Ведьмины камни (СИ)
Судя по голосу, кричавший не верил глазам и думал, что разговаривает с мороком. Говорил он, разумеется, по-славянски, и ответ ему дали, когда к Эскилю подошел Сигурд Валун: он прожил на Руси лет пять-шесть и понимал славянский.
– Сдавайтесь! – крикнул он вверх, обращаясь к головам в бойницах боевого хода. – Ваш бойарин мьертв. Йесли вы мирно открываете ворота, мы не убиваем людей.
– Кто мертв, что ты лжешь?
Видимира разбудили, когда Домыш, пастух, хотел собирать стадо и выглянул со стены. Теперь уже весь город поднялся, но, хотя на пришельцев смотрели две сотни пар глаз, эти люди из тумана, пришедшие на грани ночи и дня, всем казались мороком. Казалось, стоит только подождать восхода солнца – и они исчезнут. Их появление даже не сразу догадались связать с нападением на Забитицы, ради чего уехал на запад Несвет – так не соответствовало это зрелище ожиданиям.
Но самая ужасная неожиданность была еще впереди.
– Покажите, – велел Эскиль.
Тело Несвета он распорядился взять с собой, и его привезли, завернутое в собственный Несветов плащ. Зная, какого высокого рода был этот человек, Эскиль понимал, что его смерть сама может побудить жителей, оставшихся без вождя, сдаться без сопротивления.
Тело вынесли из лодки, положили там, где со стены было хорошо видно, и развернули плащ.
Некоторое время люди на стене его рассматривали. Спрашивали у тех, у кого глаза получше, спорили, правда это или варяги лгут.
– Все его люди тоже убиты, – добавил Сигурд Валун. – Они напали на нас первыми.
– Спроси, кто теперь у них главный, – велел Эскиль.
– Это я! – закричал в ответ Видимир. – Я, Видимир, Несветов сын! Вы, упыри болотные! Да как вы смеете! Мой отец – человек знатного рода! Сын Олава! Да вам за него…
Он перешел на язык руси, но сам едва понимал, что говорит. Он узнал тело своего отца, но рассудок решительно отказывался верить глазам; в ушах шумело, голова кружилась, бревна боевого хода подрагивали под ногами. Его сильнейшим чувством сейчас была даже не горе, а возмущение. Ничего подобного не должно было случиться, не имело права!
– Ётунова кочерыжка!
Восхищенно присвистнув, Эскиль снял шлем.
– Эй! – Он помахал Видимиру. – Это ты, пискун! Вот мы и встретились снова! В тот раз, зимой, ты так быстро сбежал, что даже не попрощался! Узнаешь меня? Я – Эскиль Тень! Помнишь, как подстерегал меня за углом у отхожего места, сжимая дровяной топорик и дрожа от страха? Небось сам тогда лужу надул, пока ждал!
– Прах тебя дери…
– Помню, помню желтое пятно на снегу, где ты стоял! – под хохот товарищей продолжал Эскиль. – Уж и избегалась тогда твоя нянька, пока достала тебе сухие порточки!
Видимир снова опешил и какое-то время лишь недоверчиво моргал. Нет, это точно страшный сон. Мертвое тело отца – и этот белобысый гад, знакомый по той поездке в Хольмгард две зимы назад.
– Да неужто опять ты? – в ярости закричал Видимир. – Из какой дыры ты вылез, задергай тя волк!
– Вижу, ты мне тоже рад! – Эскиль засмеялся с искренним удовольствием. – Боги видели, что мы как-то нехорошо расстались в прошлый раз, вот и помогли нам встретиться снова!
– Чего вам здесь надо? Чего вы от нас хотите? По какому праву убили… моего отца? Я убью тебя, кол тебе в хайло!
Видимира трясло от ярости – смешение старых и новых обид породило такую волну гнева, что темнело в глазах.
– Так приди же! – Эскиль, держа в одной руке свой шлем, с издевкой распахнул объятия. – Жду тебя здесь! Ты одолеешь – мы уходим и ничего не трогаем. Ты даже получишь мое снаряжение. Это хорошая сделка – чтобы взять что-то подобное, тебе иначе пришлось бы прогуляться в Грикланд! Я одолею – вы открываете ворота и сдаете городишко. И мне будет принадлежать все, что принадлежит тебе – этот город, дом, все добро и твоя жена! Ладно, няньку можешь оставить себе.
