Империя Искушения (ЛП)

Я этого не ожидал. Исходя из того, что я помню о Флавио Сегрето, я предполагал, что его дочь будет… менее привлекательной, чем эта.
И как она на меня посмотрела? Любопытство. Интерес. Большинство женщин в моей стране знали достаточно, чтобы распознать опасного мужчину, но Валентина позволила мне подать ей вино и остаться с ней наедине. Ma dai18, эти американцы. Никакого самосохранения. Если бы она была моей женщиной, такой мужчина, как я, не подошел бы к ней ближе, чем на пять метров.
Хотел ли я отвезти ее сегодня вечером домой? Черт, да.
Но по многим причинам я не мог. Поэтому мне нужно перестать фантазировать о всех способах, которыми я хотел бы осквернить эту прекрасную девочку.
— Я не для этого остался и не приготовил тебе ужин, — спокойно сказал я.
— О, — она опустила взгляд и намотала на вилку еще одну порцию пасты.
— И ты слишком юна для меня, — сказал я, скорее себе, чем ей.
— А сколько тебе?
— Достаточно, чтобы быть слишком взрослым.
Тридцать восемь, но число ничего не значит, когда дело касается возраста. Важен был жизненный опыт, а я прожил сто лет как Дон Бенетти. Я был убийцей и наркоторговцем. Главой преступной империи, которая простиралась по всей Италии и Европе. То, что я сделал и видел, ужаснуло бы большинство обычных людей. Я не хотел отвечать перед женой и не хотел подвергать кого-либо риску. Вот почему я не женился, почему я не женюсь.
— Да, я иногда тоже так себя чувствую, — сказала она, вытирая рот салфеткой. Затравленный взгляд в ее глазах, печаль в складках ее рта? Это тронуло что-то глубоко в моей груди, точно так же, как когда я наблюдал, как ее сотрудники ушли от нее ранее. Я чувствовал, что эта молодая женщина потерялась в море, держась за очень тонкую веревку пытаясь удержаться на плаву.
Я помню, что часто чувствовал то же самое, когда принял на себя управление семьей после смерти отца. Мои братья были рядом, чтобы помочь, слава Богу. Так кто же помогал Валентине Монтелле?
После очередного глотка вина я изучил ее.
— Девушка в твоем возрасте должна учиться в колледже. Ходить на вечеринки и веселиться.
Она фыркнула. — Конечно. Я займусь этим в свободное время.
Я еще больше обозлился на ее отца. Даже косвенно, Сегрето мог это исправить. Он мог бы нанять других, чтобы они управляли этой дырой, позволив Вэл жить своей собственной жизнью.
— Ты сказала, что твоя мать была больна.
Она потянулась за вином и выпила. Ее голос был тихим и напряженным от боли, когда она сказала: — Ей поставили диагноз рак яичников, когда мне было шестнадцать. — Она пожала плечами, слегка приподняв их. — Она умерла два года назад.
— Мне очень жаль, bella.
И я понимал ее. Моя собственная мать была марионеткой моего отца, всегда выбирая его вместо своих детей. Я с юных лет научился не рассчитывать на нее ни в чем, включая любовь. Но я знал много хороших матерей, включая женщин, которые родили Габриэле и Леонардо. Я не был женат ни на одной из своих бывших любовниц, но мои мальчики пережили прекрасное детство, любимые обоими родителями.
— Спасибо, — сказала она. — Я все еще очень скучаю по ней, но наличие ресторана помогает мне чувствовать связь с ней.
— А твой отец?
Выражение ее лица замерло.
— Он нечасто появляется на горизонте. — Она осушила бокал с вином. — Он, по сути, отсутствующий отец. Просто приезжает в город на день-два, а потом снова уезжает на полдесятилетия. — Потянувшись за бутылкой, она чуть не опрокинула стакан с водой. — Черт!
Мы оба потянулись, чтобы придержать пустой стакан. В итоге я обхватил ее пальцы своими, и покалывания обожгли меня. Она не сводила глаз с наших рук, но я заметил, как она быстро втянула воздух.
Мы оставались так, наши руки соприкасались, в течение нескольких секунд, как будто никто из нас не хотел двигаться. Затем она наконец вытащила свои пальцы из-под моих и положила руки себе на колени. Я поднес бокал к губам, внезапно захотев чего-то покрепче вина. Мне нужно привести голову в порядок.
