Хочу тебя жестко (СИ)
В аудитории я занимаю сразу шесть мест, разложив на них тетради, и, достав из рюкзака булку, с удовольствием вгрызаюсь в нее, унимая урчащий от голода живот. Господи, люблю своего брата, который запихнул мне с утра эту плюшку в рюкзак. Он самый заботливый брат в мире.
— Катя, опять булки жрешь? — звучит над головой недовольный голосок Светы, и я поперхиваюсь от неожиданности. Черт, явились, не запылились. Быстро же они. — Жопа не влезет в двери института.
— Отстань ты уже. — огрызаюсь я.
— Бове, у мевя вубы бволят. — шепелявит рядом Алена, и я, удивленно обернувшись, лицезрю эту дуру с кроваво-красными варениками, накрашенными далеко за контур. Она плюхается рядом со мной на стул, растопырив перед лицом пальцы. — Я фоть новмально вывляву?
— Отвратительно. — выдаю я. — Похоже на жопу мартышки. Еще и слюна стекает. Тебе же сказали, что нельзя красить губы после процедуры? Что, если они у тебя сгниют?
— Но нофый фрефод...
— Ой, забей. — мрачно произносит Лиза, у которой, все-таки, умудрились, похоже, отобрать мамину “Живанши”. — Отрежут ей вареники, оставив на лице дырку - будет знать. Тупица тупая. У нее они уже опухли больше, чем надо.
— Эфо тфоя франая фомада!
— Это ты сраная, а помада - Живанши!
— Возьми салфетку и сотри, пока не поздно. — советую ей я, протягивая бумажный квадратик, который брат заботливо закинул в пакет вместе с булкой.
— Она фто, ф фаренье? — подозрительно смотрит на нее Алена. Кажется, адекватная часть ее личности начинает побеждать, и она, все же, нехотя тянется к салфетке. Конечно. Ее губы будто бы на глазах растут. Похоже, помадой она спровоцировала еще больший отек.
В этот момент дверь справа в аудитории с тихим стуком открывается, и большая часть студентов дружно поворачивают головы в ее сторону.
— Только уголок запачкался в варенье. — продолжаю я, не обращая внимания. Краем глаза я вижу темную фигуру, спускающуюся к преподавательскому столу, но я не Алена или Света, надеющиеся узреть Аполлона вместо препода, и уверена, что там нет ничего интересного. — Алена! Ты... — я смотрю, как она выпускает салфетку из руки и та планирует на грязный пол. — Ты дура?
— Ф жопу тфою салфетку! — подруга даже меньше начинает шепелявить. Она сидит, уставившись широко открытыми глазами вдаль, в сторону электронной доски. — Ты только пофмотри на него! Новый пфрефод! Вот это экфемфляр!
Что?
Я резко оборачиваюсь, чувствуя, как взлетает громкость и напряженность шепотков во всей аудитории. Что они там увидели, что...
Я даже не успеваю додумать мысль, как пересекаюсь с пронзительным и пристальным взглядом знакомых зеленых глаз. Так и замерев с недоеденной булкой в руке, я пялюсь шокировано на того самого извращенца, встреченного возле туалета.
Он небрежно кидает какую-то папку на преподавательский стол. Обычно, человек, оказавшийся под пристальным вниманием десятков студентов, немного смущается, и нервничает. Все по-разному: кто-то слишком лучится дружелюбием, начиная подыгрывать студентам, кто-то спешно пытается начать вести урок, даже не познакомившись как следует.
Но этот, кажется, вообще чувствует себя отлично. По крайней мере, быстрый взгляд, которым он окидывает аудиторию, показывает, что мы для него не больше, чем глупые мартышки в клетках.
И он снова смотрит на меня!
— Создайте тишину. — его голос звучит так, словно он не сомневается, что ему все повинуются - ну, так и происходит. Разговоры тут же становятся ниже и превращаются в едва шелестящие шепотки. — На ближайшее время - я ваш новый преподаватель по информационным технологиям.
“Блин” — мелькает в сознании. Я что... Я наехала на своего будущего препода? Боже мой. Катя, ты идиотка. Я чувствую его давящий взгляд, который по-прежнему направлен на меня. Он все запомнил.
— Катя, спрячь булку, дура! — шикает Света, и я растерянно опускаю руку.
