Тень ищет своё место (СИ)
И женщина, миг назад горделиво-спокойная, расхохоталась: горько, страшно, навзрыд. Онга, с выражением холодной брезгливости на лице, отвесил ей оплеуху. Не такую сильную, как Стурши: Нархана устояла на ногах. Прекратила безумный смех, выпрямилась — плюнула в лицо Повелителю. Онга небрежно уклонился от плевка, погрозил ведьме пальцем. А потом вдруг шагнул вперёд и обнял её, прижал к себе, как обнимают очень-очень желанных после долгой разлуки. И дерзкая ведьма неожиданно покорно к нему прильнула!
Неужто, прямо тут и закувыркаются, позабыв былые распри? Ой, нет! Стурши глазам своим не верил: Онга просто вмял Нархану в себя, как слепляют два снежка. Миг, и нет больше никакой ведьмы, только Повелитель стал на полголовы выше, шире в плечах, величественнее и грознее. С коротким смешком подобрал с пола жертвенный нож — ахнул о стену, так что камень разлетелся мелким брызгами.
Стурши обмер! Этим ножом Скундара принёс его в жертву. Но с тех пор, как Стурши заполучил ножик в свои руки, старый улу казался ему родным и почти живым. Да и ведьма…
— Запомни, Стурши: отныне так будет с каждым, кто встанет против меня, будь то живой, призрак или тень. Я никому не позволю наносить мне новые раны, причинять боль. Идём дальше, я заберу другое своё имущество.
Стурши сглотнул внезапный страх и сообщил: по праву, по долгу слуги:
— В этом Доме Теней имеется прекрасная кладовка, о Повелитель. Не желаешь ли взглянуть?
Онга соизволил осмотреть колдовские припасы и велел Стурши забрать с собой кое-что. А потом, когда Стурши под завязочку набил котомку, Повелитель сам утянул Тень на изнанку сна и вывел в пустой квадратной комнате со стенами гладкими, как в логове мудрых при ярмарке. Здесь царил уже привычный мрак: Стурши перестал удивляться, что видит без света, и для Повелителя Онги это было в порядке вещей. А ещё в комнате было душно, как не бывает ни в диких пещерах, ни в домах охотников. Казалось, сам воздух здесь давным-давно умер, и тлен его иссох.
Онга осмотрелся, недовольно хмыкнул. Пробормотал что-то, шевеля пальцами. В одной из четырёх стен, на вид, совершенно глухих, возник дверной проём. Тяжёлая дверь отворилась сама собой, плавно, беззвучно. Повелитель шагнул в комнату, заметно больше первой. Снова огляделся — разразился руганью на незнакомом Стурши языке. Однако никаких сомнений, что поминает он щуров на двести пятьдесят шесть щуровых колен!
Закончив браниться, Онга зажёг яркие колдовские искры и медленно прошёлся вдоль стен. Два круга: то простукивая гладкий камень, то напевая, то шепча заклятия. Закончил — покачал головой. Шагнул на середину, к большому, странного вида металлическому столу. Взял единственный лежащий там предмет: кусок тонкой кожи вроде той, что натягивают на барабаны. Вгляделся в знаки, начертанные на коже — одним рывком разодрал напополам, испепелил огнём из глаз. Перевёл яростный взгляд на Стурши, который так и замер на пороге комнаты, не смея войти.
Беззаконник уже попадался под руку Великому во гневе, потому не ожидал ничего хорошего. Ужас, почти неведомый прежде, скрутил ему потроха. Накажет Повелитель — или сразу поглотит, как Нархану? Однако Онга глубоко вдохнул, выдохнул… Улыбнулся. Расстегнул одежду: от пояса вниз. Поманил Тень к себе.
Опускаясь на колени перед Повелителем, Стурши был безмерно счастлив, что снова уцелел.
***
Ромига проснулся от запаха еды. Где-то рядом готовили шуркь! Немного странноватый набор незнакомых приправ… Приправ? Он вспомнил, как отключился после похлёбки, пережил очень неприятный миг запоздалого испуга и сосредоточился на внутренних ощущениях.
Удивительно… Однако… Сейчас он чувствует себя просто превосходно! Только голова тяжелая, мутная, а всё остальное настолько в порядке, насколько на Голкья у него, пожалуй, ещё не бывало. Сердце работает, как часы, дышится легко, нигде ничего не болит. А что лежит он на тёплом, твёрдом и ровном, источающем тёмную энергию… Угадайте с трёх раз, что же это такое? Лежит он на этом совершенно голый, заботливо укрытый пледом… И голова… Ой, нет, после нормального сна здоровая навская голова так гудеть не может! Только после снадобий и арканов: хорошо, если целительских.