Дверь кухни распахнулась. — Вэл?
  
Там стоял молодой человек, на голове у него была бейсболка, а на талии был грязный фартук. Его взгляд обшарил комнату и остановился на столе, где я сидел с Валентиной. Затем он посмотрел на меня, его глаза слегка сузились. Хотя я его не знал, я не отступил. Я ответил ему ровным, спокойным взглядом. Как будто у меня было право находиться здесь.
— Джон! — сказала Вэл, наклоняясь в кресле, чтобы посмотреть назад. — Как там дела?
— Я только что закончил. Но, может, мне стоит остаться еще немного. Пока ты не закончишь есть.
— О, я закончила. — Она откинулась назад и подняла руки. — Я больше не могу есть.
Джон подошел к столу и начал убирать наши тарелки. — Я отнесу эти тарелки обратно. Тебя подвезти домой?
Вэл коснулся его руки и мои челюсти сжались. Кем был этот мужчина для нее? Не парнем, потому что не возникло бы вопроса, как она доберется домой. Парень отвез бы ее домой и трахал бы ее всю ночь напролет.
— Тебе не обязательно это делать, — говорила она. — Я уберу.
— Это не проблема, — сказал он, расставляя тарелки и столовые приборы. — Я не против. Я их помою, а потом отвезу тебя домой.
Намек ясен, он не доверял мне. Хотя я едва ли мог его винить, мне это не нравилось. Я заметил татуировки на его руках и шее, некоторые грубые, как будто нарисованные рукой. Итак, тюрьма. Я задавался вопросом, что он сделал, чтобы заслужить срок за решеткой. Он не показался мне закоренелым преступником. Как и я.
— Джон, да? — спросил я, расслабляясь в кресле. — Как долго вы здесь работаете?
Он не ответил сразу, поэтому Вэл заполнил тишину, сказав — Джон, это Лука ДиМарко. Лука, это Джон Натале. Он был моим посудомойщиком последние полтора года.
Натале. Значит, итальянского происхождения. Я бы приказал своим людям проверить его. — Piacere19, Джон Натале, — пробормотал я.
Приятно познакомиться, ублюдок.
Он кивнул головой, затем взял стопку посуды в руки и понес ее на кухню. Когда мы снова остались одни, Вэл сказала — Обязательно было так его запугивать? Он хороший работник.
— Запугивал? Я же был очень дружелюбен.
— Дружелюбно, конечно. Слушай… — Она глубоко вздохнула и слегка наклонилась. Ее пальцы играли с ножкой бокала, пока она смотрела на стол. — Ты здесь, в Паесано, в моем ресторане. Типа, ты итальянец, и это заставляет меня задуматься… Ты здесь из-за чего-то, связанного с моим отцом?
Она была умной девушкой. Это был хороший вопрос, правильный вопрос, который нужно было задать.
Ложь, которую я подготовил, висела у меня на языке. Я намеревался придумать историю, чтобы быстро посадить ее на самолет, а затем передать ее Пальмиери. То, что произойдет дальше, не моя проблема. Если бы она или Сегрето умерли, пусть так и будет. У меня были свои проблемы. Мне нужно вытащить Никколо из тюрьмы, прежде чем он разрушит всю мою империю.
Но это было до того, как я увидел, как она держится за это место ногтями. До того, как я услышал, как урчит ее живот, потому что она заботилась обо всех остальных прежде, чем о себе. До того, как я заметил усталость в ее глазах, которая заставила меня захотеть помочь ей любым возможным способом…
И она только что призналась, что Сегрето появляется здесь время от времени. Это означало, что он был близко, следил за своей дочерью, как я и подозревал.
Возможно, я мог бы передать Флавио Сегрето напрямую Пальмиери, не прибегая к помощи Валентины.
Мне нужно это обдумать.
Встретившись с ней взглядом, я солгал.
— Нет. Я здесь по делу.
— О, хорошо, — тихо, почти мечтательно сказала она, потом ее щеки потеплели, и она прикусила губу самым очаровательным образом.
— Я имею в виду, хорошо, что это не из-за моего отца. Я на самом деле не так много знаю о нем и знать не хочу.
— Когда ты видела его в последний раз?
— Кажется, я мельком увидела его на похоронах мамы. — Она провела накрашенным ногтем по белой скатерти. Ее ногти были темно-красного цвета, цвет, который я счел очень сексуальным. — Но он со мной не разговаривал.