— Она сражена наповал. — хихикает Таня слева от меня. — Кажется, мы нашли экземпляр, которому Катькина девственность, наконец, будет принесена в жертву.
— Пошли вы. — шепчу я.
— Скафите, фто я ф бфольницфу. У феня фейфяс фуфы ффорфуффя. — совсем неразборчиво стонет рядом Алена, и, резко смяв в руке бумажку, поднимается и выбегает из аудитории, прикрывая рукой лицо.
— Тупица. — хмыкает Лиза, вытирая салфеткой свою дорогую помаду. — Все-таки, ей ампутируют ее жуткие губищи.
Мне сейчас плевать на Алену - сама виновата. У меня другие проблемы. Я в шоке держу под столом булочку, чувствуя, как сахар на ней подтаивает в руке. Что мне теперь делать? Подойти после пар и извиниться? Он такой молодой, может и не воспринять извинения. Только взрослые преподаватели милостивы к глупостям студентов.
Как я его обозвала? Извращенцем и придурком? Боже...
— Цветкова Екатерина. — словно топор палача, обрушивается на меня его голос, и я вздрагиваю, подняв растерянный взгляд. О, нет. Он реально меня запомнил. Теперь я это точно знаю. На его лице мелькает тень издевательской усмешки. — Верно?
— Ага... — бормочу я.
— Отлично. Именно вы расскажете мне последнюю тему, которую вы проходили на последней паре.
Вот так и начались мои бесконечные мучения в институте.
Глава 10
Тогда многим казалось, что судьба этого симпатичного преподавателя - быть красивой куклой для горячих студенческих фантазий, которую никто особо не станет воспринимать всерьез. Из-за его молодого лица, все посчитали, что наглые студенты быстро присядут ему на шею и прокатятся на ней с комфортом до самого выпуска.
Мало кто с первого взгляда разглядел в нем тирана с железной волей. Вероятно, я была первой.
Не знаю, для чего я это вспомнила, но все месяцы нашего знакомства с профессором было ужасными. Мои слезы и унижения на зачетах, бесконечные придирки от этого садиста и взгляд “я тебя в асфальт втопчу”.
Если я училась плохо - мне влетало, училась хуже - влетало еще сильнее. Каждый раз, заглядывая в расписание пар, я начинала чувствовать жуткое дыхание стоящего за моей спиной надзирателя с плеткой, стоило мне увидеть предстоящие пары с профессором. Ладони потели, ноги отнимались, а в голове образовывалась позорная пустота.
Сердца у этого человека не было. Так что я зря впивалась ногтями в его левую сиську, пытаясь как-то задеть. Это ледяное мертвое чудовище, восставшее из ада, чтобы мучить студентов.
Взгляд профессора, направленный на мою руку, мрачнеет, словно кто-то случайно приподнял шторку и выпустил часть его демонов.
— Тебе лучше убрать руку, Цветкова. Сломаю.
— Вы чертов псих. — произношу я, прикрыв глаза и моя ладонь, дрогнув, соскальзывает с мышц этого ублюдка. — Между прочим, вы первый начали. Слезьте с меня и дайте привести себя в порядок, и больше я никогда к вам не прикоснусь.
— Тогда веди себя тихо и послушно. Для твоей же безопасности. — произносит он, и, отпустив мой ошейник, выпрямляется. У меня чувство, что с моей распластанной на постели тушки только что слез огромный ягуар, до этого намеревающийся сожрать меня. Я еще какое-то время наблюдаю, как профессор уходит в ванную комнату, не решаясь пошевелиться, и только когда щелкает замок, резко сажусь и достаю телефон.
На нем несколько непрочитанных сообщений от брата.
“Эй ты, коза. Тебя, блядь, зачем туда понесло? Клубов поближе не нашлось?”
“Тут всю дорогу размыло к чертям”.
А-а. Значит, братик действительно решил проверить мои слова и ткнулся бампером в знак дорожных работ.
“Координаты мне конкретнее дай, где находишься. Тут по лесу недалеко, пешком доберусь”.
Я закашливаюсь, поперхнувшись воздухом после этого сообщения и тут же бросаюсь набирать ответ.
Псих чертов. Это для него по лесу недалеко! Он человек, который в восемнадцать с радостной рожей бросился служить в армию, а потом работал в каких-то гребенях по контракту. После этого прогулка в несколько километров по ночному лесу становится всего лишь веселым путешествием.