Видимир ответил только бранью; от ярости он плохо понимал подробности, но уяснил, что тот наглец, которого он уже однажды пытался истребить, вызывает его на новый бой, стоя над телом его, Видимира, отца. Месть, и немедленно – вот единственное, о чем он мог сейчас думать. И горе потери, и сама будущая жизнь отодвинулись так далеко, что стали несущественны. До свершения мести никакой жизни, никакой иной мысли у него не могло быть.
– Ты принимаешь условия? – крикнул Эскиль снизу.
– Жди!
Бегом вернувшись к себе в избу, Видимир с помощью пары отроков стал одеваться. От возбуждения дрожали руки, но он был так захвачен своей яростью, что даже не боялся, как бы эту дрожь не приняли за признак страха. Мельком он удивился, почему в избе нет Хельги, но только вспомнил, что сам отослал ее… куда-то. И хорошо. Змей варяжский в ту зиму подбирался к Хельге – и теперь он ее не увидит. Шишку выкуси…
Отчасти ожидая, что Ингвар все же вынудит родичей принимать участие в его походах, после той памятной зимы Несвет и для сына заказал полное снаряжение: варяжский шлем, кольчугу, несколько щитов с умбонами из железа – а не из березового капа, как иногда делают по бедности. Обучал его обращаться со всем этим Халльдор Ель – русин из Силверволла, бывший воспитатель Арноровых сыновей; он прожил в Видимире два года и уехал только после женитьбы молодого ученика. Благодаря ему Видимир мог быть уверен, что умеет все то же, что и его противник. Теперь он не тот отрок, что прятался за углом клети, стиснув в руках дровяной топорик… Теперь он – мужчина, внезапно ставший главой городка. И хотя Эскиль по-прежнему старше и крупнее, у него все же есть надежда на победу.
Вся жизнь Видимира сосредоточилась для него в ближайшей сотне шагов – выйти из дома, пересечь площадь, за ворота, к площадке, где ждет его тот, кто отнимает у него все – честь, родичей, городок, названный его именем. Что будет после того, как они обменяются первыми ударами, Видимир не думал – такое далекое будущее для него не существовало. Нанести врагу этот первый удар – вот все, к чему он сейчас стремился мыслью, духом и телом.
Ворота приоткрылись, выпустили его и тут же затворились снова – варяги были слишком близко. Жители толпились на боевом ходу с этой стороны – вокруг ворот мужчины, подальше, откуда хуже видно, женщины и дети. Со стороны поля никого не было, за теми воротами и склонами никто не следил; вздумай варяги использовать это поединок для отвлечения внимания, они сейчас без труда влезли бы на стены, и никто бы не заметил. Видимирь никогда еще не подвергался осаде, никто здесь не имел опыта ратных дел, а распоряжаться, пока боярский сын готовился к поединку, оказалось больше некому.
Эскиль ждал. Сейчас он выглядел не так, как Видимир его запомнил по той зиме – ни нарядного шелкового кафтана, ни дорогих украшений, даже длинные светлые волосы, которыми он явно гордился, спрятаны под шлемом. Поверх кожаной рубахи был греческий доспех из стальных чешуек. В левой руке красный щит со следами ударов, в правой – дорогой меч-корляг, пока что опущенный концом к земле. Серые глаза пристально смотрят сквозь отверстия полумаски.
При виде противника на лице варяга появилась та же наглая усмешка. Как и в ту зиму, она бесила – так мог бы смотреть Змей Горыныч на мальчика, присланного ему на ужин.
– Эй ты, как тебя там? – Хоть Эскиль и назвал свое имя, Видимир его не помнил. – Эк ты весь в железо-то заковался! Небось и задница в железе!
– Этот панцирь – моя добыча из Грикланда, – не без гордости ответил Эскиль. – Когда-то его носил какой-то греческий стратиг. Но я понимаю, тебе-то неоткуда взять такого. Ты прав, будет смешно, если я стану защищаться железом от такого пискуна, как ты. От цыпленка с клювиком… Погоди.
Он развел руки в стороны, и подскочившие варяги, забрав у него меч и щит, стали расстегивать боковые ремни клибаниона. Вскоре Эскиль уже стоял, вновь готовый к бою, но без доспеха, только в кожаной рубахе и шлеме. Отдав меч, он взял вместо него секиру с торчащим вперед острым углом – будто клюв того ворона, что уносит жертвы для Отца Ратей.
– Никто не скажет, что я убил тебя бесчестно… разве что твоя нянька! – добавил он, ухмыляясь.