а я посмотрю.
Тут свой нож достает Рейз, и ситуация снова очень быстро выходит из-под контроля, однако еще одно сражение мы не потянем.
Снова повисает молчание, все таращатся друг на друга, зажав в руках клинки, а дождь все громче и громче отзывается в моей голове. Головная боль, которая, кажется, в ближайшее время не намерена отступать — проклятье, как же больно бьет молния, — пульсирует в глазницах, никак не давая оформить внятную мысль.
— Слушайте, — бормочу я. Все оборачиваются ко мне. Мой голос дрожит и срывается, но я продолжаю: — Слушайте…
На лицах написано ожидание, но я не могу выдавить ни слова.
— Слушайте… — повторяю я и тереблю конец своей почти распустившейся косы. Она мокрая, и я вся мокрая — кажется, дождь пробрал до костей. — Я… я…
Слова застревают в горле и душат. Что со мной такое?
Исольда со вздохом убирает клинок в ножны, приседает, берет меня за руку и, глядя в глаза, успокаивающе говорит:
— Все в порядке. Не торопись. У тебя получится.
— Я… я не могу, — говорю я. Отлично. Слова пошли. — Избавиться от него. От компаса.
Я сжимаю руку, чтобы продемонстрировать, что он впечатан в меня намертво, потому что — вдруг меня не поняли?
Исольда молчит. Рейз сжимает губы в жесткую линию. Они с Олани обмениваются взглядами, и та кивает.
— Так, — говорит он. — Может, как-то уладим? Нам сокровища не особо нужны.
— Ну… — вступает Олани, но прикусывает язык, быстро взглянув на него.
— В каком смысле? — сухо спрашивает Исольда.
Рейз рассматривает нас обеих.
— Тридцать процентов, — говорит он. — Я просто ищу то, что называется наследием Уайлдлайн. Остальное не имеет значения. Отведете нас туда — забирайте себе тридцать процентов найденного, ну или соответствующую долю в переводе на золото. Как вам больше нравится.
Я закрываю глаза и жду, когда боль хоть немного утихнет, чтобы собраться с мыслями. Мы им нужны. Они нам — нет. Но с виду они лучше подготовлены к этому путешествию и возможным сюрпризам в пункте назначения, чем мы. Они уже добрались до нас, а это значит, что, даже если мы сейчас удерем, они все равно нас найдут.
Значит, особого выбора нет.
— Пятьдесят, — говорю я.
Рейз отвечает слишком быстро:
— Договорились.
Надо было просить больше. Исольда очень тихо, чтобы слышала только я, спрашивает:
— Силс, ты уверена?
Я киваю. Как стратег она лучше меня, но если из создавшейся ситуации и есть выход, нам обеим он недоступен.
— Так вы в деле? — интересуется Олани. Потом смотрит на Исольду. Та кивает:
— Если она согласна, то я тоже. Мы отыщем наш вагончик. А потом отведем вас… куда укажет эта штука.
Исольда плохо выглядит, но голос ее звучит твердо.
Рейз качает головой, и у меня все внутри обрывается так резко, что меня мутит.
— У нас нет времени мотаться за беглыми повозками, — с укором говорит он.