Кто-то рядом произнёс по-навски:
— Ромига, шуркь стынет! Ты думаешь, я буду ждать, пока ты размышляешь, просыпаться тебе, или нет? Вставай, ешь!
Улыбающийся Онга удобно расположился в кресле за низким столиком, сервированным на двоих. Второе, свободное, кресло поджидало Ромигу. Традиционная навская мебель странновато смотрелась среди сталактитов и сталагмитов, однако Онгу это нисколечко не смущало.
— Сперва отдай мне одежду, — сказал Ромига, садясь на своём каменном ложе. — И вообще, Онга, я не понял, что это было?
— Осложнение от плохо зажившей раны. Ты перетрудил себя и провалился в регенерационный анабиоз. Я счёл долгом залатать тебя, как следует. Как самочувствие?
— Спасибо, хорошо. А давно я? Сколько времени прошло?
— Да кто ж его знает! В этом месте время течёт, как ему вздумается, — рассмеялся Онга, глядя на кутающегося в плед Ромигу. — Не стесняйся, маленький нав, чего уж я там не видел, пока тебя лечил. Иди скорее есть.
Ромига замотался в плед, как в саронг, следуя минимальным застольным приличиям и оберегая особо чувствительные места от случайных брызг соуса. Шуркь оказался хорош, и некоторое время Ромига молчал, утоляя здоровый голод здорового навского организма. Но мяса — много, доедали уже не спеша, под разговор. Вопросов-то накопилась…
— Слушай, Онга, а как я набрал мышечную массу, если валялся тут в глубочайшем беспамятстве? — спросил Ромига, разглядывая свои руки.
Онга ласково улыбнулся:
— Тени кормили тебя. Мне грустно было смотреть на твои обтянутые кожей косточки, и я велел им. Скажу больше: я полюбопытствовал, поможет ли тебе то, что помогает мне?
— Ну, и как, удовлетворил любопытство?
— Да, вполне. Тебе помогает. Я разучился благодарить словами, но не разучился — делом. Ты вылечил меня, я — тебя. Теперь, если захочешь, Стурши проводит тебя в любое место на Голкья, куда ты скажешь. Но сперва я хочу расспросить тебя кое о чём.
— Спрашивай, — нахмурил брови Ромига.
Результат лечения ему, без сомнения, нравился, а вот методы… И как-то слишком сладкоречив стал Онга: не язвил, не подкалывал, даже «маленьким» почти не называл, но вряд ли оттого, что внезапно проникся уважением. Что у него на уме, как раз и можно понять из его расспросов.
А Онга вальяжно развалился в кресле и держал паузу, пока Ромига не поймал его взгляд, не заёрзал нетерпеливо.
— Ромига, кроме нас с тобой, на Голкья побывал ещё какой-то нав. Ты что-нибудь знаешь о нём?
Неожиданный вопрос, но любопытный. Почему бы не обсудить?
— Я слышал про некого Иули без имени, но не встречал его. Говорят, он куда-то сгинул. Уже давно, а я здесь меньше луны. Ты-то откуда узнал, лёжа тут?
— Мне кажется, я чувствовал его присутствие в мире, а потом перестал. А откуда узнал ты?
— Один голки обещал показать мне его дом.
— Ромига, а голки не сказал, давно ли тот нав сгинул?
— Лет пятьдесят или сто назад, по местному счёту.
Онга молчал довольно долго. Прочитать его эмоции Ромига не мог ни магически, ни по выражению лица. Лишь уши нава, острые кончики, торчащие из-под волос, выдали бурю внутри… Онга резко подался вперёд, сверкнул искрами в зрачках и возвестил:
— Ромига, ты понимаешь, что пока мы здесь, нам надо прояснить судьбу этого Иули? Вдруг, голки сделали с ним то же, что и со мной? Вдруг, он так же нуждается в помощи?
Ромига сам думал об этом, но возразил:
— Насколько я понял, жертвоприношения Камням у них очень давно под строжайшим запретом.
Онга зло рассмеялся:
— Кому и когда это мешало? Вон, Стурши стал Тенью милостью одного из шаманов, сугубых поборников этого, так называемого, закона.
Ромига склонил голову, соглашаясь.
— Онга, если я побываю в его доме, возможно, я найду какие-то следы и пойму, где искать. И голки я расспрошу подробнее. А что собираешься делать ты?